Овсянкин Е.И. ОГНЕННАЯ МЕЖА.

20 марта 2013 года исполнилось 100 лет со дня рождения В.Я. Леванидова, известного российского ихтиолога и гидробиологау. Малоизвестные факты из биографии его отца и деда приведены в историческом очерке Е.И. Овсянкина "Огненная межа". Сложная судьба родственников Владимира Яковлевича наложила определенный отпечаток и на его жизнь, повлияла на его характер, мировоззрение и отношение к людям, стране. Понятие чести, совести, ответственность за судьбы людей и стойкость в преодолении жизненных препятствий - достались ему в наследство от его далёких и ближайших предков, которые на переломах истории, отстаивали ту Россию, которую они считали настоящей.

......................................................................................

Овсянкин Е.И. Огненная межа. Архангельск. 1997
Автор книги, кандидат исторических наук, почётный доктор Поморского университета Евгений Иванович Овсянкин на основании разнообразных источников рассказывает о событиях, происходивших в первой четверти XX-го века на территории Шенкурского уезда Архангельской губернии.

Известно, нет событий без следа:
прошедшее, прискорбно или мило,
ни личностям доселе никогда,
ни нациям с рук даром не сходило.

А.К. Толстой

От автора

В книге "Огненная межа" отражены события, происходившие в Важском крае в первой четверти XX века.
По мнению автора, этот отрезок времени представляет собой одну из самых сложных и драматичных страниц в многовековой истории древней шенкурской земли. Менее чем за два десятка лет уезд потрясли крестьянские выступления, происшедшие в ходе первой русской революции 1905-1907 гг., столыпинские аграрные преобразования, вооруженное восстание мобилизованных в июле 1918 года, вторжение иностранных войск, ожесточенные бои наспех созданных отрядов Красной Армии с антисоветскими силами, разгул красного и белого террора. Некоторые из этих событий получили не только губернский, но всероссийский и даже международный резонанс.
Возникает вопрос: каковы же причины всех этих сложных исторических явлений, и в особенности столь резкой реакции шенкурских крестьян на действия царского правительства и новых органов, пришедших к власти после революционных событий 1917-1920 гг.?
Автор не ставил своей целью дать общий очерк истории уезда того времени в связном и последовательном изложении. Он стремился раскрыть малоизвестные факты и события, сведения о которых долгое время скрывались в спецхранах различных архивохранилищ. Все очерки появились благодаря тому, что стало возможным откровенно писать о людях, имена которых на долгие годы были вычеркнуты из нашей истории или деятельность которых освещалась односторонне.
Современному читателю, даже трудно представить, что такой важный процесс, как установление Советской власти в городе и уезде, десятилетиями преподносился в работах обезличенным. И.В. Боговой, Н.Ф. Пластинин, В.Г. Боговой, С.К. Попов и многие другие члены первых составов исполкома уездного совета, активные члены партий большевиков, левых эсеров и тем более правых эсеров и кадетов на десятилетия превратились во "врагов народа", имена их практически не упоминались.
Опираясь на широкий круг источников и в особенности на архивные документы, автор стремился по возможности полнее воссоздать сложную картину минувшего, пытался приблизить читателя к описываемым им далеким временам, остерегаясь при этом как стереотипных суждений, бытовавших в прошлом, так и домыслов.
Некоторые сведения о событиях в Шенкурском уезде в этот период приводились в различных изданиях, но пока еще нет обобщающих работ. Поэтому настоящая книга это как бы первый опыт со всеми присущими первому опыту изъянами. К ним можно отнести неравномерность при рассмотрении различных аспектов темы, множество вопросов, оставшихся открытыми, некоторые повторы.
Я выражаю глубокую благодарность А.А. Куратову, Р.А. Ханталину, В.Д. Ботыгину, В.А. Губину, Г.А. Кузнецовой, В.А. Волынской, Т. В. Титовой, В.А. Радишевской, Г.П. Попову, Г.Г. Бызову, В.В. Клемушину, В.М. Ботыгину, Е.И. Тропичевой и всем другим, кто оказывал мне помощь в работе своими справками и советами.
Светлой памяти моих родных: деда Коржавина Андрея Ивановича, активного участника описываемых в книге событий, матери Анастасии Андреевны и отца Ивана Степановича, погибшего на фронте в годы Великой Отечественной войны, с любовью посвящаю свой труд.
ШЕНКУРСКИЙ УЕЗД В НАЧАЛЕ ХХ века
Для того, чтобы читатель мог глубже понять смысл событий, происходивших в интересующий автора отрезок времени, необходимо дать некоторые обобщенные сведения о той атмосфере, в которой складывалась жизнь Шенкурского уезда в начале XX-го века.
В чем же состояла специфика обширного Важского края, какими факторами обусловливалось поведение крестьян Поважья, их политические пристрастия на крутых поворотах истории?
В Шенкурском уезде проживало более четверти всего населения Архангельской губернии. По данным переписи 1897 года, например, в нем значилось свыше 78 100 человек, в том числе 1283 жителя в уездном центре. По количеству населения Шенкурский уезд в то время в два раза превышал Онежский, Холмогорский, Мезенский и Пинежский уезды, в полтора раза Архангельский. А с начала XX-го века и до создания Шенкурского района в его нынешних границах (в 1929 году) в уезде насчитывалось 115 тысяч человек. В его пределы в то время входила значительная часть современных Вельского и Виноградовского районов. Он занимал площадь свыше 22 тысяч квадратных верст, или 229 600 десятин.
По переписи 1897 года, в уезде было 175 потомственных и личных дворян, 836 представителей духовенства и монахов, 33 купца, 500 мещан и более 77 тыс. крестьян.
Преобладающим занятием населения являлось сельское хозяйство. На необъятных просторах уезда было раскидано по берегам рек 1037 населенных пунктов, в которых числилось 20 257 отдельных хозяйств. Средняя семья состояла в среднем из 5-6 человек.
Размер пахотного клина в уезде почти не менялся. В течение первых десятилетий XX-го века он составлял чуть более 34 тыс. десятин. Крестьяне в основном сеяли рожь, овес, ячмень и выращивали картофель. Даже в лучшие по урожайности годы хлеба, производимого в уезде, не хватало для обеспечения населения.
Скотоводство в уезде было развито недостаточно из-за слабой кормовой базы. В хозяйствах крестьян преобладали лошади и рогатый скот преимущественно местной породы. В 1916 году, например, в уезде насчитывалось 13 тысяч лошадей, 43 тысячи коров и более 32 - мелкого рогатого скота.
Большинство шенкурских крестьян издавна считались удельными, т.е. принадлежавшими императорской фамилии. Удельными землями в Архангельской губернии ведал Вельский удельный округ с центром в г. Вельске. Из 18 имений, которыми он распоряжался, 8 находилось в Шенкурском уезде.
После освобождения удельных крестьян от личной крепостной зависимости надел их был определен в семь десятин на мужскую ревизскую душу. Однако практически им не досталось положенного.
Архангельский губернатор С.Д. Бибиков, посетив Шенкурский уезд в 1912 году, отметил: "Бывшие удельные крестьяне получили по уставным грамотам, введенным в действие в 1864-1869 гг., в надел землю, в среднем по 4,3 десятин на мужскую душу, в том числе 2,6 дес. пашни и сенокоса, т.е. количество, которое у них было в фактическом пользовании до 1861 года". "С этого времени, - писал он далее, - население значительно выросло, а удельные угодья путем разработки лесных зарослей "увеличились всего на восемь процентов, вследствие чего душевой надел в начале 900-х годов в среднем не превышал 1,5 десятин на наличную душу".
Система землепользования в уезде была сложной. Помимо земли, выделенной крестьянину на мужскую душу и систематически переделяемой через общество, существовали также церковные и монастырские наделы.
Некоторая доля земли находилась в частной собственности крестьян. К этой категории относились так называемые расчистки. Еще в 1826 году царское правительство в целях увеличения в России пашни разрешило крестьянам расчищать леса. Срок освоения подобного участка по закону составлял шесть лет, а затем участок поступал в пользование разработчика на четыре десятилетия. Более позднее законодательство облегчило условия расчистки, определив размеры расчисток до 15 десятин на ревизскую душу. А по истечении 40-летнего срока крестьянин имел право арендовать эту площадь или приобретать ее в частную собственность.
Во владении церковнослужителей находилось 2248 десятин земельных площадей, в том числе 726 - пахотной и 1154 сенокосной земли.
Мизерные наделы не могли прокормить крестьянские семьи. Дело упиралось не столько в количество земли, сколько в примитивное ведение хозяйства: отсутствие каких-либо механизмов, а зачастую во многих хозяйствах - и лошадей, а также удобрений, налаженной системы мелиорации, прогрессивных севооборотов и т.д. Сказывался и нередко навещавший северного крестьянина неурожай из-за неблагоприятных природных условий.
Стесненность в пользовании землей усугублялась тем, что удельное ведомство ввело кабальные условия для ведения смолокуренного промысла, ловли рыбы, заготовки древесины для построек и т. п.
Тяжелое экономическое положение заставляло крестьян, в особенности молодежь, все чаще уходить на сезонные работы в города и за пределы губернии. В начале ХХ века от 15 до 18 тысяч жителей уезда отлучались на заработки.
Важным подспорьем шенкурских крестьян в их борьбе за существование являлись промыслы. В уезде получили широкое распространение охота, рыболовство, а также дёгтекурение, кузнечное и плотницкое ремесла, выделка кож, производство валенок и т.д. В конце XIX-го века в уезде помимо смолокурен было 183 слесарно-кузнечных заведения, 210 мельниц, 62 кожевни и т.д. Общая сумма производства всех заведений составляла свыше 640 тыс. рублей.
Но наибольший доход приносили шенкурянам лесозаготовительные работы и смолокурение. Доходы от последних были примерны равны. В 1912 году они составляли соответственно 123 и 120 тысяч рублей в ценах того времени.
Самым древним видом промысла в уезде являлось смолокурение, которым жители Важской земли регулярно занимались со времен Ивана Грозного. Статистика свидетельствует о том, что до 60 процентов крестьянства уезда имели доходы от этого занятия.. Недаром герб города Вельска, утвержденный Екатериной II, имел такое описание: "Бочка, наполненная дегтем, на золотом поле, в знак того, что обыватели того города оным знатный торг вели".
Процесс подготовки сырья для производства смолы был длительным и трудным. Весной смолокуры удаляли со стволов сосен часть коры. На оголенных местах выступала сера, которую они зимой собирали. На следующий год кору с этих деревьев сдирали еще выше, а через четыре года дерево спиливали на небольшие кряжи, и получали "смольё". Массу коротких бревён свозили в одно место.
Затем в земле выкапывали большую яму, глубиной около трех метров. Застилали ее еловой корой, гладкой стороной кверху. Чтобы застелить одну яму, портили до семидесяти добротных елей. На дно ставили ящик для накапливания смолы и загружали яму смольем. Закрыв щепой и сухими дровами, содержимое ямы поджигали, а когда огонь разгорался, все тщательно засыпали землей, чтобы смолье не горело, а тлело. В таких условиях происходил процесс переработки древесины без доступа воздуха. Яма курилась несколько дней. По мере тления "смолья" без доступа воздуха смола вытапливалась и стекала в ящик. После охлаждения смолу разливали по бочкам, которые весили в среднем около восьми пудов. В своем докладе на собрании смолокуров в 1910 г., будущий председатель Важского Союза смолокуренных артелей А.Е. Малахов сообщал:... "уже в 1562-64 гг. смола вывозилась в Бельгию и Голландию. На небольших утлых ладьях она доставлялась до Печенегского монастыря, а затем грузилась на корабли, уходящие в Антверпен и Амстердам".
В середине XIX -го века крестьяне уезда производили около 70 тысяч бочек смолы. "Смолокурение, - писала газета "Архангельские губернские ведомости" в 1870 году, - составляет почти единственный промысел крестьян, с помощью которого только и уплачиваются все подати и денежные повинности".
Примитивным и тяжелым был труд смолокуров. Выше описан процесс подгтовки сырья для смолокурения. Длительное время смолу добывали так называемым ямным способом, о котором также рассказано выше. Но труд смолокура не стал легче, когда ямный способ в XIX веке был вытеснен смолокуренными печками. Сошлюсь на описание этого промысла технологом М. А. Токарским (1895 г.), обследовавшим его по заданию министра земледелия и государственных имуществ России.
"Неприглядна работа смолокура у печи при процессе курки, - писал М. Токарский. - Настолько неудовлетворительна в гигиеническом отношении, что граничит прямо-таки с расстройством здоровья, особенно у тех промышленников, которые забираются во внутрь далеко отстоящих от деревень лесосек..."
Чуть позже технолог А.С. Семенов так описывал самую сложную часть труда смолокура: "Загрузив печь, кустарь скидывает с себя тулуп, обвязывает платком лицо и лезет в печь с веником, чтобы выгрести оттуда остатки угля и очистить отверстие, ведущее из печи в колоду. Температура печи при этом бывает настолько высока, что стоит ему поднять лицо выше верхней линии топочного отверстия, как кожа с лица моментально слезает наподобие перчатки. Не окончив еще работы, он вылезает из печи и начинает обтирать разгоряченное потное лицо снегом. Остыв немного, он опять отправляется в печь заканчивать свою работу".
"Когда въезжаешь в пристанище смолокуров, - отмечал М. Токарский, - то издали виднеются как бы землянки, кое-где занесенные снегом, кой же где оттаявшие, причем из последних идет густой дым; первые представляют из себя жилище, вторые печи, помещенные в небольших сарайчиках или навесах.
Подобное собрание печей (от 5 до 20) называется "майданом"; если майдан большой, принадлежит крестьянам одной деревни и расположен в лесу далеко от поселений, то положительно все более или менее здоровые работники, женщины и дети перебираются на житье в лес и в деревне остаются только старики да младенцы. После полутора или двух недель работы при печах, обыкновенно около какого-нибудь праздника, которых, к слову говоря, в этой местности чествуют довольно-таки много, вся эта ватага, черная и закопченная, возвращается в деревню, приводит свой наружный вид в некоторое подобие обычного обитателя деревни и, отдохнув денек-другой, опять принимается за ту же работу".
Читаешь эти строки и с трудом веришь в то, что в подобных условиях около 1500 смолокуренных печей, действовавших в то время в уезде, производили в среднем за год от 50 до 70 тыс. бочек 8-пудовой меры смолы и пека, до 300 пудов канифоли. Кроме этого, крестьяне продавали около 7000 пудов скипидара. Общая стоимость реализуемой продукции составляла в отдельные годы почти полмиллиона рублей. В конце XIX -го- начале XX -го в. по количеству вывозимой (прежде всего в Лондон) смолы Важская область занимала одно из первых мест на мировом рынке.
За долгие десятилетия и даже века этот вид промысла не подвергся какой-либо существенной модернизации. От примитивного ямного способа перешли к печному производству. В конце XIX-го века смолокуры стали снабжать печи колпаком, патрубком и холодильным устройством (конусной медной трубой) для улавливания скипидара. Этим дело и ограничилось, хотя разговоры в печати о модернизации производства смолы, о том, чтобы "взяться за дело по-заграничному", велись с середины XIX -го века.
Богатство, добытое в убогих печках, крестьяне частично привозили на ярмарки в Шенкурск и село Благовещенское, а большую часть его сплавляли весной на специальных плотах в Архангельск, где смола реализовывалась крупным купцам. А нередко скупщики, представители крупных архангельских фирм, покупали смолу на местах, навязывая производителям свои кабальные цены. Они объявляли стоимость на продукты смолокурения в конце сезона - 1 марта, перед началом сплава. Но к этому времени кустари, забирая деньги и товары в счет будущих поставок, становились должниками скупщиков и соглашались на любые цены.
В начале XX-го века шенкурские смолокуры попытались создать собственную организацию для сбыта продуктов смолокурения, чтобы вырваться из цепких лап скупщиков. С 1901 года в Важской области началось создание артелей, у которых к 1906 году сосредоточилось до половины архангельского экспорта смолы. Благодаря этой мере, поддержанной земледельческим ведомством, значительно увеличились заработки смолокуров-артельщиков: они стали получать за бочку смолы 3 руб. 33 коп. вместо 2 руб. 225 коп. в 1901 году. Артельная выработка смолы увеличилась за это время с 1784 до 21 521 бочки.
Однако революционные события 1906 года прервали первый этап артельного движения. Оно возобновилось сразу же после прекращения народных выступлений. Во главе его встал выходец из Верхосуландского общества, умелый организатор Александр Егорович Малахов. Преодолевая сопротивление чиновничества, а затем и мощное противостояние экспортных фирм Беляевского, Линдеса и Данишевских, он сумел утвердить устав Союза смолокуренных артелей Важской области и наладить самостоятельный вывоз артельной продукции.
Устав нового объединения кустарей-смолокуров, утвержденный 12 июня 1913 года, предусматривал содействие "смолокуренным артелям в приобретении необходимых им продуктов потребления и всех вообще требующихся в кустарной смолокуренной промышленности предметов, а также в выгодном сбыте продуктов их промысла в сыром или обработанном виде, устраивая, в случае надобности, с этой целью промышленно-технические производства для переработки сырых продуктов местного кустарного смолокуренного промысла". Второй важнейшей целью своей работы союз считал выдачу "ссуды под обеспечение товарами, принятыми союзом на комиссию для продажи, а также получение ссуды под те же товары за счет и по поручению товаровладельцев из разного рода кредитных учреждений" и исполнение всякого рода поручений своих членов, относящихся до их промысла.
Размах деятельности Союза смолокуренных артелей Важской области, распространившего свое влияние не только на Шенкурский, но и на Вельский и Сольвычегодский уезды Вологодской губернии, достоин удивления. К началу 1918 года в сферу его вляния входило свыше 50 тысяч человек. На балансе Союза к тому времени имелись пароход, 6 барж, 24 различных обрабатывающих предприятия, в том числе собственный лесопильный завод в Шенкурске, а также коммерческое училище и типография, созданная в начале 1917 года. Правление Союза наладило выпуск собственного журнала "Важская область". А всего в Шенкурском уезде к 1918 году было 214 различных кооперативов, в том числе 137 потребительских обществ, 34 смолокуренных и 14 лесных артелей. В них объединялось 11156 пайщиков.
Практические результаты работы Союза смолокуров можно считать самым значительным достижением в экономическом развитии Шенкурского уезда в предреволюционное время.
ВРЕМЯ ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. Шенкурский уезд в 1905-1906 гг. потрясли невиданные до той поры выступления крестьянства, принявшие самые острые формы и носившие отчетливо выраженную антиправительственную направленность.
Неповиновение властям, самовольные порубки леса, отказ нести различные повинности, создание массовой политической организации "Союза шенкурских крестьян" и как следствие - жестокая расправа над непокорными при помощи крупной "карательной экспедиции", возглавлявшейся руководителями губернии, арест 50 наиболее заметных активистов крестьянского движения - таковы внешние проявления этого крупного народного выступления.
Протест свободолюбивых сынов Ваги против сложившегося порядка имел как объективные, так и субъективные причины.
Бесспорно, что некоторое влияние на настроение крестьян уезда оказывали политические ссыльные. Даже в официальной справке о депутате Первой Государственной Думы, выходце из шенкурских крестьян, кадете по партийной принадлежности Александре Евграфовиче Исупове говорилось: "В молодости был знаком и дружен с многими политическими ссыльными, под влиянием которых он и развивался". На эту же причину постоянного недовольства удельных крестьян уезда не преминул указать в упомянутой выше книге об Архангельской губернии С.Д. Бибиков.
История шенкурской ссылки еще ждет своего исследователя. Несомненно пока лишь одно: начиная с первой половины XIX-го века в уезде и Шенкурске побывали многие десятки, если не сотни различных по политическим убеждениям ссыльных. Сюда ссылались польские повстанцы, народовольцы, социал-демократы и т.д. К конце 70-х годов в уезде находилось до 100 политических ссыльных, которых поселяли в четырех местах: в Шенкурске и селах Благовещенском, Усть-Ваге и Двинском Березнике. В 1927 году шенкурские краеведы составили список лиц, находившихся в ссылке в Шенкурске. Он насчитывает 80 человек. Среди них: русский экономист и социолог В.В. Берви-Флеровский с женой и четырьмя детьми, публицисты Н.М.Ядринцев, А.И.Стронин, В.В.Водовозов, В.И. Немирович-Данченко, А.С.Пругавин, писатели и поэты Г.А.Мачтет, М.А.Натансон, А.А. Машицкий и А.И. Левитов, революционеры В.И.Засулич, В. К. Курнатовский, М.А. (Г.М.) Фишер, Н.Е. Меркулов и многие другие.
Политические ссыльные помогли многим крестьянам осознать несправедливость сложившегося порядка вещей. Под их влиянием жители уезда стали более обоснованно и резко выступать против несправедливых, по их мнению, действий удела. Ярким примером подобной оценки властей явился приговор крестьянского схода Великониколаевской волости, который относится к 1906 году.
В этом документе отмечалось, что, согласно уставным грамотам 1864 года, выкупная сумма за весь крестьянский надел определялась в 155 тысяч рублей. А крестьяне за 42 с половиной года уплатили 396 тысяч рублей, то есть на 241 тысяч рублей больше, чем следовало. Причем эта сумма исчислялась из расчета семи десятин земли на каждую ревизскую душу, а фактически было наделено лишь 3,1 десятины.
"Следовательно, - отмечалось в приговоре, - мы заплатили не только 241 028 рублей 10 копеек лишних, но и за вдвое меньшее количество земли, одним словом, явились жертвой самого наглого обмана и преступного грабежа... Уставная грамота отцами нашими не была подписана, а с нас все-таки взыскали все платежи...Следовательно, над нами совершено возмутительное и нетерпимое насилие".
Обсудив сложившуюся ситуацию, сход постановил: "Все пахотные и сенокосные угодья признать своими, давно купленными и перекупленными нами...Сенокосы разверстать между нами же, а пахотные по освобождении их от посева".
Сильное воздействие на умы шенкурских крестьян, их наиболее сознательной части оказали революционные события 1905 года, разразившиеся в центре России. Под их влиянием в самой крупной волости уезда - Великониколаевской - появился первый в уезде подпольный кружок.
В его составе были волостной старшина Я.И. Едемский, волостной писарь П.Г. Боговой, молодые крестьяне М.Я. и И.Ф. Едемские, бывший семинарист П.Г. Истомин и ряд других. 8 ноября 1905 года по инициативе А. Малахова и И. Суетина возник "Организационный комитет крестьян южной половины Шенкурского уезда", поставивший своей целью организовать стихийное крестьянское движение, содействовать мирному и планомерному решению аграрного вопроса.
После объявления манифеста 17 октября 1905 года руководители Великониколаевского кружка провели ряд акций политического характера: демонстрации, митинги возле могил политических ссыльных и в центре Шенкурска.
Начальник губернского жандармского управления доносил департаменту полиции: "Главными руководителями толпы являются сельский писарь Афаносовского общества Александр Ельцов, крестьяне Михаил Едемский, Семен Попов, Федор Глазачев, Александр Широхов, исключенный семинарист Павел Истомин".
Основной заслугой этих кружков явился созыв крестьянского съезда и создание на нем "Союза шенкурских крестьян".
Менее чем за год руководители этого объединения провели четыре съезда крестьян. Принципиальное значение имели решения первого съезда, состоявшегося 20-21 ноября 1905 года в Шенкурске. Уездный исправник дал разрешение на его проведение, так как по первоначальному плану на обсуждение делегатов ставилась весьма умеренная экономическая программа. Выборные намеревались обсудить три вопроса: о выборах в Государственную Думу, об отношении крестьян к удельному ведомству и об организации "союза крестьян в целях улучшения быта, материального положения и поднятия образования среди крестьян".
Однако ход съезда прорвал рамки намеченной программы и превратился в невиданное до той поры явление, вызвавшее широкое движение населения. 90 делегатов от 45 обществ поставили в порядок дня не только экономические, но и важные политические проблемы. "Три дня, - свидетельствовал очевидец, - небольшой уездный городок жил кипучей жизнью. Во многих местах на квартирах революционно-настроенных граждан кипела оживленная работа: писались прокламации, печатались на гектографах и целыми пачками разносились по городу и рассылались по уезду. Полиция и жандармы боялись высунуть нос".
Прежде всего, съезд занял решительную позицию по земельному вопросу: постановили увеличить наделы путем передачи земледельцам бесплатно удельных, казенных, монастырских и некоторых частных земель.
Делегаты избрали решительную тактику своих действий: "прекратить взносы выкупных платежей и государственного земельного налога, за исключением губернского сбора; не платить арендных денег в удельное ведомство, а лесными материалами из удельных дач пользоваться безвозмездно..."
Съезд выдвинул жесткие политические требования: созыв Учредительного собрания или Государственной думы с учредительными функциями для замены монархии республикой.
Столь же непримиримые требования делегаты высказали по отношению к местным властям. Один из пунктов постановления съезда гласил: "не исполнять распоряжений начальства, направленных в ущерб интересам народа; против насилия начальства организовать самозащиту; сельские власти, служащие в интересах администрации, сменить и выбрать лиц, преданных народу".
Съезд единогласно решил: организовать "Союз шенкурских крестьян" во главе с уездным бюро и примкнуть к "Всероссийскому Крестьянскому союзу".
В пункте первом устава Шенкурского Крестьянского союза было записано: “Союз крестьян Шенкурского уезда имеет своей целью улучшение как политического, так и экономического положения России, что и выражено в программе съезда, происшедшего 20—21 ноября 1905 года, для более же успешной борьбы примкнуть к Всероссий¬скому Крестьянскому союзу”. Далее устав определял порядок образования местных органов союза. “В целях организации установлено уездное бюро, состоящее из 5-6 членов, выбранных на съезде крестьян Шенкурского уезда, находящееся в городе Шенкурске в доме Истоминой. Установить сельские комитеты из 3-5 человек каждый для непосредственных сношений с уезд¬ным бюро, причем из них 1-2 члена могут участвовать на уездном съезде союза”.
Пункт третий касался прав и обязанностей уездного бюро. "Дея¬тельность уездного бюро: назначать уездные съезды крестьян, распростра¬нять в народе в широких размерах нужные знания для борьбы за народные права; с этой целью рассылать сведущих людей, литературу, листки, брошюры и т. п. Пункт четвертый обозначал направления деятельности сельских комитетов. В их перечень входило: “назначать в свободное время чаще соб¬рания крестьян, на которых разъяснять им постановления и резолюции съезда и исходящие распоряжения уездного бюро. Кроме того, члены ко¬митетов обязаны сообщать обо всех исполнениях постановлений съезда, о своей деятельности и о всех местных происшествиях в уездное бюро”. Далее устав определял источники финансирования деятельности Союза и его исполнительных органов. Каждое из обществ, примкнувших к союзу должно было уплачивать по 5 коп. с ревизской души. Был в уставе и пункт об организации дружин "для защиты мирных жителей и их имущества от буянов". "Набор дружин должно произвести каждое общество".
Полицейское ведомство выявило и отразило в своих донесениях главных инициаторов создания в Шенкурском уезде Крестьянского союза. Список организаторов Крестьянского союза, и одновременно, главных инициаторов крестьянского движения, составленный полицией, был довольно обширным и включал как интеллигентов, так и крестьян.
Вот как они обозначены в полицейском документе: лесничий Лев Соколов, акцизный контролер Вячеслав Незвецкий, бывший студент Александр Малахов, уездный казначей Константин Зорич, городской староста Павел Едемский, учителя: Петр Медведев, Мирон Вайванцев, Павел Крашенинников, Павел Плечев, Мария Скребцова, делопроизводитель по воинской повинности присутствия Федор Добрынин, торговцы Александр Исупов, Григорий Архипов Исупов, Степан Кузнецов, Иван Суетин, мещанин Григорий Чухин.
Второстепенными деятелями Союза были: старшина Яков Едемский, волостной писарь Павел Боговой; сельский писарь Александр Ельцов, ис¬ключенный из семинарии Павел Истомин, сын начальника почтово-теле-графной конторы Евгений Цыганов, сын казначея Николай Зорич, писарь казначейства Константин Стрельцов, мещанин Василий Чухин, крестьяне Михаил Едемский, Федор Глазачев, Григорий Пескишев, Семен Осипов, Иван Сафонов; бывший ссыльный Антон Мациевский и др."
Можно отметить также то обстоятельство, что съезд крестьян был разрешен полицией, и более того, ее представители на нем не присутствовали. Секретное донесение начальника Архангельского ГЖУ объясняет это "упущение" таким образом: "На заседание допускались только уполномоченные от сельских обществ и лица, известные заправилам, как свои люди, а потому никого из чинов полиции или чиновников по кресть¬янским делам (их в городе Шенкурске два) не было".
Устав, принятый Шенкурским съездом, в основном, отвечал решениям ноябрьского съезда в Москве.
В состав уездного бюро вошли П.Г. Истомин - председатель, по образованию семинарист, а также волостной старшина Я.И. Едемский, слушатель учительских курсов М.Я. Едемский, сельский писарь А. А. Ельцов, крестьянин К.В. Бессонов.
Энергичная деятельность уездного бюро за короткий срок привела к тому, что, как отметил прокурор суда, "программа была принята почти всеми сельскими сходами уезда, иными целиком, другими - с некоторыми изменениями, а вместе с тем появились общественные приговоры о приступе к самовольной порубке леса, об игнорировании распоряжений правительственной и судебной властей, о бойкотировании удельной администрации и т.п.".
Образцом для выработки сходами уезда своих постановлений послужил приговор самой революционной в то время Великониколаевской волости. Окончательную разработку документа, содержавшего 16 пунктов, взял на себя сам волостной старшина, член бюро Союза Я. И. Едемский.
Документ включал все основные решения съезда и содержал новые требования политического характера. Чрезвычайно важным являлся 13 пункт, в котором говорилось: "предложить родителям и родственникам служащих в солдатах, чтобы они сообщили последним не стрелять в народ, так как они расстреливают своих братьев, борющихся за свободу и право; при получении сведений, что солдаты, происходящие из Великониколаевской волости, стреляли в борцов за свободу и право, по возвращении со службы наложить бойкот". Один из пунктов содержал требование закрыть церковно-приходские школы, так как они не приносят "никакой пользы", и заменить их министерскими.
Все волости присоединились к этому приговору и решениям съезда. И сразу после проведения сходов крестьяне повсеместно стали проводить их в жизнь: самовольно заготовляли лес и дрова в удельных дачах, прекратили выплату всяких платежей.
Власти попытались противодействовать крестьянам, но тщетно: процесс вышел из-под их контроля. Крестьяне не являлись по вызовам в полицейское управление и в суд, запретили вступать в формируемую в уезде вооруженную стражу.
Линию противостояния властям продолжил 2-й уездный съезд, состоявшийся в январе 1906 года. Вопреки запрету властей делегаты собрались в великониколаевском волостном правлении и взяли более решительный тон по отношению к удельной администрации. Повторив ряд общих положений, уже выработанных ранее, второй съезд призвал крестьян "бороться против правительственных арестов и освобождать арестованных общими силами сельских обществ".
Съезд конкретизировал задачи исполнительного органа бюро, у которого появилась своя печать с надписью "Шенкурское уездное бюро всероссийского крестьянского союза". Два представителя - священник В. Попов и кандидат на должность волостного старшины Я. Ежов - были избраны делегатами на съезд Всероссийского Крестьянского Союза.
Между тем власти не дремали. Именно в это время губернатор получал сообщения об усложнении ситуации в уезде. "Враждебное настроение крестьян Шенкурского уезда, питаемое ими в течение почти 40 лет, - доносил исправник 12 января 1906 года, - в настоящее время проявилось во всей своей силе".
Полицейское ведомство выявило и отразило в своих донесениях главных организаторов создания в уезде Крестьянского союза и проведения съездов. В них значилось более 30 местных интеллигентов и крестьян. Назовем некоторых из этих “смутьянов”: Александр Малахов, Павел Едемский, учительница Мария Скребцова, Алесандр Исупов, Иван Суеьтин, Григорий Чухин и другие.
В течение первой половины 1906 года губернатор непрерывно требовал от департамента полиции немедленной присылки карательного отряда в Шенкурский уезд. Последний в свою очередь настаивал на том, чтобы губернские власти обошлись собственными силами. Министр внутренних дел рекомендовал простой рецепт: "произвести аресты агитаторов крестьянского движения в уезде во что бы то ни стало".
Начало года ознаменовалось первыми арестами крестьян. За время с 21 января по 28 марта в губернской тюрьме оказалось 8 человек: Я. и М. Едемские, П.Боговой, Я.Ежов, священник В.Попов, а также П.Истомин, В.Грязнов и К.Бессонов.
Жандармский подполковник и прокурор, приехавшие для осуществления карательной акции, потребовали от крестьян повинной: отмены решений сходов о порубке леса и неповиновении властям. Но примирения не состоялось. Летом 1906 года началась и стала постепенно усиливаться новая волна крестьянского движения. Активизации новых волнений крестьян во многом способствовали 3-й и 4-й крестьянские съезды, состоявшиеся летом 1906 года.
Губернатор Н. Качалов, не получив вооруженной поддержки из столицы, дважды посетил Шенкурский уезд, пытаясь воздействовать на крестьян методами увещевания, добиться послушания их законам. Характерно, что официальная пресса, в частности "Архангельские губернские ведомости", информируя о поездке губернатора, представляла этот акт как попытку противодействия в уезде "развивающемуся там хулиганству среди крестьянства".
После того как навести порядок мирными средствами властям не удалось, они решили применить вооруженную силу. П.А. Столыпин дал директиву: "Послать в Шенкурск конную часть для ареста коноводов".
Репрессивную миссию возглавил лично вице-губернатор Григорьев. 44 дня - с 11 ноября по 24 декабря 1906 года¬ - 85 казаков наводили порядок в Верхопаденьгской, Верхосуландской и других волостях уезда. Крестьянским хозяйствам выпала повинность кормить солдат, обеспечивать ночлег, поставлять подводы и т.д. За время экспедиции крестьяне лишились 19 коров и бычков, 10 баранов и овец, многих свиней, телят и кур.
В течение 1906 года каратели всех рангов арестовали около 50 человек, в том числе 21 крестьянина, 4 учителей, 6 сельских старост и писарей. В тюрьме оказались А.Малахов, Я.Леванидов,С. Юшманов, А.Пышкин и мн. др.
Жестокая расправа над непокорными крестьянами не привела к успокоению. Она не решила ни одной проблемы: в уезде оставались малоземелье, власть удельного ведомства и произвол администрации.
Н.Н. Качалов в своем донесении в министерство внутренних дел сообщил: "В настоящее время революционное движение в Шенкурском уезде подавлено и всюду восстановлен законный порядок: во всех волостях постановлены приговоры, которыми крестьяне приносят повинную; самовольные порубки удельного леса прекращены повсеместно, срубленный самовольно лес секвеструется, удельная лесная стража водворяется на места".
Но ниже губернатор откровенно добавлял: "Наступившее наружное успокоение в Шенкурском уезде, достигнутое исключительно путем репрессивных мер, отнюдь не может еще считаться прочным и продолжительным, ибо все те коренные причины, которые вызвали столь ожесточенную вражду бывших удельных крестьян Шенкурского уезда к уделу, остаются по сие время неустраненными, и, следовательно, есть полное основание предполагать, что крестьянские беспорядки в Шенкурском уезде, в ближайшем будущем, могут возникнуть вновь и притом, быть может, с еще большей интенсивностью. Только справедливое и широкое разрешение аграрного вопроса в смысле уступки уделами крестьянам всех необходимых земельных угодий и притом на самых льготных условиях ...могли бы восстановить между сторонами добрососедские отношения и полное успокоение всего уезда".
Справедливость этого вывода в значительной мере подтвердилась в ходе осуществления в уезде столыпинской реформы. Попытаемся хотя бы кратко осветить эту страницу истории шенкурского крестьянства.

ПОПЫТКА ЗЕМЕЛЬНОГО ПЕРЕДЕЛА
В преддверии столыпинской реформы. Выше уже приводились данные о малоземелье шенкурских крестьян.
Второй бедой крестьянского землепользования в уезде было так называемое длинноземелье, т.е. большая удаленность пахотных и в особенности сенокосных угодий от деревень.
На Севере веками существовал общинный характер землепользования, при котором время от времени крестьяне перераспределяли пахотные участки. Этот способ использования земли таил в себе глубокое противоречие. С одной стороны, во время переделов земледельцы стремились как можно справедливее распределить земельные участки. Не желая никого обидеть, крестьяне выделяли каждому земельные доли как в хороших, так и в менее удобных массивах. Но эта кажущаяся справедливость приводила к тому, что землепользователь имел свои участки нередко в двадцати и более местах. Кроме того, он знал о том, что пахотный клин он получал только на время и поэтому не был заинтересован в коренном улучшении его, удобрении, проведении мелиоративных работ и т.д. Ужасающая чересполосица, разбросанность небольших земельных клочков в разных полях приводила к непроизводительной трате труда.
Реформа П.А. Столыпина преследовала, прежде всего, цель: разрушить общину, добиться такого положения, чтобы любой крестьянин имел возможность получить землю в одном месте, т.е. выйти "на отруб". Предлагался и другой, более радикальный вариант - переселение из деревни на хутор. По замыслу реформаторов, подобный шаг явился бы решающей мерой, стимулирующей наиболее рациональное ведение единоличного крестьянского хозяйства. Тем более что крестьянину, вышедшему на отруб, или хуторянину предлагалось выкупить свой участок в собственность.
Но дело было не только в экономике. Начиная вторую после 1861 года великую ломку землепользования и землевладения в России, власти преследовали и важные политические цели.
На секретном заседании Совета Министров 13 июля 1907 года подчеркивалось: "Крепкое, проникнутое идеей собственности, богатое крестьянство служит везде лучшим оплотом порядка и спокойствия, и если бы правительству удалось проведением в жизнь своих землеустроительных мероприятий достигнуть этой цели, то мечтам о государственном и социалистическом перевороте в России раз и навсегда был бы положен конец".
Вызывала тревогу и возможность провала начатой Столыпиным реформы. В этом же секретном документе отмечалось: "Но столь же неисчислимы были бы по огромной важности своей последствия неудачи этой попытки правительства осуществить на сотнях тысяч десятин принятые им начала землеустройства. Такая неудача на многие годы дискредитировала бы,а может быть, окончательно похоронила бы все землеустроительные начинания, являющиеся ныне, можно сказать, центром и как бы осью всей нашей внутренней политики. Неуспех вызвал бы всеобщее ликование в лагере социалистов и революционеров и страшно поднял бы престиж их среди крестьянства".
Подготовка к реформе. Главными органами по претворению в жизнь столыпинской реформы на местах являлись уездные землеустроительные комиссии. В 1907 году такая комиссия появилась в Шенкурске.
Согласно Высочайшему Указу от 4 марта 1906 года, общей целью подобных комиссий являлось устранение всех недостатков в землевладении и землепользовании в России, всемерное содействие крестьянам в покупке земли. Все намеченные реформой меры ложились на плечи небольшого состава этих органов.
Объем предстоявшей работы в Шенкурском уезде был велик. Председатель землеустроительной комиссии Н.Ф. Белевич в одном из первых писем в столичные органы власти откровенно признал: "Я даже не знаю, как лучше приступить к более совершенному землеустройству, чтобы обеспечить достижение цели".
Первый план практических действий, утвержденный 10 декабря 1907 года, предусматривал осуществление трех важных мер. Во-первых, комиссия, в целях убыстрения темпов реформы ходатайствовала о разрешении продавать землю не отдельным крестьянам и деревням, а сельским обществам, которые были обязаны сразу же после покупки распределить землю между отдельными деревнями, а затем и крестьянскими хозяйствами.
Во-вторых, комиссия признала, что в первую очередь следует продавать дальние покосы, не пытаясь переселять на них крестьян.
По-своему комиссия подошла и к выработке норм продаваемой земли. Она предложила поделить всю землю на число наличных душ и постепенно доводить землевладение каждого двора до этого размера, который выразился в 21 десятине. План намечал и другие шаги реализации реформы. Архангельский губернатор одобрил его и направил в Департамент государственных земельных имуществ.
Каково же было удивление губернатора И.В. Сосновского, когда он получил из столицы секретное послание, резко осуждавшее предложения шенкурской комиссии! Директор департамента А. Риттих в самой жесткой форме дал понять губернатору, что намерения шенкурских реформаторов "находятся в полном противоречии с Высочайшим повелением от 4 августа 1907 года о порядке продажи крестьянам земель и идут совершенно вразрез с принятыми в настоящее время началами правительственной земельной политики".
На одиннадцати страницах, напечатанных убористым текстом, столичные чиновники не оставили камня на камне от намерений шенкурских мужиков.
А. Риттих внушал губернатору, что цель реформы состоит вовсе не "в увеличении крестьянского землевладения, а в упорядочивании системы землепользования". А суть последнего он видел в насаждении "личной собственности путем продажи хуторских и отрубных участков, ведение хозяйства на коих наилучше обеспечивает производительную затрату труда и открывает полный простор для самодеятельных хозяйств". Рекомендации же его состояли в следующем: "неудовольствие сельского общества никоим образом не должно останавливать комиссию"; любой ценой требуется создать прецедент продажи нескольких участков, чтобы освободить крестьян, купивших землю, "от давления мира"".
Губернатору рекомендовали "начать продажу земли с тех селений, которые наиболее сговорчивы, и отложить ее в отношении тех, которые не склонны в настоящее время к покупке земли иначе, как только в общество". Это вызвало недоумение губернатора, который заметил на полях: "Разве следует иметь в виду сначала не тех, которые больше нуждаются?".
Департамент приказал приостановить действия шенкурской комиссии и незамедлительно собрать губернское совещание для корректировки ее намерений. Столкнулись, таким образом, две линии: уравнительное стремление северного крестьянства, имевшего вековые традиции общинного землепользования и намерение правительства разрушить общину, переделить землю, продав ее хозяевам.
Губернское совещание, проведенное в марте 1908 года, выработало компромиссное решение. Рекомендации центра были все-таки скорректированы с учетом местных условий. В частности, удаленные сенокосные угодья было разрешено продавать сельским обществам, была утверждена и норма землевладения в уезде - 21 десятина на двор. Однако главная цель реформы - выделение крестьян из общины - осталась неосуществленной.
Начало передела. Суть практической работы уездной землеустроительной комиссии состояла в том, чтобы разделить пахотные, сенокосные, выгонные земли, леса между волостями и деревнями. Затем нужно было решать вопрос о наделении крестьян-хозяев землей в отдельном месте, т.е. выделить их владения в отруб или же при желании выселить на хутор. Масштабы работы оказались огромными, раздел земель всех видов - сложным, в ряде случаев вопрос был просто неразрешимым. Процедура раздела и переучета земли длилась годами, а итог ее оказался минимальным.
Работа с землей в основном велась в 1908-1912 гг. Именно в эти годы выносились приговоры крестьянских сходов, работали землемеры, создавались первые хутора.
Весть о реформе вызвала на первых порах живой интерес крестьян, хотя многие детали предстоящего передела земельных площадей для большинства из них были непонятны. Их радовала возможность увеличить свои наделы и, следовательно, улучшить свою жизнь.
Очевидно, уездная землеустроительная комиссия выработала стандартный проект резолюции, который служил основой для приговоров крестьянских собраний и сходов. Все эти решения однотипны: различными были лишь даты проведения собраний, число присутствовавших и, естественно, количество земель.
...210 крестьян Тарнянской волости собрались 19 августа 1908 года на сельский сход. Подобного скопления людей на деловом собрании Тарня еще не знала. Председатель уездной комиссии И. Белевич подробно изложил крестьянам условия продажи им удельных земель и способы наилучшего передела имевшихся у крестьян наделов.
Положение с обеспеченностью пахотной землей в этой волости было тяжелым. На ревизскую душу приходилось всего-навсего чуть больше одной десятины. 107 дворов из 398 являлись безземельными. Перед началом реформы 108 дворов не имели коров, а треть - лошадей.
Сход единодушно принял решение: "Просить уездную земельную комиссию войти в нашу земельную нужду и улучшить экономическое положение, т.е. продать крестьянам, каждому селению отдельно удельных земель до полной нормы, и так, чтобы на каждый двор причиталось не менее 21 десятины вместе с надельной землей... Каждая деревня должна получить лесные пространства, по возможности смежно со своей надельной землей, чтобы не было чересполосицы и длинноземелья...
Покупку земли хотим произвести у Удела без участия Земельного Банка.
Ввиду бедного состояния цену на землю просим назначить возможно низкую и доступную, чтобы каждый из крестьян был в состоянии уплатить деньги за покупаемую землю". Для решения практических вопросов сход избрал 18 уполномоченных - по одному от каждой деревни.
Я привел эту цитату с той целью, чтобы были понятны основные идеи, которыми руководствовалась землеустроительная комиссия, навязывая подобное решение всем сходам. Но, как говорится, легко делается на бумаге. Практика оказалась намного сложнее.
Комиссия столкнулась с большими трудностями. Землемеров в уезде не хватало, межевые карты во многих деревнях не сохранились. Между деревнями нередко вспыхивали споры. Выделить тому или иному селению сенокосные угодья или даже пашню в одном месте оказалось невозможным. Вдохновители реформы выступали против наделения всех крестьян одинаковой мерой - по 21 десятине, резонно усматривая в этом повторение старой беды - уравниловки, против чего был направлен дух реформы и всех законов, изданных в ее развитие. Долгое время никто не называл и цены на землю. Эти и ряд других непредвиденных затруднений, с которыми встретились практические работники, задерживали ход реформирования. Шло время, а перемен в деревне не происходило.
Шенкурская комиссия, глубоко понимая сложность проблемы, на многое закрывала глаза, одобряла итоги работы землемеров и направляла документы на окончательное утверждение в губернский землеустроительный комитет.
Однако итоги почти пятилетней работы землемеров в Тарнянской и во многих местах уезда были перечеркнуты губернскими органами.
Журнал землеустроительного совета при Архангельской губернской комиссии от 25 февраля 1913 года на плане раздела земель в Груздовском сельском обществе Шенкурского уезда сохранил бесстрастную канцелярскую резолюцию: "Ввиду несоответствия раздела основным требованиям землеустроительной техники в исполнение не приводить".
Решение оставляло за населением лишь право возбуждать новое ходатайство при строгом соблюдении закона и подытоживало: "Ввиду сего дело считать законченным. Отложить его в архив".
В большинстве хозяйств всей Архангельской губернии крестьяне продолжали пользоваться землей по-старому. Вековое наследие общинного владения ею одним махом ликвидировать не удалось
Документы свидетельствуют о том, как постепенно среди крестьян уезда нарастало недовольство начавшимися преобразованиями и противодействие им. Эйфория, охватившая население деревень на первых порах, сошла на нет.
Длительная бюрократическая волокита, грубое насилие и давление сверху, откровенные стычки между земледельцами, разлад между отцами и детьми - вот далеко не полный перечень тех проблем, с которыми столкнулась Шенкурская деревня при реформировании землепользования.
В самом обобщенном виде взгляды северных крестьян на реформу Столыпина нашли свое отражение в выступлениях депутатов Государственной Думы от Архангельской губернии.
Первую атаку на закон от 9 ноября 1906 года начал депутат 3-й Государственной Думы, онежский крестьянин Иван Томилов.
В своих выступлениях на пленарных заседаниях Думы он заявил: "Большинство земель перейдет в руки капиталистов и кулаков и за счет общины создадутся крестьянские помещики, появится новый вид деревенского пролетариата... Цель этого закона всем известна. Он издан для того, чтобы погасить революционное движение, посеять раздор и вражду среди крестьян, поссорить их между собой и тем самым отвести стремление крестьян отобрать у помещиков землю. Правительство в настоящее время думает только о том, как бы обидеть крестьян, а не о том, чтобы улучшить их положение".
Еще более резко отозвался о ходе и последствиях реформы депутат 4-й Государственной Думы, шенкурский крестьянин Петр Александрович Леванидов.
Протестуя против насилия, которым сопровождалось проведение земельных мероприятий в деревне, Леванидов говорил на пленарном заседании Думы в июне 1913 года: "Правительство все еще держит нас, крестьян, в положении ребят, к которым ставят казенную няньку, и без нее мы не можем даже вести хозяйство так, как мы хотим. Но мы заявляем, что мы уже выросли и в няньках не нуждаемся. И не мудрено, что у этих семи нянек дитя без глаза".
Решительно возражая против основного требования закона от 9 ноября 1906 года, Петр Александрович подчеркнул: "Мы считаем выход из общины с укреплением земли в личную собственность первым злом и насаждением в деревне кулаков, которые постепенно отберут землю у более слабых и выбросят их на улицу".
Рассказав о ходе реформы на Севере, Леванидов под аплодисменты значительной части депутатов назвал новый порядок в деревне "не землеустройством, а землерасстройством", указав на то, что в ходе аграрных преобразований "крестьяне не обогащаются, а разоряются".
Но, пожалуй, самым удивительным явился тот факт, что Петр Александрович от имени крестьянской группы депутатов внес на рассмотрение Думы новый законопроект. В документе говорилось, что "бесконечное разнообразие местных, климатических, почвенных и иных условий на пространстве империи создает необходимость разнообразия в формах землевладения и землепользования", предлагалось, чтобы "проведение в жизнь закона о земле не имело насильственный характер". Проект был отклонен незначительным большинством, но он отразил недовольство реформой многих депутатов, и не только крестьян.
До февральской революции 1917 года губернские и уездные власти не раз отчитывались перед правительством о ходе земельной реформы. Итоги ее были неутешительны. Не нашлось ни одного крестьянина, который пожелал бы переселиться на свободные земли Сибири. Практически не удалось решить одну из наиболее сложных проблем северного землепользования - ликвидировать чересполосицу и длинноземелье. Передел земли, сведение пахотных массивов в отдельные отруба в целях лучшей и более экономичной эксплуатации земли оказались в условиях Севера непосильной задачей. Ход реформы вызвал раздражение части крестьян, недовольство и сопротивление переделам.
-->Ш[Author ID1: at Sun Dec 28 12:12:00 2003 ]енкурские хутора-->.[Author ID1: at Sun Dec 28 12:12:00 2003 ] Более соблазнительной оказалась идея выселения на хутора. Пик развития хуторских хозяйств пришелся на 1913 год. После начала мировой войны о выселении на хутора никто не помышлял: возможные фермеры ушли в армию, а солдаткам и старикам такая ноша была не по силам.
По данным уездной землеустроительной комиссии, к 1917 году в Шенкурском уезде переселились на хутора 72 хозяина, в том числе 3 - в 1898 году, 21 - в 1899, а 48 - во время столыпинской реформы.
Общая характеристика хуторских хозяйств систематически давалась в отчетах землеустроительной комиссии.
В одном из них говорилось: "На всех хуторах возведены деревянные строения с деревянными крышами для жилья и сельскохозяйственных служб обычного типа. В большинстве случаев строения состоят из 1-2 изб с двором, хлевом и могут быть отнесены к среднему разряду сельских строений. В единичных случаях строения для жилья можно назвать богатыми по обширности и качеству строительных материалов; в единичных же случаях - бедными. Почти при всех хуторах имеются сельскохозяйственные службы, овин и баня, хутора водою везде обеспечены из устроенных при них колодцев с деревянными срубами или же из рек, близко прилегающих к хуторам".
Судя по отчетам комиссии, новые хозяева никаких радикальных перемен в ведение хозяйств не внесли. "Система сельского хозяйства на хуторах, - говорилось в одном из них, - остается прежняя, традиционная - трехполье. Некоторые из хуторян ввели малоизвестное в общине травосеяние на особом клину, но в систему оно не вошло. Многие усиленно приступили к увеличению площади культурной земли под пашню и сенокос через разработку и раскорчевку пустошей и кустарных зарослей.
Появилась забота об осушении земли и улучшении ее производительности через внесение искусственного удобрения и посев отсортированными на машине семенами".
В отчете фиксировались также и такие новые элементы, как приобретение частью хуторян плугов и борон с железными зубьями, появление соломорезок. Автор послания уверял губернское начальство: "С учреждением агрономической помощи, надо надеяться, что дело улучшения сельского хозяйства на хуторах скоро двинется вперед, а это будет показательным примером для других".
Архивные документы сохранили не только общие отчеты и статистические сведения, но и обстоятельное описание лучших уездных хуторов, принадлежавших крестьянам М.В.Кукину, Н.Едемскому и А. Семаковой. Этот любопытный документ появился в связи с выдвижением крестьянских хуторских хозяйств на премии, учрежденные в связи с 300-летием дома Романовых.
После обобщения опыта ведения хозяйства лучшим во всей губернии был признан хутор Николая Едемского, расположенный в 14 верстах от Шенкурска на речке Кере в Реченском обществе.
Свой надел хуторянин получил в 1910-м году. Он составлял около 10 десятин, в том числе 3 десятины занимала пашня, более пяти - неудобная земля, 2 - были покрыты кустарником.
Позднее крестьянину добавили несколько десятин сенокосных угодий. Общая норма земельного обеспечения этому хозяйству была определена в 35 десятин.
Едемский за сравнительно короткий срок сумел возвести большой жилой дом из двух изб, овин, амбар, кладовые и другие сооружения. Он имел в своем хозяйстве 2 лошади, 3 коровы, быка и 2 теленка.
Комиссия, выделяя хозяйство Едемского как "крепкое", в своем представлении его на премию отметила: "За короткий срок Едемский обнес весь свой участок изгородью, разработал из-под кустарников 1,5 десятины под пашню, пропахал для осушения земли до 100 саженей канав, применяет сильные удобрения земли, ввел травосеяние и развел огородное хозяйство для овощей".
Анализ многих данных позволяет сделать несколько выводов.
С некоторой долей условности можно говорить о том, что наиболее предприимчивые хуторяне стали постепенно ломать сложившийся веками менталитет северного хлебороба. На хуторах пока еще в малых масштабах предпринимались робкие попытки изменить систему ведения хозяйства и землепользования. Появление на хуторах веялок, ручных молотилок и другой техники было несомненным шагом вперед.
Три хутора, рекомендованные на премию к 300-летию дома Романовых, отличались хозяйственной цепкостью их хозяев. Она проявилась в попытках не только внедрить новшества, но и использовать для приумножения своего дохода побочные ремесла: выделку кож, плетение корзин и т.п.
Есть еще одна особенность у этих хуторов. Все их владельцы были относительно молоды, и у них имелись крепкие помощники: сыновья, дочери, невестки. Таким образом, успех дела обеспечивали прежде всего сильные рабочие руки.
Нельзя не отметить и некоторые слабые стороны в жизни первых хуторян. К 1913 году ни один крестьянин Шенкурского уезда не выкупил свой надел, т.е. не реализовывалось главное положение столыпинской реформы - превратить крестьянина в собственника. Причины этого явления губернатор С.Д. Бибиков в 1912 году видел "...не в отсутствии стремления отдельных лиц, но в отрицательном отношении сельских сходов к этому стремлению".
Следует отметить и то обстоятельство, что даже самые передовые хутора уезда представляли собой типичные натуральные хозяйства. Ручной труд, отсутствие техники не позволяли хуторянам обеспечивать хлебом даже свои семьи и кормами - скот. Какие-либо признаки товарности сельской продукции первых хуторян уезда, не считая изделий промысла, пока еще отсутствовали. Об этой стороне деятельности северных фермеров можно говорить лишь как о далекой перспективе, которая так и не была реализована.
Часть первых хуторян уезда не могла даже сводить концы с концами. Некоторые из крестьян, получив хуторские наделы и положенные 150 рублей безвозвратной ссуды, не претворили в жизнь свои намерения. Отчеты уездной землеустроительной комиссии содержат немало сообщений о различного рода хуторянах-неудачниках.
И, видимо, далеко не случайно в отчете за 1912 год уездная комиссия отмечала, что десятки крестьян, подавшие заявления о выделении на хутора, разобравшись в сути дела, взяли их обратно и от переселения отказались. А с началом войны, после ухода в армию сотен домохозяев, подача заявлений на выделение хуторских участков прекратилась.
Заметим попутно, что столыпинская реформа провалилась во всей губернии. Достаточно отметить, что по неполным данным, в губернии на хутора выделилось всего 204 двора. "Частная собственность на землю, — как отмечала газета "Воля Севера", — оказалась кабалой". За время проведения в жизнь реформы, т.е. с 1907 года по 1913 гг., в единоличное владение перешло всего лишь 996 десятин 159 хозяевам. Это было каплей в море.
Такова далеко не однозначная история насаждения столыпинских реформ на шенкурской земле.
Итоги и выводы. Февральская революция 1917 года вновь пробудила интерес к земле. И это понятно. Возвратившиеся с фронта крестьяне хотели знать о том, в каких условиях им придется вести разоренное за военное время хозяйство, кормить свои семьи. Всплыл вопрос и о застывшей на полпути к своей реализации столыпинской реформе.
Первый уездный крестьянский съезд, состоявшийся в июне 1917 года, дал резко негативную оценку столыпинских переделов.
В специальной резолюции о земельном вопросе делегаты единодушно отвергли аграрные преобразования. В резолюции подчеркивалось: "крестьяне уезда ...за скорейшее уничтожение злейшего врага крестьянина - столыпинского землеустройства". Съезд высказал горячее пожелание, чтобы "вновь избранные земельные комитеты вели свою работу исключительно в интересах трудового крестьянства — основы государства русского".
Заслушав специальный доклад лидеров архангельских эсеров А.Иванова и Я. Леванидова "О частной собственности за землю", делегаты съезда высказались "за переход всех земель в общенародное достояние для уравнительно-трудового пользования без всякого выкупа". Съезд единогласно поддержал решение Всероссийского съезда крестьянских депутатов о том, чтобы "раскрепостить землю от уз частной собственности".
Эти красноречивые документы свидетельствуют о том, что большинство крестьян Шенкурского уезда не восприняли целей столыпинской реформы и не поддержали земельных преобразований, производившихся на ее основе.
* * *
В ходе жарких прений о реформе Столыпина, разгоревшихся в 3-й Государственной Думе, один из ораторов произнес характерную фразу: "Этот кошмарный аграрный вопрос в России обладает странным свойством феникса, вновь возрождающегося из, казалось бы, потухшего пепла".
Последующее время подтвердило справедливость этих слов. Несмотря на кажущиеся различия, даже противоположность замыслов, есть некие черты, роднящие между собой столыпинские преобразования, идею большевистской коллективизации и реформаторский беспредел в России в 80-90-е годы ХХ века.
Эта общность выразилась , прежде всего, в попытках реализовать абстрактную идею быстрого введения русского крестьянина при помощи крутых преобразований в некое царство изобилия и процветания.
Во-вторых, всех этих реформаторов роднит дух жесткого административного давления сверху. Ни одна из трех упомянутых групп преобразователей сельского хозяйства России не хотела считаться с мнением самих "подопытных", т.е. многомиллионной армии крестьян. Пожалуй, наиболее откровенно эту мысль высказал Петр Аркадьевич Столыпин.
"Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, — писал он, — рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы решатся сами собой — это значит отложить на неопределенное время проведение этих мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью".
Иначе говоря, народ российский темен, выгоды своей не понимает, и поэтому не стоить спрашивать его мнения.
* * *
В спорах о значении столыпинской реформы, разгоревшихся в России в 80-90-е годы XX века, как правило, полностью забывали о тогдашних оппонентах П.А.Столыпина. Между тем, видные авторитеты русской экономической науки решительно выступили против столыпинской аграрной реформы.
В числе противников этих реформ был видный экономист, профессор Московского университета А. И. Чупров. С убийственным сарказмом ученый подверг критике основные положения указа 9 ноября 1906 года о выделении крестьян из общины. Он расценил этот документ как продукт бюрократического творчества питерских чиновников, обладавших смутными понятиями о глубинных пластах народной жизни, и как "чистейшую утопию".
Выступая за необходимость реформирования российского землепользования, за частную собственность на землю, Чупров и его ученики были против революционного, скороспелого разрушения общины, считая этот акт резким вызовом русскому народу, его традициям и исторически сложившимся устоям. Более того, Чупров предсказал, что реформа Столыпина через десять лет приведет к социальной революции. И ближайшее будущее подтвердило правоту ученого.

ОТ ФЕВРАЛЯ К ОКТЯБРЮ 1917 ГОДА И ДАЛЕЕ...
Февральская революция 1917 года внесла свежую струю в жизнь Шенкурского уезда. Его население реагировало на это событие, может быть, с некоторым опозданием по сравнению с крупными промышленными центрами, но эта реакция отразила глубинные процессы, происходившие в то время в недрах всего российского общества.
За сравнительно короткий срок в Шенкурске состоялись общеуездный съезд граждан (11-14 июня), первый съезд советов крестьянских депутатов (25 июня), были проведены выборы городских органов власти. В это же время сформировалась уездная организация эсеров во главе с Я.П. Леванидовым в составе 55 человек. Активно действовали кадеты, появились первые большевики.
Эти и другие события выявили ряд особенностей жизни уезда после февраля 1917 года.
Первая из них проявилась во всемерной поддержке основных лозунгов свершившейся в Петрограде революции. На всех упомянутых выше собраниях делегаты единодушно одобрили действия Временного правительства во всех его начинаниях: установлении в России демократической республики, продолжении войны до победного конца.
Вторая особенность обстановки характеризовалась стремлением быстрее изменить систему местного самоуправления. Характерным с этой точки зрения явились решения первого уездного Совещания представителей крестьянских обществ Шенкурского уезда, состоявшегося 25-26 марта 1917 года. Для разработки принципов уездного самоуправления совещание создало специальную комиссию в составе 12 человек. В нее вошли: Я.П. Леванидов, А.З. Осипов, П.Н. Плешанов, А.А. Суетин и др.
Было решено, что "общее управление делами уезда должно принадлежать собираемому не менее двух раз в год съезду представителей населения Шенкурского уезда, избираемому на основе всеобщих, равных, прямых выборов тайным голосованием" (в количестве одного представителя от 1000 человек населения).
Исполнительным органом уездного самоуправления объявлялась уездная народная управа из семи человек. Первым председателем управы стал директор Шенкурского коммерческого училища Яков Петрович Леванидов, членами - П.Г. Истомин, П.Н. Плешанов, А.Е. Исупов, А.З. Осипов, В.Г. Доильницын и П.Т. Ануфриев.
Инструкция определила, что "исключительному ведению органов самоуправления подлежат: продовольственное дело, уездная милиция и дело внешкольного образования". А один из членов народной управы должен исполнять обязанности начальника уездной милиции.
Первое общеуездное совещание объявило, что все старые органы власти прекращают деятельность и передают дела своим преемникам. Новые властные структуры, будучи порождением революции, являлись по своей форме и методам создания родственными российскому земству. Замечу, что в Архангельской губернии, в отличие от других территорий России, не было земства. Закон о земстве был распространен Временным правительством на северные губернии лишь весной 1917 года. Очевидно, шенкурские активисты хорошо знали земское законодательство, что помогло им быстро выработать формы органов самоуправления.
Третьей особенностью начавшегося процесса перемен явилось единение всех заметных в тот момент в уезде общественных и политических сил. Особенно ярко это проявилось в первый момент после начала революционных событий.
В состав общественного комитета, созданного для созыва первого совещания представителей крестьянства, входили члены правлений кооперативных обществ А.Е. Малахов, В.А. Табанин, от рабочих - В.И. Пескишев, от различных городских организаций - П.Н. Плешанов, П.Г. Истомин и ряд других.
Особым вниманием пользовались в те дни депутаты Государственной Думы, кадеты А.Е. Исупов и П.А. Леванидов. Они, как правило, председательствовали на совещаниях, неизменно избирались в их президиумы и в состав различных комитетов и комиссий. Это была естественная дань уважения первым российским парламентариям, с деятельностью которых связывалась в то время и сама революция.
Идея единения общества пронизывала и все резолюции совещаний и съездов, касающиеся деятельности кооперации, чиновничества, учителей и т.д. Их работа одобрялась постольку, поскольку они поддерживали Временное правительство, выполняли его распоряжения и служили "на благо дорогой нашей Родины".
Одним словом, в уезде, как и во всей стране, шли медовые дни революции.
Советизация уезда. Особое место в начавшихся переменах отводилось уездному совету. Вопрос о том, создавать или не создавать этот орган, не стоял, т.к. инициатива шла сверху: советы являлись главным проявлением творчества народа, основным детищем революции.
Поэтому уже 25 марта делегаты уездного совещания определили совету роль контролера над народной управой. В его состав избрали 12 человек (по одному от 10 тысяч человек населения).
Судя по документам, первые активисты тем не менее не вполне понимали подлинную роль советов. Неслучайно вопрос об их формировании, правах и обязанностях стал предметом пристального обсуждения на общеуездном съезде граждан(11-14 июня) и первом съезде советов крестьянских депутатов, состоявшемся 25 июня. [Author ID1: at Thu Feb 13 10:50:00 2003 ]
Съезд граждан высказался "за создание в Шенкурском уезде сельских, волостных и уездного советов крестьянских депутатов". А съезд советов крестьянских депутатов определил их роль следующим образом: "Советы крестьянских депутатов являются чисто политическими органами, содействующими повышению политического сознания крестьянских масс, выявлению взгляда крестьянства на вопросы текущего момента и на объединение крестьянства...". Резолюция по этому вопросу подчеркивала, что Советы должны "готовить крестьян к выборам в Учредительное собрание".
Съезд определил и ряд других важных моментов работы новых органов власти. В частности, предусматривалось, что в сельские советы должны избираться один депутат от ста жителей, в состав волостного исполкома - не менее пяти человек. А исполком уездного совета делегаты избрали из 9 человек, три из которых составили его постоянный президиум. Первыми председателями исполкома уездного совета поочередно были С.С. Костылев, А.В. Денисов и П.Т. Белавин.
Съезд прошел под влиянием шенкурской организации эсеров. Им руководили Я.П.Леванидов, Л.А.Исупова и И.Ф.Едемский. Неслучайно после обсуждения вопроса о политических партиях съезд принял постановление "решительно агитировать на местах среди населения за партию эсеров", поддерживать ее кандидатов во время выборов в Учредительное собрание.
В это же время возникли уездная продовольственная и земельная управы. В задачу последней, в частности, входило "собирание сведений о местных земельных порядках и земельных нуждах населения". До созыва Учредительного собрания этот орган должен был взять на себя "решение всех споров и недоразумений по земельным делам". В состав его вошли представители от народной управы, городской думы и от всех волостных земельных управ. В мае она начала свою работу. Земельную управу возглавил бывший депутат 4—й Государственной думы П.А. Леванидов.
Рождение земства. Важным событием в жизни уезда послефевральского периода явилось создание земства. Специальной телеграммой, полученной в Шенкурске 15 июля, губернский правительственный комиссар требовал "быстрее составить списки избирателей и ускорить выборы уездных гласных".
Выборы гласных состоялись 10 сентября. Этому событию предшествовала большая подготовительная работа: создание избирательных округов, выдвижение кандидатов, проходившее на сходах и собраниях крестьян. В специальном обращении к избирателям говорилось о том, что следует "...забыть все личные счеты и интересы, руководствоваться единым желанием избрать людей, достойных звания гласных, истинных защитников народных интересов".
Первые в истории уезда демократические выборы прошли при высокой явке избирателей. Из общего состава 46 гласных 34 были земледельцами, 6 — учителями и 6 — служащими. Среди гласных были П.А. Леванидов, Е.В. Едовин, М.Я. Едемский, П.Н. Плешанов и другие известные в уезде люди. Девять человек на первом же заседании были избраны губернскими гласными. Среди них оказались депутат Учредительного собрания А.А. Иванов, Я.П. Леванидов, будущий председатель первой губернской земской управы, а также А.И. Коржавин, Я.П. Проурзин, С.М. Булатов и др. Первым председателем уездной земской управы стал М.Я. Едемский.
Таким образом, можно считать, что к осени 1917 в Шенкурском уезде общественно-политическая ситуация стабилизировалась.
Во-первых, к этому времени сложилась существенно измененная система органов власти. В уезде действовали исполком уездного совета крестьянских депутатов, а также земская, земельная и продовольственные управы. Все они имели свои подразделения в волостях. Преодолевая трудности военного времени, продолжал свою деятельность союз смолокуренных артелей Важской области.
Во-вторых, несмотря на громоздкость новой системы власти, дублирование некоторых функций и определенные трения, порождаемые новизной дела, все эти органы находили приемлемые формы сотрудничества и взаимопонимание друг с другом.
Узнав о мятеже генерала Корнилова, уездные организации (съезд Советов, Временная земская управа, а также организации эсеров, женского социалистического союза и шенкурских рабочих) направили телеграмму Временному правительству, а также исполкомам совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В ней говорилось: "Получив тяжелую весть о предательском выступлении Корнилова, заявляем, что наша жизнь и все наше достояние в Вашем распоряжении для борьбы с изменниками свободы и родины".
О поисках путей к плодотворному сотрудничеству свидетельствовало создание в октябре 1917 года шенкурского социалистического клуба. В состав его учредителей входили эсеры Я.П. Леванидов, Л.А. Исупова, большевичка Р.А. Пластинина и др.
За короткий срок правление клуба провело несколько митингов и лекций, а также спектаклей, семейных вечеров с участием струнного оркестра ,сумело выписать десять газет, журнал, создать библиотеку.
Свои надежды общественность уезда связывала с работой Учредительного собрания. Во всех волостях тщательно обсуждался проект наказа депутатам Учредительного собрания. Посланцам губернии рекомендовалось: "поставить в первую очередь на обсуждение...вопросы о войне, о государственном управлении и о земле ...добиться скорейшего окончания кровавой бойни".
Выражая недовольство столыпинской реформой, сельские труженики настаивали на том, чтобы "все земли ...обратить в общенародное достояние и передать в пользование всех трудящихся без всякого выкупа", чтобы "право частной собственности на землю... отныне и навсегда" было отменено.
И, вдруг, как гром среди ясного неба, из Петрограда пришла весть об октябрьском вооруженном восстании.
ПОСЛЕ ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА. 4-5 ноября (по ст. стилю) состоялся очередной уездный съезд Советов крестьянских депутатов. В повестке дня среди других стояли вопросы: о текущем моменте, о земстве, о выборах в Учредительное собрание и наказах его депутатам.
Самым острым был вопрос о текущем моменте. Делегаты обсудили резолюции, предложенные Я.П. Леванидовым и В.Г. Боговым.
Обе резолюции осуждали вооруженное выступление в Петрограде, считая, что "всякая попытка свержения насильственным путем правительства может вызвать гражданскую войну", нанести делу революции "непоправимый удар". В них утверждалось, что только Учредительное собрание и реформы могут остановить насилие.
Вместе с этим, резолюция Богового в некоторой мере пыталась оправдать "захват власти", считая, что к этому акту рабочих подготовили "дороговизна, безработица и развал промышленности".
Более решительный, бескомпромиссный характер носила резолюция, внесенная Леванидовым. Поскольку именно она была единогласно принята делегатами, приведу выдержку из нее: "Съезд..., с негодованием узнав о преступной попытке большевиков захватить власть за три недели до Учредительного собрания, о братоубийственной бойне, устроенной ими на улицах Петрограда..., призывает все крестьянство самыми решительными мерами бороться с кадетской и большевистской пропагандой, сомкнуться вокруг советов крестьянских депутатов и волостных земств для борьбы с заговорщиками против революции, как слева, так и справа. Полное доверие Совету Российской Республики и вождю народа Керенскому! С нетерпением ждем созыва свободно избранного Учредительного собрания, передачи всех земель в ведение земельных комитетов...".
Острая дискуссия разгорелась вокруг роли Советов и земств. Выступая по этому вопросу, председатель уездной земской управы Е. Едовин заметил: "задача советов быть зорким часовым на страже революции и завоеванных свобод. Фактически советы не подымались до высоты своего назначения, в настоящее время они по большей части существуют фиктивно, на бумаге". Он подчеркнул далее, что "после введения земства их роль следует считать сыгранной". В протоколе съезда отмечено, что "лишь при незначительном первесе голосов советы остались".
Председателем исполкома уездного Совета был избран В.Г. Боговой, а секретарем временно утверждена Р.А. Пластинина.
Ноябрьский съезд Советов завершил важный этап в развитии политической и общественной жизни уезда. Как уже отмечалось, он характеризовался более или менее цивилизованными средствами решения острых проблем, политические оппоненты не выходили за рамки правовых и этических норм.
На пороге, между тем, стоял 1918 год, начало которого ознаменовалось переходом полноты власти в руки Советов.
ВЛАСТЬ - СОВЕТАМ. 5 января 1918 года открылся 2-й уездный съезд Советов. 38 делегатов с решающим голосом представляли крестьянство 20 волостей. На съезде присутствовали также представители от земской, земельной и продовольственной уездных управ, демократического совещания и солдатских организаций.
Делегаты собрались в необычной обстановке. Несмотря на большое количество различных органов, в уезде в тот момент не было единого центра власти. Законными властными структурами можно было считать исполком уездного Совета и только что избранное уездное земское собрание. Предшествующий съезд Советов, состоявшийся в декабре, признал земские органы основными. Но суть проблемы состояла в том, что, несмотря на свою аморфность и слабость, исполком уездного Совета (за два месяца своей работы он собирался только один раз) формально получил широкие властные права. После Октября 1917 года Совнарком и Наркомат внутренних дел решительно потребовали замены всех старых органов власти Советами. Последние получили право распускать земства. "Никакого двоевластия на местах быть не должно", — предписывал один из циркуляров НКВД.
Директива о переходе полноты власти в руки Советов содержалась в официальном обращении В.И. Ленина от 6 ноября 1917 года. От имени Совнаркома он призвал трудящихся: "Ваши советы — отныне органы государственной власти, полномочные, решающие органы. Сплотитесь вокруг своих советов. Укрепите их".
Необычность обстановки состояла и в том, что два месяца назад, в ноябре 1917 года, этот же состав съезда единогласно осудил "вооруженную авантюру" в Петрограде. Было над чем подумать руководителям съезда.
Прежде чем рассказывать о ходе его работы, отмечу некоторые общие особенности становления советской власти в уезде, и в частности работы съездов Советов.
Во-первых, с января до августа 1918 года съезды проводились почти ежемесячно. Состав их делегатов, в зависимости от конкретной обстановки, колебался от 30-40 до 300 человек. Многие волости, как правило, направляли на съезды одних и тех же наиболее авторитетных лиц. В работе съездов принимали участие представители от многих уездных организаций.
Во-вторых, в течение 1917 года в Шенкурске появились члены всех основных политических партий России: кадеты, правые эсеры, большевики и левые эсеры. Ни одна из групп сторонников той или иной партии не смогла в это время создать свои уездные организации. Но каждая из них имела своих лидеров, активность которых проявлялась во время выборов тех или иных органов власти и в ходе работы различных совещаний и съездов. Так, например, А.Е. Исупов выдвигался кандидатом в депутаты в состав Учредительного собрания от партии кадетов. Правые эсеры во главе с Я.П.Леванидовым выступали по партийному списку уже летом 1917 года во время выборов в городскую думу. Деятельность руководителей левых эсеров И.В.Богового и Г.А.Иванова проявилась в конце 1917 года во время работы первых уездных съездов Советов. Влияние большевиков в жизни уезда стало сказываться в жизни города и уезда в начале 1918 года.
Достоверные сведения о партийном составе делегатского корпуса съездов советов сохранились лишь с весны 1918 года. В июне на 5-м съезде Советов объединенная группа "интернационалистов" из 63 делегатов насчитывала около 30 большевиков и сочувствующих им, 20 левых эсеров и нескольких беспартийных. На 6-м съезде, проходившем в июле 1918 года, около 25 делегатов из 150 зарегистрировались как большевики и сочувствующие им, до 50 — как левые эсеры, а остальные — как беспартийные. Можно предположить, что примерно такое же соотношение было характерным и для делегатов других съездов.
В-третьих, абсолютное большинство делегатов по социальному составу являлись крестьянами. Однако эта масса не была однородной. В первый момент среди делегатов преобладали люди, не служившие в армии, представители старших возрастов. И это накладывало свой отпечаток как на ход работы съездов, так и на характер их решений. Дело изменилось в 1918 году, когда среди посланцев волостей все больше появлялось бывших солдат, только что возвратившихся из армии. Молодые люди были решительно настроены против старых властей и крестьян-"тыловиков". Влияние солдатской массы с особой силой проявилось в работе 3-го и 4-го съездов Советов, решениями которых были введены чрезвычайные налоги на имущих, арестованы руководители правления союза смолокуренных артелей Важской области, реквизирована кооперативная типография.
Эта же особенность состава уездных съездов, как это будет показано ниже, роковым образом повлияла на решение вопроса о проведении мобилизации в Красную Армию и явилась одной из причин Шенкурского восстания летом 1918 года.
Но возвратимся к работе январского съезда Советов. Судя по воспоминаниям П.Н. Едемского, готовясь к этому событию, И. Боговой, В. Боговой, С. Попов и супруги Пластинины "провели большую работу для того, чтобы съехались сторонники советской власти".
Руководитель прежнего исполкома П.Т. Белавин, открывший съезд, оказался сразу же отодвинутым на задний план. Четыре вдохновителя подготовки съезда вошли в состав его президиума, а пост председателя съезда достался лидеру левых эсеров Г.А. Иванову.
Последний и взял, что называется, "быка за рога". Являясь докладчиком по первому в той обстановке наиболее существенному вопросу ( "текущий момент"), Иванов внес в конце своего сообщения проект резолюции, которая гласила: "Признать и всемерно поддерживать власть Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов с Исполнительным Комитетом под председательством Спиридоновой, где жизнь и ее политическое направление протекает в духе интернационалистов (левых с.-р. и большевиков)".
Вряд ли все делегаты поняли содержание этого довольно путаного документа. Но главная суть его состояла в признании власти Совнаркома, т.е. власти Советов на местах.
Состоялась жаркая дискуссия, в ходе которой выступили М.Я. Едемский, Я.П. Леванидов, Н.Н. Бабкин и Р.А. Пластинина.
В проекте резолюции политических оппонентов Иванова, внесенном Я. Леванидовым, предлагалось направить приветствие Учредительному собранию (уездный съезд происходил в день открытия его работы), а также заявить о том, чтобы "все органы власти...подчинились Учредительному собранию и избранному им правительству...Только сам народ всеобщим голосованием может выражать верховную власть...".
Сторонники советской власти одержали главную победу: резолюция Иванова получила 29 голосов. Только пять делегатов поддержали мнение лидера правых эсеров.
Решение принципиального вопроса о власти предопределило и всю остальную работу делегатов.
Съезд подверг резкой критике деятельность всех организаций, указал на необходимость немедленного переизбрания гласных земского собрания, а также продовольственной и земельной управ. Старым руководителям инкриминировалось две вины: непризнание власти Совнаркома и то, что их работа являлась "вредной для трудового народа".
Съезд упразднил должность уездного правительственного комиссара, которую с лета 1917 года занимал Я.П. Леванидов, а также - демократическое совещание. Делегаты возбудили вопрос об отзыве депутатов от Архангельской губернии в Учредительное собрание.
На альтернативной основе (обсуждались 8 кандидатур) председателем исполкома Совета съезд избрал левого эсера Г.А. Иванова, его заместителем — большевика С.К. Попова и секретарем — Р.А. Пластинину. Они получили соответственно 29, 21 и 32 голоса [Author ID1: at Fri Apr 23 07:55:00 2004 ].
Таким образом, январский съезд Советов 1918 года взял в свои руки полноту политической власти. Все прежние учреждения остались на своих местах, что неминуемо порождало двоевластие, чреватое непредсказуемыми последствиями. В целях окончательного решения вопроса о власти в уезде съезд принял решение "созвать полный крестьянский съезд". Для того чтобы облегчить созыв крестьян, руководители земской, земельной, продовольственной управ и союза смолокуренных артелей согласились приурочить к этому времени свои очередные конференции и совещания.
Оценивая работу съезда, один из его участников писал: "Съезд был бурный, из людей новых течений, каковые ныне господствуют у власти. Было затронуто громадное количество вопросов, переоценены все старые ценности...,жесткой критике подверглась деятельность земства, исполкома и многих других учреждений...Много в критике было правильным, нередко в ней чувствовалась жажда сильной и энергичной работы на пользу народу".
Автор статьи отмечал далее, что "излишняя политическая нетерпимость съезда к старым работникам может привести к устранению всего опытного состава от экономической и хозяйственной жизни и этим разрушить вконец экономику уезда". Он выражал надежду на то, что новый съезд "несколько сгладит недостаточное освещение местных вопросов" и направит усилия всех на решение экономических проблем. Эта надежда, к сожалению, не сбылась.
Решающую роль в становлении советской власти в Шенкурском уезде сыграл 3-й съезд Советов. Он состоялся 23-25 февраля 1918 года, в его работе приняли участие свыше 300 человек. В их числе - 105 крестьян, 69 солдат, 76 кооператоров. Крупными группами (по 21 человеку) были представлены земские и земельные органы.
К этому времени позиции сторонников советской власти заметно окрепли. И.В. Боговой только что возвратился из Петрограда, где состоялся 3-й Всероссийский съезд Советов. Решения последнего дали принципиальную установку о путях развития государственного строя России. В частности этот съезд, одобрив роспуск Учредительного собрания, объявил Россию Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Он определил права местных органов власти, их структуру, провозгласил классовый принцип формирования Советов: "Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам".
В порядке дня уездного съезда советов стояли важные вопросы: доклады о 3-м Всероссийском и 1-м губернском съездах Советов, об организации советской власти в уезде, о конфискации земель и продовольственном деле, о создании отряда Красной Армии в Шенкурске и ряд других. Уже в разгар работы съезда делегатам на закрытом заседании пришлось рассматривать вопрос о принятии условий Брестского мира.
Характер вопросов, ждавших своего разрешения, предопределил судьбу старых органов власти. После обсуждения доклада И.В. Богового о работе 3-го Всероссийского съезда Советов делегаты при двух против и двух воздержавшихся приняли резолюцию, в которой приветствовали советскую власть в лице ВЦИК Советов и Совнаркома "за энергичную политику в области разрешения в пользу трудящихся выдвинутых жизнью вопросов". Одобряя роспуск Учредительного собрания, резолюция содержала утверждение о том, что отныне в России "есть только одна власть — самих трудящихся в лице Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов".
Отметив, что в состав земства прошли "кулаки и богатеи", съезд решил "передать все функции земского самоуправления, продовольственного и земельного комитетов, городского самоуправления советам крестьянских и солдатских депутатов...Исполком разбивается на целый ряд отделов: земельный, продовольственный, народного образования, юридический и др.".
Решение вопроса о власти, ряда других важных проблем носило острый характер, а временами принимало драматичный оборот.
Первый конфликт возник в момент открытия съезда. В ответ на предложение президиума предоставить мандат с правом решающего голоса депутату Учредительного собрания М.Ф. Квятковскому раздались эмоциональные возгласы: "Не давать никакого голоса! Соглашателям нет места на съезде!". А лидер солдатской секции В. Боговой заявил: "Солдаты не желают слушать Квятковского!".
Бурными криками и свистом реагировали депутаты на предложение председателя земской управы Е. Едовина предоставить право решающего голоса всем гласным уездного земского собрания. Точно такая же реакция последовала в ответ на заявление председателя правления Союза смолокуренных артелей Важской области А.Е. Малахова дать кооператорам одно место в составе исполкома. В знак протеста Малахов с большой группой делегатов-кооператоров покинул съезд. В ответ уходившим неслись крики: "Вам не место здесь! Скатертью дорога!".
При решении ряда вопросов голосование не было единым, некоторые предложения президиума съезд отвергал большинством голосов. И тем не менее реакция депутатов свидетельствовала о "полевении" народных масс.
Наиболее ярким свидетельством этого явилось отношение к правому эсеру М. Квятковскому, получившему во время выборов в Учредительное собрание, т.е. за каких-то четыре месяца до этого съезда Советов, более 60 процентов голосов избирателей уезда. Более того, съезд Советов, состоявшийся в ноябре, единодушно призывал все население отдать свои голоса за партию эсеров.
В целом можно сказать, что 3-й уездный съезд закрепил победу власти Советов в уезде, ликвидировав все старые органы управления. В состав исполкома Совета был избран 21 человек, в том числе 15 крестьян, 5 солдат и 1 рабочий.
Для закрепления своего влияния в Шенкурске и уезде съезд при пяти голосах против и 22 -х воздержавшихся принял решение организовать в уездном центре отряд Красной Армии.
Важным событием в политической жизни уезда явился 4-й съезд Советов. Он происходил с 31 марта по 3 апреля 1918 года и стал своего рода завершающим звеном в становлении советской власти и в своеобразном самоутверждении леворадикального состава делегатов.
Руководителями съезда были уже достаточно известные всем люди: председательствовал Г.А. Иванов, а в состав президиума входили Р.А. Пластинина и В.Г. Боговой.
Можно выделить три особенности 4-го съезда.
Во-первых, делегаты попытались решить экономические проблемы. В повестке дня стояли конкретные вопросы: о распределении конфискованных земель, о налогах, о реквизиции мельниц и других предприятий.
Земельный вопрос в уезде продолжал оставаться сложным. Его не смогла решить столыпинская реформа. Страсти в основном разгорелись вокруг передела церковных земель, общего учета пахотных площадей и более справедливого их распределения.
Часть делегатов поднимала и более сложные проблемы: малоземелье, невозможность претворения в жизнь уравнительного наделения землей в пределах всего уезда, высказывалась за то, чтобы весной провести лишь частичное "поравнение" между землевладельцами, а коренное изменение в формах землепользование перенести на более позднее время, когда из армии возвратится основная масса солдат.
Резолюция съезда обязывала исполкомы волостных советов произвести учет земель, не наделять ею церковнослужителей, решать вопросы землепользования на местах. Иначе говоря, решение и без того запутанного аграрного вопроса являлось делом будущего.
Второй особенностью съезда явилось резкое противостояние его делегатов руководству правления союза смолокуренных артелей Важской области.
Первый период работы съезда начался мирно. Было принято решение о слиянии его со съездом кооперативов. Однако уже на второй день съезды разъединились из-за несправедливого требования вывести из состава делегатов съезда М.Я. Едемского.
После ухода со съезда кооператоров И.Боговой внес проект резолюции по вопросу о деятельности его правления. Среди других его пунктов был такой: "Политическую деятельность правления союза, и особенно А.Е. Малахова, Г.А. Дегтева и С.П. Костылева , направленную против власти трудового народа, против власти рабочих, крестьян и солдат, осудить и предложить союзу именоваться впредь "Союзом кооперативов", т.к. в него входят и могут входить не только смолокуренные артели, но и потребительские общества, лесорубческие артели и иные кооперативы...".
Однако проект этой резолюции вызвал негодование наиболее решительный части делегатов, выступавших от имени солдат. Один из них, некто Мелкий под аплодисменты большинства присутствовавших заявил: "Я не уйду отсюда до тех пор, пока они не будут арестованы".
Страсти разгорелись настолько, что в конце концов съезд создал комиссию во главе с В. Боговым, которая арестовала и отвела в тюрьму руководителей кооперативного движения.
* * *
Из воспоминаний Александра Малахова. Обратимся к любопытному документу - книге А.Е. Малахова "Русская кооперация и коммунисты", изданной в 1921 году в Лондоне. В ней Малахов наряду с анализом общих проблем кооперативного движения в России повествует и о шенкурских делах. Автор о сути упомянутого конфликта, даёт свое толкование минувшим событиям. Выслушаем со сниманием другую сторону.
"...В начале февраля (1918 года - Е.О.), - отметил Александр Егорович, - все учреждения нашего края оказа¬лись в руках коммунистов. Один только союз оставал¬ся, как был, и работал в прежнем направлении, не до¬пуская в сферу своей деятельности никакого правительственного вмешательства. На этой почве произошли недоразумения, и ссора перешла в борьбу.
Союз издавал свой журнал, в котором, не cтеcняясь, клеймил все хулиганские выходки местных большевиков. Исполком приказал сдавать журнал на предвари¬тельную цензуру. Я в качестве редактора поместил их приказ на первой странице журнала, категорически отказал¬ся подчиниться распоряжение и одновременно просил коопе¬ративы обсудить этот вопрос на местах. Резолюция во¬лостей и сельских обществ были в нашу пользу. Из всех мест требовали свободы слова. Агитация большевиков не имела успеха, несмотря на то, что они не пренебрегали ни демагогией, ни клеветой. Трения зашли так далеко, что пришлось опять созвать кооперативный съезд, но при обсуждении союз не воздержался и обозвал коммунистов пара¬зитами.
Период словесного турнира продолжался до 1 марта 1918 года, когда собрался наш кооперативный съезд. Исполком ответил нам одновременным созывом своего съезда. Мне пришлось быть и на их съезде, уполномоченным от одной из волостей. Главным вопросом, кото¬рый стоял перед обоими съездами, было согласование работы союза с большевистскими учреждениями. Было устроено совместное заседание, но согласования не произошло. Наоборот, страсти разгорались вовсю, кооператоры ушли с совместного заседания и продолжали работу в союзе. Ком¬мунисты остались в казарме.
Мы решали наши хозяйственные планы на будущее, а коммунисты занимались политикой и бряцали оружием. Я чувствовал, что моя работа в союзе кончается. Мне не хотелось обострять отношения, и я подал заявление об от¬ставке, мотивируя его тем, что мне надо расстреливаться. Отставка не была принята. Часов около одиннадцати ночи с уездного съезда прибежали сказать, что только что решился вопрос о моем аресте вместе с членом правления Г.А. Дегтевым и инструктором С. П. Костылевым, что сейчас придёт за нами отряд.
После нашего ухода комиссар Пластинин произнес блестящую, полную огня речь. Потом, уже в Москве, мне удалось прочитать ее в трудах съезда. В ней он обвинял меня, что я мародер народной души, что это самое высшее зло, и патетически восклицал: „Что им социализм? Что им мировая революция? Жив бы был их божок Малахов!" После речи более рьяные коммунисты требовали расстрела, но гроза пронеслась.
Быть арестованным ради поддержания престижа власти мне было не впервые. В 1905 году я также был отправлен вице-губернатором Григорьевым в ту же самую тюрьму, в которую должны были теперь повести меня коммунисты. Насчет расстрела я шутил на своем собрании. Я знал, что меня не расстреляют. Это было равносильно для наших шенкурских коммунистов смертному приговору самим се¬бе. А они свою жизнь любили.
Около часа мы ждали отряда. Сговорились, что проте¬стовать не будем, что собрание молча проводит нас до тюрьмы. Все было устроено по выработанному церемониалу. Окруженные небольшим отрядом в сопровождении 200 делегатов, около 12 часов ночи мы отправились в тюрьму поддерживать престиж правительства Ленина. На этом я и должен был бы закончить хронику Союза Смолокуренных Артелей, так как в дальнейшей работе сам участия не принимал.
Все-таки, думается мне, небезынтересно сказать несколько слов о нашей судьбе, как кооператоров. Ведь то же самое, что было у нас, проделывалось по всей России и явля¬ется типичным. При царском режиме в Шенкурской тюрьме жилось спокойно, как у Христа за пазухой. В ленинской было гораздо хуже. Наш тюремный начальник, печник Стерлепочка нервничал и иногда появлялся с револьвером, торчавшим из кармана его пиджака. Нервность его передавалась и нам.
Мы боялись, что население не выдержит и наделает глу¬постей. Кромe того, нам уж очень не хотелось, в случае решения исполкома о пересмотре нашего приговора, стать к стенке беззащитными, вроде баранов. Для своего спокойствия мы достали на всякий случай револьверы. Это было сделать не трудно, так как тюрьма превратилась в контору союза и ко мне постоянно приходили ответственные служащие, члены правления и родные, по делам союза и на свидание. То, что общее собрание не согласилось дать мне отстав¬ку, действовало на большевиков, и я не могу пожаловаться, чтобы они мешали нашим свиданиям. Пластинин был все¬цело поглощен наблюдением за нами.
Со всего уезда от волостей, сельских обществ, кооперативов поступали требования о нашем освобождении. Некоторые из волостей стали угрожать, и на двадцать седь¬мое марта, так как нас не выпускали, был назначен поход для освобождения. Зная, что коммунистам власть дороже всего, что они будут защищаться, что может пролиться кровь, начаться гра¬жданская война, мы решили бежать и предупредить события. Это сделать было нетрудно. На ночь оставалось только два надзирателя.
Я написал исполкому, по моему, трогательное и нужное письмо, приблизительно следующего содержания: „Начинается весна, а весной у союза больше чем когда-ни¬будь дела, надо организовать сплав, и сидеть нам некогда. Просим никого не привлекать за содействие в побеге, и ни¬кого не арестовывать, в противном случае мы будем при-нуждены освободить невинных. Пока caм народ вас не прогонит от власти, царствуйте, мы мешать вам не будем. Уходим, чтобы предупредить ваше избиение, а, может быть и еще худшее. Подписались все втроем и, кажется, 18 марта, предварительно посадив на наше место тюремную стражу и замкнув на замок камеру мы спокойно ушли. Только 18 дней мы поддерживали авторитет и престиж вла¬сти Ленина.
Была весна, снег с полей уже согнало, но в лесу его было еще много, местами до пояса. Маленькие речки вскрылись, но Вага была покрыта льдом, и только около берегов были полыньи.
Первая неудача нас постигла, как только мы вышли из города, и спустились к pеке. Нам надо было переправиться на другой берег, но этого не удалось сделать, не приняв предварительно холодной ванны, которая загнала нас в бли¬жайшую деревню для обсушки и обогревания. Маршрут был нарушен, что в свою очередь явилось причиной наших дальнейших мытарств и приключений.
Очнувшись на следующий день, большевики (о нашем побеге они узнали еще ночью) разослали всюду телеграммы, что злодеи бежали, и подняли на ноги коммунистов для на-шей поимки.
Надо было принять меры предосторожности. Следующую ночь мы сбились с пути и заночевали в лесу, около огонька, прямо на снегу, подостлав под себя еловые лапки. На следующий день мы только добрались до Шеренги и то с приключениями.
Нас словили, и словили очень глупо. Шли мы по полю, конечно, не оглядываясь, прямо. Перед нами оказалась не¬большая разлившаяся речка Лабожка. Перейти было невоз¬можно. Надо было отыскать какое-нибудь приспособление вро¬де жердей. Обернулись и, к нашему изумленно, сзади, шагах в ста, за нами следом, увидали цепь коммунистов человек в восемь. Пришлось броситься вплавь. Но противник открыл по нам огонь. Я никогда не был на войне. Мои спутники также не были искусны в военном деле. И мы не побежали, а все трое поползли на брюхе в разные стороны к ближайшему лесу. Стрельба смолкла, когда мы уже все очутились за деревьями и чувствовали себя в безо¬пасности. Стали разыскивать друг друга. Я вскоре нашел Дегтева, который стоял и ждал меня. Не доставало только Костылева. Вдруг появляется, перед нами рыжая фигура бывшего петроградского городового, а теперь коммуниста совсем близко и требует нашей сдачи. Настал момент, когда нам, в свою очередь, надо было применить оружие. А вооружены мы были очень недурно — и наган, и браунинг, и даже японская винтовка была к нашим услугам. Но ни у одного из нас не хватило духу застрелить человека. Решили слаться, и, преподнесли рыжему, предварительно разрядив, наше оружие. Патроны сдали отдельно. Туг же к нам подвели и арестованного Костылева, и все мы направились в ближайшую деревню.
Коммунисты согнали в деревне мужиков и потребова¬ли, чтобы те избрали конвой. Сами они вести нас в город отказались под предлогом, что две ночи не спали, поджидая нас. Рыжий убежал в Усть-Паденьгу подать радостную телеграмму о спасении им престижа советской вла¬сти и о поимке злодеев. Мужики чесали затылки, и никому не хотелось идти. Мы же пили чай и беседовали. Заболевший Костылев грелся и сушился на печи.
Вдруг изба стала наполняться мужиками и мужики бы¬ли какие-то особенные: часто дышат, слова сказать не могут, а глаза горят. Я их даже не узнал и сразу не мог понять, что случилось. Оказалось, что при нашем аресте присутствовала шеренгская баба, которую коммунисты тоже арестовали, но она убежала и дала знать крестьянам соседней волости, которые в это время как раз обсуждали на¬ши дела. Сход немедленно отрядил несколько десятков человек к нам на выручку и те, боясь нас не застать в деревне, рысью промчались около пяти верст к нам на помощь. Поэтому у них и получился такой возбужден¬ный вид, и они не могли перейти сразу на членораздельную речь. Ни одной минуты они не дали нам опомниться, потре¬бовали у коммунистов вернуть нам наше оружие и патроны, потребовали у деревни лошадь для больного Костылева, и мы весело зашагали к нашим гостеприимным освободителям прямо на волостной сход.
Шеренгские ораторы приветствовали нас торжественно с освобождением и приняли всей волостью под свою за¬щиту. Первый раз после тюрьмы не надо было прятаться и скрываться. Я свободно ходил один на союзный завод и жил открыто, наслаждаясь вниманием, которое оказывало нам население.
...Получилось известие, что за наш побег посажено два¬дцать человек служащих союза и доктор. Мы послали те¬леграмму с требованием освободить, предупреждая коммунистов, что в случае ослушания, население придет усмирить неистовых. Телеграмма подействовала, арестованных освободили. Отряд, отправленный из Шенкурска, дошел до Шереньги. Здесь над ним поиздевались и он ушел обратно, но это была уловка.
Престиж власти для комиссаров был на первом пла¬не. Шенкурский исполком стал мобилизовать коммунистов и сочувствующих им, и отряд за отрядом посылал в Шереньгу. Население не думало оказывать вооруженного сопротивления. Оно просто укрывало нас и ограничивалось слежкой за противником.
Но вскоре нам пришлось расстаться с добрыми шереньжанами. Отряды стали поедать у баб яйца и масло, а дело было перед самой Пасхой. Нам не хотелось доста¬влять неприятности нашим друзьям, и мы решили разбре¬стись в разные стороны, чтобы отвлечь внимание коммунистов от Шереньгской волости. Костылевъ снова заболел и принужден был сдаться, а мы с Дегтевым направи¬лись — он в Шенкурск, а я в Москву, в самое пекло коммунизма.
Только в несчастии познается дружба. Проблудив двое суток в лесу, я перешел в другую волость, где меня приняли также радушно, переодели солдатом, дали паспорт, и я отправился домой в свою деревню, чтобы провести с отцом Пасху. Приключений было много... После свержения правительства Ленина, вероятно, появится большая литерату¬ра для подрастающего поколения о подобных приключениях. Я остановился на этом эпизоде только затем, чтобы отметить те мытарства, которые приходилось переживать в России аполитичным кооператорам. Многие из них за свою преданность трудовому народу поплатились головой. Из нашего союза тоже погибло несколько человек. Среди них Яков Петрович Леванидов. Мой товарищ по правлению и тюрьме Дегтев также был рассгрелян. Его схватили в Сольвычегодском уезде и направили в Вологду к Кедрову. Последнюю его открытку, в которой он просит перевезти его тело в Шенкурск, я получил в Москве. В нём союз потерял дельного, с большим практическим опытом и сметкой самоотверженного работ¬ника...".
* * *
Малахов далее отметил в книге, что с 18 марта 1918 года он бегает от коммунистов. "Это стало моей второй профессией, - заметил он, - первой же остается кооперация". Некоторое время Александр Егорович работал легально в Москве. А затем, узнав о возможном аресте, он сумел добраться до Варшавы, а затем до Лондона.
В Англии в то время на складах находилось 18 000 бочек смолы и 2 000 бочек пека, принадлежавших союзу артелей. Малахов с трудом сумел реализовать их. Сам же он навсегда расстался с родиной. Его жена и пятеро детей в это время находились в Архангельске. Они сумели перебраться тайно в Эстонию и собраться всей семьей вместе лишь в 1922 году.
* * *
Но возватимся к анализу раоты 4-го уездного съезда Советов. Арест кооператоров, а также некоторые другие факты, выявившиеся во время его работы, свидетельствовали о расширении административного вмешательства уездного Совета и его исполкома в решение практических дел.
Съезд постановил выдать каждому волостному совету по пять винтовок и по два револьвера для защиты завоеваний революции. Руководитель военного отдела исполкома В. Боговой доложил об отправке в губисполком требования на 500 винтовок и 250 револьверов.
В состав исполкома вошел 21 человек. Председателем его опять стал Г.А. Иванов, а секретарем — Р.А. Пластинина. Новым явилось то, что съезд утвердил в семи отделах исполкома по 2 заведующих, в земельном — три, а в хозяйственно-экономическом — даже четыре.
Таким образом, работа 4-го съезда Советов явилась своеобразным пиком триумфального шествия советской власти в уезде. Дух кипящего времени, молодость делегатов, отсутствие у них какого-либо опыта хозяйственной и общественной работы постепенно привели к тому, что уездный совет стал единым центром законодательной, исполнительно-распорядительной и даже судебной власти. Последнее подтверждает факт ареста руководителей кооперативного движения .
И вместе с этим вскоре после съезда произошла резкая смена в настроении посланцев деревень. К сожалению, пока не удалось найти протокол 5-го съезда Советов, который состоялся 12-17 июня. Краткие отчеты и воспоминания позволяют судить о том, что на этот раз на съезд прибыли люди иного состава.
Делегаты не стали обсуждать резолюцию по текущему моменту, предложенную Ивановым, отнесли этот вопрос на последнее заседание.
В составе мандатной комиссии из пяти человек трое, по оценке коммуниста Г. Власова, принадлежали к "правым". Последние оспорили представительство на съезде ряда делегатов, избранных от партийных и солдатских организаций. Эта часть делегатов сразу же заявила: "Здесь не место политике, нужно решать конкретные дела".
Обсуждая вопрос о помощи солдатским семьям, съезд принял резолюцию, которая рекомендовала волостным советам для изыскания средств "подвергнуть обложению налогом мародеров, спекулянтов, кулаков. Налог с тех лиц, которые откажутся платить добровольно, взыскать при помощи вооруженной силы красноармейцев". Делегаты Бубновский, Гусев и ряд других выразили категорический протест против этой резолюции и покинули съезд. Поскольку эта часть делегатов составляла большинство, съезд, избрав делегатов на 2-й губернский съезд Советов, прервал свою работу.
Оценивая итоги съезда, Г. Власов отметил, что несознательные крестьяне пошли "не за теми",что благодаря их темноте на съезд пробрались люди, чуждые политике.
Открытое противодействие решениям властей еще более четко проявилось во время работы 6-го съезда Советов, о чем подробно рассказано ниже в главе "Шенкурское восстание".
Резонно возникает вопрос: в чем же состояли причины перемены в настроении шенкурской деревни, почему в течение четырех месяцев ее посланцы изменили свои политические симпатии, перейдя от крайних радикальных позиций к более взвешенным и прагматическим?
Ответ на этот вопрос искали уже современники тех событий.
В содержательной статье "Два съезда", помещенной в журнале "Важская область", А.Е. Малахов по живым следам событий писал, что пожилым людям скоро надоели политические лозунги и они не ходили на сходы, где господствовала молодежь. Бывшие солдаты избирали "на съезды наиболее ярких лозунговых ораторов, не считаясь со знанием ими хозяйственно-экономических условий края, с организаторскими их способностями, подготовкой к практической деятельности".
Однако постепенно настроение крестьян менялось. Ряд решений уездных органов власти: об аресте 18 кооператоров, конфискации кооперативной типографии, мельниц, введении чрезвычайного налога,- а также создание отряда Красной Армии и угрозы собирать при его помощи налоги вызвали массовое возмущение жителей уезда. Свои протесты против ареста кооператоров прислали свыше 50 различных коллективов.
Решения всех сходов крестьян и смолокуров, которые скреплялись многочисленными подписями, носили очень резкий характер. "Акт ареста руководителей кооперации, — отмечалось в резолюции Пуйского общества потребителей, — рассматриваем как измену и предательство народа со стороны исполкома совета крестьянских депутатов". "Советская власть, — вторили жителям Пуи потребители Благовещенского общества, — выступает разрушителем кооперации, а следовательно, врагом трудового народа".
Уместно отметить, что крестьяне Благовещенской и Воскресенской волостей вплоть до начала интервенции не признали Советскую власть, считая, что "таковая образована без малейшего ведома всего трудового народа и без всякого выбора последнего".
Иначе говоря, исполком уездного Совета своими решениями в значительной мере изолировал себя от народа. И делегаты 5-го съезда лишь отражали настроение население уезда. Дух недовольства молодых крестьян с особой силой проявился в июле 1918 года, когда на 6-м уездном съезде решался вопрос об их собственной судьбе - немедленной мобилизации в ряды Красной Армии.

ШЕНКУРСКОЕ ВОССТАНИЕ
Я не хотел выносить в заголовок это, уже давно во¬шедшее в оборот историков привычное словосочетание. Тем более, что его уже использовал журналист Иван Боговой, назвав так свою небольшую книгу, изданную ещё в 1924 году.
Но все дело в том, что именно таким образом называли это со¬бытие его активные руководители и участники. В первом “Воззвании населению Шенкурского уезда”, отпечатанном в уездной типогра¬фии в жаркие июльские дни 1918 года, лидеры мобилизованных заявили от имени бывших солдат и офицеров шести волостей о том, что они “не вынесли произвола губернских сатрапов и подняли против них восстание”.
До сего времени эта драматичная страница в истории Шенкурского уезда не привлекла должного внимания исследователей. Упомянутая выше небольшая книга И.В. Богового вскоре оказалась под запретом, так как автор ее стал жертвой политических репрессий. В наши дни она является библиографической редкостью. К тому же автор считал свою работу лишь материалом "для будущего историка".
На основе архивных документов, мемуарных и других сведений попытаюсь предельно объективно рассказать об этом слабо освещенном, полузабытом и в то же время наиболее трагичном событии, связанном со становлением власти Советов в уезде, войти в мир переживаний наших отцов и дедов в критический момент истории, понять логику их поведения, предопределившего дальнейшую судьбу многих наших земляков.
В ПРЕДДВЕРИИ ДРАМЫ. В начале июля 1918 года исполкомы волостных Советов Архангельской губернии получили срочную телеграмму губернского военного комиссариата. Она извещала местные органы власти о том, что на основании декрета Совнаркома от 12 июня и постановления 2-го губернского съезда советов объявляется мобилизация в Красную Армию. Призыву подлежали рабочие и крестьяне пяти возрастов, т.е. мужчины, родившиеся в 1893-1897 гг.
Шенкурский уезд должен был поставить в армию 1330 человек, 125 обозных лошадей с упряжью и 50 повозок. “Порядок реквизиции лошадей и повозок, Ђ гласил текст депеши, Ђ размер платы за них должен быть указан местным исполкомом. О числе принятых на службу ежедневно доносить телеграфом губернскому военкомату. Первым днем мобилизации считать 4 июля сего года”.
Уездный военкомат выслал во все волости расписание явки мобилизованных в течение пяти дней, а также сведения о числе лошадей и повозок от каждой волости.
...Книга протоколов заседаний исполкома Шенкурского уездного совета зафиксировала данные о наиболее важных мерах, предпринятых этим органом власти по проведению в жизнь декрета о мобилизации. Своим решением от 3 июля исполком поручил военному отделу разработать план призыва, издать специальное обращение к населению. С 4 июля город Шенкурск и уезд перешли на военное положение. Именно в этот день в уездном центре появилась первая партия новобранцев.
Поведение бывших солдат, собравшихся вместе, сразу же вызвало тревогу у членов исполкома. Во всяком случае, 5 июля они дважды проводили заседания. Первое заседание, происходившее, очевидно, утром, поручило немедленно выступить перед мобилизованными Ивану и Василию Боговым. Контакт председателя уездисполкома и военкома уезда с прибывшими в город крестьянами не дал желаемых результатов.
Мобилизованные потребовали ответа на вопросы: на какой срок их призывают в армию? Какова цель мобилизации? Куда и против кого их будут направлять после призыва в армию? Как будут жить их и без того обнищавшие за военные годы семьи?
Не получив вразумительного ответа на эти вопросы, крестьяне вынесли протест против постановления губисполкома о мобилизации.
Решение второго заседания отразило суть разыгравшихся на митинге событий. Иван и Василий Боговые столкнулись с единодушным противодействием крестьян, заявивших о своем нежелании идти в Красную Армию.
В постановлении исполкома, в частности, предлагалось: “срочно оповестить население уезда о принятом первой группой мобилизованных решении. Рассмотреть этот вопрос на местах. Если волости будут такого же мнения, то известить об этом губисполком. Приостановить мобилизацию до съезда Советов 10 июля и оповестить население. Сообщить губисполкому о причинах приостановки мобилизации...”.
При голосовании по проекту резолюции голоса разделились почти поровну: 7 человек проголосовало за это решение, а шесть — против.
Во все волости ушла срочная телеграмма о решении уездисполкома, с предписанием приостановить мобилизацию. Волисполкомы обязывались немедленно провести выборы делегатов на 6-й уездный съезд Советов.
С целью подбора наиболее желательного состава участников будущего съезда исполком выработал особые нормы представительства. В частности, волисполкомы должны были направить на съезд по одному делегату от 500 душ взрослого населения, а также от всех волостных Советов, солдатского революционного комитета и от каждой организации партий коммунистов и левых эсеров.
Исполком еще раньше начал обличительную кампанию против постоянных и наиболее активных делегатов уездных съездов. Говоря об итогах работы 5-го съезда советов, он, не стесняясь в выражениях, пояснял в специальной листовке: “Вместе с тру¬довым крестьянством на съезд съехались представители кулачества с реакционе¬рами и злодеями трудящихся - Леванидовым и корниловскими офицерами Орловым, Бубновским, Березиным и Ракитиным во главе. Они домога¬лись сломить советскую власть, они, действуя заодно c Малаховым и Бирюзовым, облизывались, надеялись, что собьют трудящихся с верного пути и направят все дело так, чтобы задушить бедноту...Они, когда уви¬дели, что мерзкий план их обнаружен, бежали со съезда. Благодаря их гадостям, съезд потерял 5 дней и не решил неотложных вопросов”.
Все бывшие делегаты, упомянутые в воззваниях, именовались “политическим мусором”. Руководители уезда всеми силами пытались не промахнуться на этот раз и избрать на съезд более достойных, по их представлению, людей, которые одобрили бы решения властей.
Одновременно уездный военком В. Боговой требовал от волисполкомов ежедневных сводок о настроении жителей волостей и отношении их к мобилизации. “Мобилизация откладывается до уездного съезда, 10 июля, — сообщал В. Боговой в волисполкомы 5 июля. — Посылая делегатов, укажите определенное отношение к мобилизации”.
Об остроте ситуации свидетельствовал тот факт, что Боговой разослал свою телеграмму поздним вечером — в 21 час 35 минут...
Уезд замер в ожидании съезда Советов.
ДЕЙСТВИЯ ГУБЕРНСКИХ ВЛАСТЕЙ. Первая реакция губисполкома на ход начавшейся мобилизации в уездах была довольно спокойной. Губвоенком А.Г.Зенькович 6 июля на закрытом заседании исполкома информировал: “...В Архангельском уезде мобилизация идет удовлетворительно. В Холмогорском уезде ничего не сделано, но военный комиссар работает энергично, отношение масс доброжелательное. В Шенкурском уезде дела неважные. Я это приписываю военному комиссару. Из Пинежского уезда сведений нет.
В общем мобилизация дает удовлетворительные результаты. Предлагаю объявить во всей губернии военное положение и послать на места агитаторов...”
По предложению П. Виноградова принимается решение: “послать в каждый уезд по одному члену губисполкома, передавая ему полноту власти по мобилизации и поручив ему всем авторитетом губисполкома организовать дело мобилизации. В помощь дать 2-3-х хороших агитаторов...” Было установлено также, что уезжавшие на места члены губисполкома будут называться чрезвычайными военными комиссарами. Им предоставлялось право смещения уездных военных комиссаров.
В Шенкурский уезд направились чрезвычайный комиссар М.С. Новов и его помощники П. Олунин и А. Вялов.
Между тем, сообщения с мест день ото дня становились все более тревожными. Через короткое время у губисполкома уже не осталось никаких иллюзий относительно хода начавшейся мобилизации. Телеграммы из уездов свидетельствовали о полном ее провале. Военкомы из Пинеги, Онеги , Холмогор и Шенкурска докладывали о массовых протестах крестьян против мобилизации, откровенном нежелании идти в Красную Армию.
Особенно тревожные вести поступали об обстановке в Шенкурском уезде. Губисполком систематически информировал руководителей Советской России В. Ленина и Л. Троцкого о ситуации, сложившейся на Севере.
Уже 7 июля губернские власти докладывали в Москву: “В Шенкурском уезде настроение масс к мобилизации отрицательное. Мобилизованные требуют разъяснения, на какой срок они призываются, а также какова цель призыва...”.
А через несколько дней ситуация существенно изменилась. “Положение Архангельской губернии в связи с объявлением мобилизации тяжелое, Ђ говорилось в пространной телеграмме, направленной в центральные органы власти. Ђ В Шенкурске идет бой между отрядами Красной Армии и мобилизованными, во главе которых стоят левые эсеры. Четыре комиссара по мобилизации, члены губисполкома, захвачены...В Пинежском уезде мобилизованные отказались ехать в Архангельск и требуют оружия. В Онежском уезде набрали отряд рабочих 120-150 человек, крестьяне же отказываются от мобилизации...Настроение населения враждебное мобилизации...Применить террор нет сил. Архангельск висит на волоске...”.
В сообщении схвачено главное: мобилизация сорвана. В то же время оно отразило недостаточное знание ситуации. Левые эсеры не могли руководить ходом выступления мобилизованных в Шенкурске, так как в исполкоме Совета уезда были по преимуществу представители их партии. Тут же в тексте отражена и надежда поправить дело путем применения террора.
В этой острой ситуации исполком губернского совета принял решение срочно направить в Шенкурск нового комиссара, Андрея Петровича Попова, с целью "улаживания конфликта на почве мобилизации между населением некоторых волостей и советской властью”. Бывший председатель губисполкома, руководитель губернской организации левых эсеров, возведенный в ранг чрезвычайного комиссара, получил самые широкие полномочия. Ему вменялось в обязанность “всеми мирными средствами, а если не удастся, то всеми мерами, какие он найдет необходимыми, в крайнем случае вплоть до отмены мобилизации включительно, уладить конфликт”.
О приезде Андрея Попова в Шенкурск и его действиях в этом городе будет рассказано ниже. Здесь лишь отмечу, что в архиве губисполкома сохранилось любопытное свидетельство о телеграфных переговорах А. Зеньковича с комиссаром Поповым после приезда последнего в Шенкурск.
25 июля на закрытом заседании президиума губисполкома Зенькович подробно изложил свои соображения об этих переговорах. Будучи профессиональным телеграфистом, он отметил, что в Шенкурске на телеграфном аппарате во время очередного сеанса связи работал не военный руководитель уезда Богданов, почерк которого Зенькович хорошо знал, а другое лицо. И этот человек не смог ответить ни на один из заранее оговоренных между ними вопросов. Говоривший от имени военкома представитель и Андрей Попов требовали лишь одного Ђ не направлять в Шенкурск вооруженных сил. В тоне беседы, в которой, по признанию А. Зеньковича, бесспорно, участвовал А. Попов, “чувствовалось отчаяние”. Губернский военный комиссар закончил свое выступление выводом о том, что “в Шенкурске дело советской власти висит на волоске и необходимы срочные меры для немедленной ликвидации контрреволюционного выступления, подавления его беспощадными мерами”.
Президиум губисполкома, на закрытом заседании которого присутствовали пять человек (С. Попов, П. Виноградов, М. Яунзолинь, А. Зенькович и А. Геккер), постановил: “Отправить тов. П. Виноградова в Шенкурский уезд для ликвидации белогвардейского выступления с самыми широкими полномочиями. Разрешить тов. Виноградову формирование необходимого для этой цели отряда и набора технических средств по его собственному усмотрению. Уполномочиваем тов. П. Виноградова подчинить себе все военные силы Шенкурского уезда и передать ему, если будет нужно, власть над уездным исполкомом и всеми комиссарами, посланными в уезд до него.
Разрешить т. П. Виноградову даже в случае угрозы белогвардейцев расстрелять заложников (Новова, Попова, Вялова и других), двигаться вперед, овладеть властью и смести все, что окажет сопротивление, а также устроить полевой суд на месте”.
Нетрудно заметить существенное различие между полномочиями, которые получили комиссары А. Попов и П. Виноградов. Если на первом этапе выступления шенкурских крестьян губисполком пытался мирным путем решить вопрос, искал разумного компромисса с мобилизованными, то Виноградов, по сути дела, наделялся правами военного диктатора, имевшего цель силой оружия расправиться с восставшими, которых уже откровенно именовали белогвардейцами и контрреволюционерами.
Через трое суток новый, уже пятый по счету комиссар с небольшим отрядом направился в Шенкурск. А следом за ним по распоряжению командующего сухопутными и морскими вооруженными силами архангельского района Н.Д. Потапова “против контрреволюционеров в Шенкурском уезде отправился отряд численностью в 50 человек при четырех пулеметах”.
Рассмотрим теперь, как развивались события в Шенкурске. Почему дело дошло до крупного вооруженного выступления мобилизованных , для борьбы с которыми потребовался внушительный отряд красноармейцев?
ШЕСТОЙ УЕЗДНЫЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ. Настроение шенкурских крестьян по отношению к мобилизации и суть самого конфликта, возникшего между призывниками и органами советской власти, наиболее ярко проявились во время работы 6-го уездного съезда Советов.
На съезд прибыло около 150 делегатов. Посланцы всех волостей привезли с собой наказы крестьянских собраний и советов. Представители Благовещенской и Воскресенской волостей сразу же заявили о том, что они в соответствии с решениями крестьянских собраний не будут принимать участия в голосовании.
Абсолютное же большинство крестьянских наказов содержали требование выступать против призыва в Красную Армию. Разлад между пропагандистскими шагами исполкома и настроением крестьян, а также волостных Советов был очевиден: проклинаемые уездными властями Я. Леванидов, М. Ракитин, Г. Бубновский и ряд других лиц вновь оказались делегатами съезда.
В поддержку решения властей о мобилизации практически могли отдать свои голоса лишь делегаты, которые получили мандат от уездисполкома или от ячеек партий коммунистов и левых эсеров, т.е. люди, на которых не действовало напрямую мнение рядовых жителей уезда и которые могли голосовать, подчиняясь лишь директивам сверху или партийной дисциплине. Среди них были уже достаточно известные в уезде люди: И. и В. Боговые, Р. Пластинина, Н. Бабкин, Ф. Гашев, И. Кочетов, П. Кожевников и ряд других . Все они уже накопили опыт общественной и партийной работы, умели выступать на съездах. И естественно, что они, готовя созыв съезда, пытались добиться выдвижения своих представителей на руководящие посты. Однако этого достичь не удалось.
Очевидец отметил, что "выдвинутый большевистской фракцией президиум был отвергнут". В результате компромисса съездом стал руководить президиум из шести человек, к состав которого вошли большевик Ф.Гашев, левый эсер Н. Бабкин, правый эсер А.А.Ельцов и другие.
Место председателя заняли двое: левый эсер, член исполкома Н.Н.Бабкин и известный в уезде учитель А.А.Ельцов. Слабость "просоветской" группы делегатов состояла в их малочисленности. К тому же между большевиками и левыми эсерами в то время существовали острые противоречия, вызванные подавлением левоэсеровского выступления в Москве. Значительная часть делегатов, зарегистрировавшихся как левые эсеры, была настроена против мобилизации. Следствием расхождения в позициях явилось создание самостоятельных фракций большевиков и левых эсеров.
Подобный расклад сил, различный подход к решению всех проблем предопределили остроту борьбы, развернувшейся во время работы съезда, который длился с 10 по 20 июля 1918 года.
В порядок дня съезда были поставлены насущные проблемы жизни уезда: продовольственная, земельная, финансовая, а также проблема развития народного образования и др. Губернские комиссары настояли на том, чтобы обсудить вопрос о мобилизации в конце работы съезда и ограничиться лишь информацией о постановлении Совнаркома. Однако этот замысел осуществить не удалось. Большинство делегатов были настроены по-иному. Уже в начале работы съезда Орлов, представитель из Москвы, в специальной телеграмме во ВЦИК сообщал: "Съезд состоит из соглашателей. Они открыто ведут контрреволюционную тактику. Президиум съезда избран из бывшего офицерства и кулачества".
Абсолютным большинством голосов делегаты осудили деятельность народного трибунала и следственной комиссии, признали недопустимыми такие меры, как создание комитетов бедноты, "посылку реквизиционных отрядов в деревню", конфронтацию с учительством и т.п. шаги исполкома. Нетрудно заметить, что многие решения отменяли постановления 4-го съезда Советов. Но наиболее острым оказался вопрос о мобилизации в Красную Армию.
18 июля с докладом о международном положении и необходимости мобилизации выступил М. Новов. Напомнив делегатам о том, что Мурман “уже оккупирован союзниками”, комиссар продолжал: “Нужно каждую минуту ждать дальнейшего продвижения союзников. Ясно, как день, что одним Мурманским побережьем дело не ограничится. Они пойдут дальше. Их силе нужно противопоставить нашу силу...” Новов отметил, что архангельский отряд красноармейцев очень слаб и не в состоянии отразить натиск врага. Ему нужна помощь. Оратор не скрыл от делегатов того, что мобилизация в губернии проходит со значительными трудностями.
Вслед за Нововым выступил его сподвижник левый эсер Олунин. Главный тезис его краткой речи состоял в доказательстве того факта, что бывшие союзники России - англичане пришли на Север как враги.
Обсуждение проблемы мобилизации началось на следующий день, т.е. 19 июля. Очевидно, руководители съезда сознательно пошли на перенос обсуждения и голосования, пытаясь охладить страсти делегатов, дать спокойно подумать, а возможно и воздействовать на некоторых из них, т.е. попытаться в течение суток привлечь их на свою сторону. Однако эти расчеты не оправдались.
Как уже отмечалось, делегаты Благовещенской и Воскресенской волостей, в соответствии с содержанием своих наказов, не имели права участвовать в голосовании.
Вторая группа делегатов, получив слово для выступления, зачитывала пространные выдержки из своих наказов, напирая на то, что они не могут нарушить волю своих земляков и потому будут голосовать только против мобилизации.
Несколько раз брал слово бывший офицер Ковицкий. Четко и ясно он заявил: “Мобилизация нецелесообразна и нелепа”. С ним полно¬стью согласился анархист Добрынин.
Масла в огонь своим выступлением подлил неведомо как оказавшийся на съезде и даже получивший слово на нем врач из Архангельска А. Сужан. 25-летний молодой человек рассказал делегатам о том, что в Мурманске высадился огромный десант англо-французских войск численностью около 100 тысяч человек. Он страстно призвал поддержать союз с Англией и Францией. Ссылаясь на пример Мурманского совета, заключившего договор с союзным командованием, Сужан доказывал выгодность такого сотрудничества, ратовал за то, что такой же союз следует заключить и архангельским властям. Естественно, что он решительно выступил против мобилизации.
Представители Тарнянской и Смотроковской волостей поддержали предложение о мобилизации, но их голос потонул среди тех, кто отстаивал другую точку зрения.
Положение губернских комиссаров было незавидным. Они пытались переломить ход дебатов. “Я слышал чтение наказов против мобилизации, - справедливо заметил Олунин, - и понял, что население плохо ознакомлено с ситуацией. Я прошу, - обратился он к залу, - не смотреть узко на это дело, а поступить так, как нужно. Враг стоит у ворот, и всякое промедление ведет к гибели... Раз объявлена мобилизация, то не может быть и речи против нее.”.
Более напористо вел себя Михаил Новов. В своем заключительном слове, в специальном кратком заявлении перед голосованием он сказал: “Каковы бы ни были результаты голосования... мы выполним волю всего Севера, волю губернского съезда и проведем мобилизацию”.
Несмотря на откровенное давление, горячие речи комиссаров, результаты голосования повергли их в смятение, вызвав чувство негодования. За проведение мобилизации высказалось лишь 26 человек, 99 делегатов проголосовали против, и 19 - воздержались.
Комиссары на этом не успокоились. Олунин вновь пошел в атаку. Он настоял на том, чтобы делегаты дали откровенный ответ на более прямой вопрос: “Считаем ли мы мобилизацию правильной?”. Лишь 27 человек ответили утвердительно, а 78 - высказались против и 28 воздержались. Несмотря на некоторую разницу в числе голосов в сравнении с первым голосованием, налицо было главное: абсолютное большинство считало мобилизацию неверным шагом высших властей.
И вновь выступил Михаил Новов. “Я предлагаю, - сказал он , - еще раз вернуться к обсуждению вопроса о мобилизации, пока не поздно. Вопрос может быть не вполне выяснен и понят съездом”.
Вслед за Нововым страстную речь произнес Олунин. “Я вижу вашу трусость, - бросил он обвинение в лицо делегатам. - Вы хотите найти такой выход, чтобы, как говорится, и капитал приобрести, и невинность соблюсти. Я хочу сорвать с вас маску.” Он призвал голосовать не по наказам, а по совести и определить свое личное мнение. В ответ на это делегаты 76 голосами приняли постановление о том, что вопрос о мобилизации решен съездом окончательно.
Страсти накалились до предела. Председатель съезда Н. Бабкин в этой ситуации отказался от своего поста, заявив, что вопрос о мобилизации для него не совсем ясен.
Вслед за ним на трибуну поднялась член губисполкома Р. Пластинина. Она обвинила делегатов в преступлении, ибо они своим поведением срывают решение высших органов власти и вопреки требованиям момента “взяли на себя ответственность за судьбу нашего Севера”.
Пытаясь найти компромисс и некое общее для всех решение, И. Боговой и А. Ельцов предложили проект резолюции: “Съезд вменяет в обязанность всем своим членам разъяснять подробнее положение дел на местах, дабы избежать излишних эксцессов при проведении мобилизации”. Эта весьма расплывчатая по своему содержанию резолюция и была принята 85 голосами при одном против и 26 воздержавшихся.
Острота конфликта между большинством и меньшинством была усугублена еще двумя важными моментами: арестом нескольких делегатов съезда и процедурой выборов нового состава исполкома уездного совета.
...15 июля в разгар работы съезда состоялся телеграфный диалог комиссара Олунина с губисполкомом. Он свидетельствует о сложности ситуации на съезде и намерениях губернских комиссаров. Вот небольшой отрывок из этих переговоров.
Шенкурск: У аппарата Олунин, работает на ключе военрук Богданов.
Архангельск: Установите срочно настроение съезда, запишите резолюции.
Шенкурск: Может быть придется арестовать Плешанова, Леванидова, Едемского. Будем информировать. Первый день мобилизации объявляем 18 июля, последний - 22-го.
Двое из упомянутых лиц: Яков Леванидов, бывший председатель губернской земской управы, и П.Плешанов - были арестованы. И.Ф. Едемский сумел скрыться. Аресты производились тайно, причины их публично не объяснялись. А еще раньше, сразу же после своего выступления на съезде, прямо в зале заседаний был арестован упоминавшийся выше А. Сужан, речь которого была расценена комиссарами губисполкома как подстрекательство к оккупации Севера иностранными войсками.
Арестовывая Сужана, губернские комиссары, строго говоря, руководствовались нормами революционной законности. В начале июля 1918 года в печати было опубликовано знаменитое извещение за подписью Ленина и Троцкого об объявлении председателя Мурманского совдепа Юрьева "врагом народа" за содействие англо-французским империалистам. В тот же день в прессе появился приказ Троцкого, который, действуя по предписанию Совнаркома, известил о том, что любая "помощь, прямая или косвенная, чужеземному отряду, вторгнувшемуся в пределы Советской России, будет рассматриваться как государственная измена и караться по законам военного времени". Понятно, что подстрекательская речь Сужана вполне подпадала под действие этих указаний.
Что касается Якова Леванидова, то лишь в наши дни стало известно о том, что он оказался в тюрьме за то, что был знаком с этим врачом, у которого во время обыска на квартире в Архангельске обнаружили наказ крестьян Паденьгской волости Леванидову, как делегату 6-го съезда. По решению собрания своих земляков Леванидов должен был “требовать во что бы то ни стало прекращения гражданской войны”, высказать на съезде мнение о том, что “вопросы войны и мира должны решаться всенародным голосованием” и что “правом решающего голоса на съезде должны пользоваться только представители от волостей”. “Воевать с союзниками в угоду немцам мы не намерены”, - заявляли в конце своего наказа жители Паденьгской волости.
Чрезвычайные комиссары сразу же после ареста направили Сужана и Леванидова в Архангельск, мотивируя свой шаг тем, что "Шенкурское арестантское помещение не надежно и бывали случаи побегов из него контрреволюционеров".В регистрационной книге архангельской тюрьмы сохранилась запись: "Леванидов Я.П. вместе с Сужаном А.Г., Плешановым П.Н., Распутиным А.П. и Нерядихиным М.Н. ...прибыли в тюрьму 21 июля... В ночь с 1 на 2 августа 1918 г. увезены большевиками".
СУДЬБА ЯКОВА ЛЕВАНИДОВА. Архангельское заточение Якова Леванидова и его това¬рищей оказалось кратко¬временным. Леванидов вмес¬те с Сужаном были вывезены вверх по Северной Двине вместе с отступающими со¬ветскими властями. По пути в Котлас произошел скорый и неправый суд. Это случилось 21 сентября 1918 года. В ар-хивном деле хранятся лишь краткие сведения о том, что решением губернской колле¬гии ЧК Яков Леванидов вмес¬те с товарищами расстрелян возле деревни Березник, в 10 верстах от Верхней Тоймы. Трагедия произошла на паро¬ходе "Светлана". Сведений о месте захоронения убитых нет. Но сохранился потрясаю¬щий документ - предсмерт¬ное письмо Якова Петровича родным. Красивым учительс¬ким почерком на двух страни¬цах небольшого листа, видимо, буквально перед расстре¬лом он написал такие строки:
"Паденьгское почтовое от¬деление Шенкурского уезда ¬Архангельской губернии. Пет¬ру Александровичу Леванидо¬ву и Вере Федоровне Левани¬довой.
Милые мои дети, жена, папа и мама. Жизнь кончена. Не грустите! Не горюйте! Жена, будь бодра и тверда! Воспитай детей честно, в любви к народу. Папа и мама, помогите ей.
Дети, будьте честные, любите трудовой народ, как я любил, его. Жил честно, умираю честно, невинно и твердо.
Ваш муж, отец и сын Яков Леванидов... "
Письмо не было отправле¬но адресатам. Не только его содержания, но и сведений о судьбе своего близкого и ро¬дного человека родители, жена и дети так и не узнали.
Жена Якова Петровича Вера Федоровна выполнила наказ младший сын Лев Яковлевич, участник Великой Отечественной войны, более сорока лет был доцентом Че¬лябинского педагогического института, умер в 1991 году. Второй сын Якова Петровича Владимир был профессором, крупным специалистом по проблемам ихтиологии, долгие годы руководил научными учреждениями рыбной про¬мышленности страны на Дальнем Востоке, умер в 1981 году. В Челябинске про¬живала младшая дочь Леванидова Вера Яковлевна, всю жизнь работавшая в сфере образовании. Она ушла из жизни в 2007 году.
* * *
...М. Кедров в своей работе “За советский Север” отметил, что Р. Пластинина настаивала на аресте и М. Ракитина. Но, как якобы позже признавался М. Новов, он настолько размяк от общения с левоэсеровским исполкомом, что не согласился с этим предложением.
Что касается формирования нового состава уездисполкома, то, имея прочное большинство на съезде, сторонники умеренной линии резонно считали, что следует создавать коалиционный состав исполкома. Но, как заметил в своей брошюре “Шенкурское восстание” Иван Боговой, “левое крыло категорически заявило, что ни в какие соглашения с наемниками антантовской биржи оно не пойдет”.
Вместо разумной полемики и трезвых доказательств в ход пошло приклеивание громких политических ярлыков, обвинение в измене, в контрреволюционности, и, как уже отмечалось, произошли даже аресты делегатов. В этой обстановке большинство делегатов отказалось от участия в голосовании.
В итоге оказалось, что в формировании уездного органа власти участвовало лишь 26 человек, около половины из которых и вошли в состав исполкома, т.е. эти делегаты попросту избрали в состав уездисполкома сами себя. Пост председателя исполкома занял 22-летний крестьянин, бывший солдат, левый эсер Иван Боговой. В исполкоме было создано 11 отделов.
Очевидец свидетельствует, что при формировании исполкома произошла острая стычка между коммунистами и левыми эсерами. Первые предложили избрать в его состав 8 коммунистов и 7 левых эсеров. Последние отвергли этот план. В результате переговоров в основном остался прежний состав исполкома, в котором преобладали левые эсеры.
В обстановке возраставшего противодействия мобилизации комиссары губисполкома настояли на смене уездных военкомов. Вместо И. Кочетова и В. Богового руководителями военного отдела исполкома стали П. Кожевников и И. Долгобородов.
Сообщая о замене военкомов, комиссар Новов в специальном приказе, расклеенном по всему городу, предупредил новых комиссаров о том, что “за малейшее недобросовестное отношение к своим прямым обязанностям революционера и комиссара они будут караться со всей строгостью военно-революционного времени”.
Эта угроза относилась не только к уездным, но и к волостным военным комиссарам, которые работали в губернии начиная с весны 1918 года.
Нетрудно понять те чувства, которые испытывали делегаты из числа рядовых крестьян, направленные на съезд многолюдными собраниями жителей важских деревень для вынесения наиболее справедливого, по их представлениям, решения. Они ощущали себя жалкими пешками, с волей которых, как они убедились, практически никто не считался. Как показал ход прений на съезде, большинству из них были непонятны причины столь быстрой переориентации советской власти в области внешней политики, т.е. зачисления бывших союзников России в стан ее врагов. А избрание исполкома уездного совета небольшой кучкой начинающих свой служебный путь советских чиновников и аресты делегатов окончательно подорвали веру в справедливость новых представителей губернской и уездной власти.
Следует иметь в виду, что большинство делегатов съезда были молодыми людьми, нередко бывшими солдатами и офицерами, которые получили во время службы в армии представления о справедливости, демократии, о чувстве долга перед Родиной, ее друзьях и врагах. Многие из них избирались в солдатские комитеты, горячо выступали за прекращение войны и заключение мира с Германией. Можно смело сказать о том, что столь никчемные итоги работы уездного съезда советов вызвали у многих, наиболее активных делегатов из числа оппозиционеров, чувство неудовлетворенности, раздражения и возраставшего день ото дня недовольства.
ПОСЛЕ СЪЕЗДА... Вопреки воле делегатов съезда, новый состав уездисполкома энергично взялся за проведение мобилизации. Уже назавтра после разъезда посланцев крестьянства по домам из печати вышло специальное обращение.
Шенкурск, в отличие от других уездных центров губернии, имел типографию, созданную правлением союза смолокуренных артелей Важской области. Возможности нового типографского оборудования хорошо использовали не хозяева, а первые советские активисты, затем комитет восставших мобилизованных, белогвардейское командование, губисполком, обосновавшийся в Шенкурске в феврале 1919 года...
В воззвании исполкома были громкие слова о смертельной опасности, нависшей над Севером, содержался призыв браться за оружие.
“Зовите всех на свою защиту! - призывал исполком. - Пусть с востока и запада, с юга и севера нашего Шенкурского уезда потекут смелые и гордые бойцы. Все, как один, встанем на защиту родных очагов...
Мы зовем тебя, трудовой народ, в этот страшный, последний и решающий час встретить врага стальной щетиной красных штыков!
Теснее сплотим свои ряды!
К оружию!
Да здравствует всемирное восстание трудящихся!
Да здравствует всемирная революция!”
А рядом с обращением на заборах, на столбах, на стенах домов, в каждом волостном совете появились новые необычно жесткие приказы о мобилизации. В одном из них, отпечатанном вечером 20 июля, комиссары губисполкома обязали первую партию мобилизованных явиться на призывной пункт через два дня - 22 июля.
“Мобилизация, - гласил этот документ, - распространяется на всех без исключения граждан, где бы они ни служили...” В печатном варианте этого приказа крупным шрифтом выделялись слова: "Все, подлежащие мобилизации и не явившиеся на освидетельствование, как подлые и негодные трусы и преступники перед народом и революцией, будут заклеймены несмываемым позором и преданы военно-полевому суду по всей строгости законов военного времени”.
Второй приказ обязывал волостные советы обеспечить доставку в Шенкурск к этому сроку 125 лошадей с упряжью и 50 повозок. Комиссары приказывали реквизировать лошадей у более зажиточных крестьян, предупреждая о том, что за неисполнение разнарядки виновные будут подвергнуты не только насильственной реквизиции лошадей или повозок, но и конфискации всего движимого имущества, а также - судимы военным судом по законам военного времени.
Документы позволяют проследить, как постепенно от деловых наметок их авторы переходили к угрозам. Все эти приказы отражали растерянность комиссаров губисполкома и уездных органов власти перед сложнейшей проблемой мобилизации. Делая в них упор на репрессивные действия, власти на деле лишь усиливали раздражение крестьян. Реакция бывших солдат на действия властей и поведение губернских комиссаров последовала незамедлительно .
6-й съезд завершил работу 20 июля в 2 часа дня. А уже вечером в исполком поступило сообщение о массовом митинге мобилизованных в селе Спасском, расположенном в пяти километрах от уездного центра.
“МЫ ПОДНЯЛИ ВОССТАНИЕ...” Сведения о предыстории Шенкурского восстания, планах его подготовки, количестве участников и ряде других важных моментов, к сожалению, весьма скудны. Пока не удалось выявить такого важного источника, как документация комитета мобилизованных . Весьма вероятно, что многое организаторами выступления даже не фиксировалось.
В архангельских архивах сохранились лишь отдельные экземпляры газеты “За народ”, которая выходила в свет в Шенкурске во время восстания и, безусловно, сохранила на своих страницах многие детали, которые могли бы пролить свет на некоторые стороны крестьянского выступления. Исследователь имеет возможность пользоваться лишь воспоминаниями участников этого события, текстами листовок, выпущенными руководителями выступления, решениями крестьянских собраний, волостных советов и рядом других опосредованных документов.
Первостепенное значение для понимания смысла события имеют анализ его причин и обстоятельств подготовки. Резонно возникает вопрос о том, было ли восстание чисто стихийным бунтом молодых крестьян-призывников или же оно тщательно готовилось заранее?
Первые исследователи истории становления власти советов на Севере одной из главных причин восстания в Шенкурске считали грубую ошибку архангельского губисполкома, объявившего мобилизацию крестьян “в крайне неудачный момент всеобщего недовольства “, в разгар уборочных работ на селе, а также отсутствие какой-либо разъяснительной работы по этому вопросу среди призывников.
Однако постепенно в литературе и в мемуаристике сложилась безальтернативная трактовка этого восстания как антисоветского, контрреволюционного мятежа, инспирированного правыми эсерами, архангельской организацией Союза возрождения России и даже агентами дипломатического корпуса. Делегаты, выступавшие против мобилизации, характеризовались этой группой историков как “контрреволюционеры, пробравшиеся на съезд”, “черные вороны - защитники капитала”.
М.С. Кедров в своих работах значительную часть вины за восстание возлагал на левых эсеров, в частности на левоэсеровский по большинству голосов в нем состав уездисполкома. Он обвинил в предательском поведении и Андрея Попова - лидера левых эсеров губернии. Версия о предательстве А. Попова вошла даже в статью о Шенкурском восстании, опубликованную в первом издании Большой Советской Энциклопедии. Безвестный автор (не исключено, что это был М.С. Кедров) писал: “Осажденные сдались вследствие предательства левого эсера А. Попова ( чрезв. комиссар Арханг. губисполкома), который , будучи арестован белыми, под их угрозой послал в Архангельск телеграмму о том, что “вопрос улажен и в посылке отряда необходимость миновала".
Первая группа исследователей, по нашему мнению, забывала о том, что решение о мобилизации был принято Совнаркомом. Губернский военкомат получил строжайшее предписание Троцкого любой ценой провести это мероприятие в жизнь. И у местных властей не было выбора.
Другие группы историков явно преувеличивали субъективный фактор фактор пропаганды и организационных мер, осуществленных антисоветскими силами.
До сего времени не было предпринято ни единой попытки проанализировать решения крестьянских собраний, которые избирали делегатов на уездные съезды советов, т.е. попытаться взглянуть на участников восстания их собственными глазами, глазами многотысячного крестьянства уезда. Иначе говоря, оценить важный фактор настроение самого крестьянства, бывших солдат, только что вернувшихся с фронта.
Разумеется, нельзя сбрасывать со счета организаторскую работу определенного круга людей, которые взяли на себя смелость возглавить выступление крестьян. К сожалению, круг источников, характеризующих эту сторону восстания, очень мал. Но тем не менее, они сохранили весьма любопытные свидетельства. О чем они говорят?
Один из лидеров архангельской организации правых эсеров А.А. Иванов вскоре после окончания восстания рассказал о том, что 19 июля, т.е. в самый острый момент работы 6-го уездного съезда Советов, он прибыл в Шенкурск “для организации там крестьянских отрядов” на случай готовящегося переворота в Архангельске и вторжения на Север иностранных войск. Бывший член Учредительного собрания застал здесь массу раздраженных солдат.
“Уже к утру 20 июля, отметил он месяц спустя после начала восстания, в интервью корреспонденту газеты “Возрождение Севера”, настроение мобилизованных окончательно определилось, и они решили выступить”. В целях большей координации действий с архангельским Союзом возрождения Иванов, по его признанию, пытался отсрочить выступление , но по усиленным настояниям руководителей призывников “принял участие в движении”.
В чем проявилась конкретно роль Иванова в организации восстания, что он успел сделать в уезде за двое суток до начала выступления ответить на эти и другие вопросы на основании интервью невозможно. Тем более, что он перед выступлением, опасаясь ареста, ушел из Шенкурска и поселился на хуторе Я. Едемского возле деревни Мареки.
Т. Синицын, будущий писатель Пэля Пунух, скрывавшийся на хуторе вместе с Ивановым, позднее писал: “ На хуторе мы просидели два дня. За это время Иванов коротко сообщил мне о том, что во всех уездах готовятся восстания, что в Архангельске тоже подготовлено выступление и что на помощь повстанцам придут бывшие союзники России. Я спросил, кто это подготовил. Иванов ответил, что есть “Союз возрождения России”, который объединил эсеров, меньшевиков, энесов и левых кадетов... “
Через два дня на хутор прибежал человек, который вызвал Иванова и громко сказал: “Шенкурск занят Ракитиным. Красные засели в казарме, и Ракитин ждет Вашего прихода.“. Иванов немедленно вышел в город.
Есть основания предположить, что А. Иванов, будучи опытным журналистом, помог комитету мобилизованных наладить издание листовок, подготовить их тексты, а также выпуск газеты “За народ”. Очевидно, он оговаривал со своими сторонниками и какие-то организационные проблемы. Ясно, однако, что за двое суток он не мог повлиять на настроение крестьянства уезда, принимавшего резолюции по поводу предстоящей мобилизации.
Очень важное свидетельство об участии в подготовке Шенкурского восстания оставил в своих мемуарах, написанных в эмиграции, Георгий Чаплин организатор антисоветского выступления в Архангельске 2 августа 1918 года, первый командующий белогвардейскими вооруженными силами Северной области.
Узнав о недовольстве крестьян, он направил в Шенкурск двенадцать лучших офицеров, которые были в его распоряжении. “И вскоре, вспоминал Чаплин, во всем уезде вспыхнуло восстание, которое продолжалось свыше двух недель, вплоть до занятия нами Архангельска”. К сожалению, исследователь пока не в состоянии подкрепить это утверждение какими-либо документами, т.е. сведениями о практической работе этих офицеров. Не исключено, что Чаплин, увлеченный полемикой, вспыхнувшей между различными группами эмигрантов, задним числом пытался преувеличить свою роль в событиях на Севере.
Пока не представилось возможным выявить обстоятельства появления в Шенкурске врача А.Сужана. Ясно лишь одно: выступление его на съезде советов не было случайным.
Неизвестные ранее факты о подготовке восстания сообщил в 1920 году, находясь в тюрьме ВЧК, активный его участник К. Евсеев. По его показаниям, решение о выступлении мобилизованных было принято на тайном съезде, который якобы состоялся в доме А.А. Суетина в селе Долматово. На собрании, по его сведениям, присутствовали М.Н. Ракитин, Я.П. Леванидов, С.П. Костылев, А.А. Иванов, известный врач Е.И. Дмитревский, А.И. Жилкин, Е.А. Малахова и другие.
Эти данные, по моему мнению, не заслуживают доверия.
Несколько человек, упомянутых Евсеевым, попросту не могли быть на таком совещании. А. Иванов прибыл в Шенкурск лишь 19 июля. Не было в родных краях и братьев Малаховых. Один из них в этот момент находился в Москве, а второй в Лондоне.
К тому же К. Евсеев, человек авантюрного склада, будучи осужденным на три года пребывания в лагере, стал штатным стукачом, оговаривая и выдавая карательным органам всех, кого он знал, в том числе даже женщин, у которых он когда-либо скрывался, опасаясь ареста. В общей сложности Евсеев оклеветал более 50 человек. Поэтому его сведения о ”тайном съезде” нуждаются в более убедительных доказательствах, которых за минувшие 80 лет в печати не появлялось. Можно лишь предположить, что Евсеев, сочиняя перед следователем подобную версию, пытался набить себе цену.
Эти, пусть и ограниченные сведения позволяют, тем не менее, сделать вывод о том, что в уезде существовал круг людей, которые готовили выступление крестьян. И деятельность заговорщиков по созданию в уезде специальных отрядов происходила в благоприятных для них условиях - при резком недовольстве наиболее активной части населения уезда, прежде всего бывших солдат.
Первую попытку публично объяснить причины Шенкурского восстания его руководители предприняли в специальной листовке “Воззвание населению Шенкурского уезда”. Это воззвание, вероятно, вышло в свет 22 июля, т.е. на следующий день после захвата восставшими города.
В нем говорилось: “Власть, назвавшая себя рабочей и крестьянской, нагло обманула народ. Вместо хлеба, мира и воли она дала измученному народу голод, братоубийственную бойню и вконец растоптала все свободы. В довершение всех насилий эта власть объявила новую мобилизацию и послала карательные отряды для борьбы с непокорными им волостями и уездами.
Один из таких карательных отрядов явился в наш Шенкурский уезд. Угрозами, насилием и арестами главари этого отряда Новов, Олунин и Вялов стремились выслужиться перед начальством и заставить уезд мобилизоваться неведомо во имя чего и для борьбы с каким врагом.
Мы, мобилизованные ближайших к Шенкурску волостей, не вынесли произвола губернских сатрапов и подняли против них ВОССТАНИЕ. Насильники арестованы и находятся в надежном месте. Арестован и их руководитель и тиран уезда Георгий Иванов”.
Воззвание появилось на свет за подписью “Мобилизованные Великониколаевской, Устьпаденьгской, Афаносовской, Шелашской. Паденьгской и Среднепаденьгской волостей”. Оно разъясняло населению, что восстание является протестом против мобилизации, выступлением против конкретных ее проводников - “губернских сатрапов”. Эту мысль позже отстаивали во время своих показаний следователям губернской Чрезвычайной комиссии Максим Ракитин, Григорий Бубновский и ряд других активных участников выступления.
Так, во время допроса следователем комиссии М.С. Кедрова (28 мая 1920 года) Г.М. Бубновский, признавая свое участие в восстании, показал: "В 1918 году я боролся против отдельных мероприятий советской власти в лице ее работников, свое мнение я высказывал на съездах (он имел в виду уездные съезды советов- Е.О.) и в волисполкоме".
Видимо, по этой причине в первый момент выступление поддержала широкая масса мобилизованных, надеясь подобным образом понудить власти прекратить мобилизацию.
Но, как это видно из признания А. Иванова, расчеты антисоветских сил были иные: путем выступлений в Архангельске, в уездных центрах помочь высадиться иностранным войскам и ликвидировать советы как форму власти. Вполне очевидно, что об этой стороне дела не знало большинство рядовых участников выступления.
Шенкурское восстание, таким образом, явившись в первый момент лишь протестом против мобилизации, вылилось в движение против власти Советов.
Следует признать, однако, что руководители этого выступления не имели четкой программы действий. Они, вероятно, надеялись на поддержку крестьян других уездов, а небольшая группа руководителей возлагала главные надежды на помощь иностранных войск.
Несомненно и то, что во всем этом движении проявилась стихийность и весьма слабая организованность крестьян. И как только улетучилась эйфория, охватившая мобилизованных в первые дни движения, восстание, как это будет показано ниже, стихийно пошло на убыль. Крестьяне явочным путем покидали ряды наспех созданного отряда и расходились по домам.
Все это четко прослеживается при анализе хода событий. Как же развивалось это самое крупное в губернии вооруженное выступление крестьян?
ШЕНКУРСК В РУКАХ ВОССТАВШИХ. Как уже отмечалось выше, к вечеру 20 июля в исполком уездного совета поступили сведения о большом митинге, который происходил в пяти километрах от Шенкурска в селе Спасском.
Слухи об этом быстро распространились по всему городу и окрестным деревням. Иван Боговой, только что избранный на пост председателя исполкома, ночь на 21 июля провел дома в деревне Борок в пяти километрах от уездного центра.
С утра того дня “все жили ожиданием чего-то страшного, необычайного писал он позднее в своей книге "Шенкурское восстание". Старухи испуганно крестились, ожидая наступления конца мира... Кое-кто “по секрету “ передавал, что верхние волости вооруженные идут вниз, чтобы разогнать исполкомы, отобрать хлеб в нижних волостях и увезти его”.
Ранним утром Боговой явился в помещение исполкома. Несмотря на воскресный день, руководители уезда были в полном сборе. Губернские комиссары Новов, Вялов и Олунин, узнав о митинге, вышли в село Спасское.
Весь день прошел в ожидании. Как выяснилось позднее, всех трех комиссаров в тот же день арестовали мобилизованные, и они находились под охраной в одной из деревенских бань.
Вечером в общежитие исполкома прибыли два посланца от восставших. Вот как происходил разговор с ними в передаче Ивана Богового.
- Выхожу. В столовой “Смольного” двое молодых незнакомых людей. Физиономии офицерские. (Смольным в Шенкурске называли дом воинского начальника, превращенный в общежитие для членов исполкома - Е.О.)
- В чем дело?
- Мы, видите ли, товарищ Боговой, - начал первый, - пришли, чтобы предложить вам выдать приказ о разоружении красноармейцев, находящихся в Шенкурске. И все оружие передать нам.
- Как вам?
- Собственно, не нам, а отряду, пославшему нас...
- Какому отряду?
- Отряду мобилизованных, который остановился под городом и ждет вашего ответа.
- Но ведь Красная Армия организована согласно указаниям центра и постановлению уездного съезда Советов. (Отряд красноармейцев численностью около 30 человек был создан в Шенкурске в апреле -мае 1918 года -Е.О.).. Ваше требование, требование небольшой кучки солдат, подлежащих мобилизации, не может быть выполнено..
- Много ли нас, мы не знаем, - важно заявил второй, - это военная тайна. Притом в отряде много граждан и не подлежащих мобилизации.
- Почему вы не обратились в уездный исполком? Вчера был опубликован приказ 7, по которому по всем вопросам, касающимся мобилизации, надлежит обращаться к чрезвычайным комиссарам по проведению мобилизации Новову, Олунину и Вялову.
- То было вчера, - зло улыбаясь , сказал первый. - Сегодня положение резко изменилось. Вы знаете, “чрезвычайников” уже нет.
- Как нет? Сегодня они поехали в Спасское на митинг и скоро должны возвратиться.
- Знаем. Поехали на митинг и там арестованы. Наверное, уже приказали долго жить...
- В таком случае идемте в военный комиссариат. Там обсудим".
...Договорившись в делегатами встретиться вечером на окраине города, Боговой срочно собрал заседание уездисполкома, пригласив на него командира красноармейского отряда. На заседании стало известно о том, что разведка, направленная мобилизованными, сумела на окраине Шенкурска арестовать бывшего председателя Шенкурского исполкома Георгия Иванова.
Пленум исполкома единогласно отверг требования восставших, а красноармейцы решили защищаться “до последнего патрона”. По завершении заседания исполкома два человека ушли на переговоры с повстанцами, один - на телеграф, чтобы проинформировать губисполком о событиях...
Пока не выявлены данные о том, состоялись ли переговоры с руководителями мобилизованных. Удалось лишь узнать о том, что основная масса призывников собралась сначала в селе Блудково, откуда и были посланы два представителя на переговоры с исполкомом уезда. А после получения ответа об отказе “отдать власть добром” беспорядочная толпа решила идти на Шенкурск. "Двигались все вместе, - вспоминал позднее очевидец. - кто с винтовкой, кто с дробовиком, кто с топором, кто с палкой. Так и вошли в Шенкурск”.
Между тем, все члены исполкома, красноармейский отряд, представитель губисполкома Р. Пластинина - более сорока человек собрались в каменном помещении военного комиссариата, которое в Шенкурске было известно под названием “казарма”, и забаррикадировались .
А вечером из лесу, по свидетельству Ивана Богового, раздался выстрел...”Пуля шлепнулась о стену, осыпая штукатурку, писал он в своей книге. Снова выстрел, второй, третий, четвертый, много выстрелов...Мы все схватились за винтовки. Встали у окон. Пулеметчики быстро налаживали пулеметы. Послышались первые очереди”.
По свидетельству Богового, уже в первый период перестрелки четверо защитников казармы получили ранения...
В отличие от Богового, М. Кедров в своих очерках, где он использовал сведения, полученные от своей жены Р. Пластининой, отметил, что первыми начали стрельбу из пулемета красноармейцы. И в ответ на это, как он писал, “последовала беспорядочная стрельба из винтовок и ружей со стороны белых”.
Эту же версию подтвердил уже упоминавшийся выше участник восстания К. Евсеев, арестованный органами ВЧК в 1920 году. “Из казармы, показывал он следователю, открылась пулеметная стрельба. Часть из нас разбежалась, но часть осталась, Мы зашли от леса и стали обстреливать казармы. А народ между тем все прибывал и прибывал. Нас набралось столько, что по дороге ни проехать, ни пройти”.
Красноармейцы застрелили в начале осады одного мобилизованного, по ошибке пытавшегося пройти в казармы. Труп затащили в коридор здания. Замечу попутно, что это была единственная жертва начавшегося противостояния двух сил.
Попав в сложную переделку, осажденные создали военный совет, в состав которого вошли председатель исполкома И. Боговой, военком П. Кожевников, а также В. Боговой и М. Богданов.
Так начался самый драматичный эпизод Шенкурского восстания попытка силой оружия решить конфликт между представителями советской власти и крестьянами, призываемыми в ряды Красной Армии.
Красноармейцы, засевшие в казарме, продержались четверо суток. Более недели город находился в руках восставших.
Руководители мятежа, оказавшись у власти, пытались усилить свои позиции, расширить влияние в уезде.
Очевидно, еще на митинге в Спасском был создан комитет мобилизованных, в состав которого вошли восемь человек. Среди них - бывшие офицеры, один учитель и студент. Комитет возглавил М. Ракитин, секретарем его стал К. Евсеев.
Своим первым приказом этот орган запретил “выезд и въезд в город Шенкурск без особого разрешения...”
Вместо уездного комиссариата по военным делам стал действовать военный комитет, который также возглавил Максим Ракитин. В этот орган входили учитель гимназии А. Ельцов и бывший офицер С. Шилов.
В уездном центре появилась военная комендатура, разместившаяся в здании милиции. На короткий срок первым комендантом стал офицер Т. Родимов. Сохранился лишь один приказ, подписанный этим человеком. Сообщая о том, что он назначен на должность комитетом мобилизованных, Родимов известил: “Лица, распространяющие ложные слухи, направленные против народного движения, будут подвергаться строгому взысканию”. Населению предлагалось задерживать подобных лиц и доставлять в штаб мобилизованных.
Через двое суток эту должность занял на основании решения общего собрания мобилизованных офицер И.Г. Исупов, помощником которого стал С.А. Худовеков.
Новый комендант пытался вдохнуть жизнь в деятельность прежних уездных органов власти. Приказом от 26 июля он обязал все бывшие отделы исполкома “приступить к исполнению своих обязанностей”.
Так или иначе за короткий срок восставшие заняли телеграф, казначейство, здание милиции, помещение воинского начальника, расположенное возле последнего укрытия советских работников и красноармейцев, казармы, пытались подчинить своему влиянию уездные органы власти..
Между тем, обстановка в городе и уезде становилась все более тревожной. 23 июля вечером стало известно о том, что в Двинском Березнике высадился отряд красноармейцев, направлявшийся для подавления восстания.
Комендант города в специальном обращении к населению извещал:
“Враги народа, его свободы не дремлют. Они организуются для насилия над вами и посылают отряды для подавления восстания...Товарищи! Помните, что насильники народа в случае нашей неудачи обещают залить кровью наш родной уезд и погонят нас на войну, как стадо баранов”.
Руководители восстания призывали крестьян организовывать немедленно вооруженные отряды, чтобы быть готовыми в каждую минуту явиться в Шенкурск на помощь восставшим. В первые дни телеграммы на места носили общий характер. “Немедленно собирайте оружие, даже ночью. Срочно отправляйте в Шенкурск”,- говорилось в одной из телеграмм руководителей восстания. “Немедленно выступайте со всем оружием”, - звучал призыв в другой депеше.
Чуть позже требования стали более конкретными. 25 июля военный комитет обязал волостные органы власти 9 волостей и 10 обществ “тот час же” прислать на пополнение отряда 65 человек и с ними 90 винтовок и патроны.
“Медлить нельзя, требовал комитет мобилизованных. Красноармейцы приближаются к Шенкурску. Нужно принять бой во всеоружии...". "По возможности захватите с собой крупы и сухарей, добавлялось в конце телеграммы. Скорее спешите на помощь, дабы не было недостатка в вооруженной силе “.
Конкретная разнарядка о количестве людей и винтовок дает представление о том, крестьяне каких волостей служили опорой руководителей восстания. В телеграмме перечислены так называемые верхние волости, т.е. территории, расположенные выше Шенкурска по течению Ваги. В их числе Благовещенская, Верхосуландская, Верхопаденьгская, Остахинская, Среднепаденьгская, Паденьгская, Устьпаденьгская, Шахановская и Шереньгская. А все десять обществ, поименованные в этой депеше, располагались вокруг Шенкурска . Это Блудковское, Шелашское, Едемское , Никольское, Марецкое, Афаносовское и др. Очевидно, мобилизованные этих волостей и обществ показали себя наиболее активными участниками выступления.
В публикациях о Шенкурском восстании не было серьезных попыток установить численность крестьян, так или иначе примкнувших к восстанию.
Оценка данных колебалась от нескольких тысяч, как об этом свидетельствовал А. Иванов (Возрождение Севера. 1918. 25 августа), до 200 человек, которых историки долгое время именовали “озверелой, вооруженной бандой”.
Не впадая в полемику и отнюдь не претендуя на истину в последней инстанции, отмечу, что та и другая цифры, на мой взгляд, не соответствуют истине. Можно предположить, что в начальный момент в движении участвовали почти все крестьяне, которые явились на призывной пункт. Напомню, что по разнарядке военкомата призыв распространялся на 1330 человек. Очевидно, в первый период до тысячи человек, скопившихся в селе Спасском, двинулись в Шенкурск. Трудности с размещением этой массы людей на ночлег, обеспечении их питанием, бездеятельность собравшихся, растущая неопределенность ситуации привели к тому, что значительная часть народа, особенно из отдаленных волостей, начала постепенно стихийно расходиться по домам.
К тому же лишь небольшая часть мобилизованных обеспечивалась оружием, которое выдавалось тем, кто нес ночью патрульную службу, сторожил переправу через Вагу. Военный комитет мог опираться лишь на ограниченный круг наиболее сплоченной части восставших. К ним относились, по-видимому, прежде всего земляки М. Ракитина, выходцы из Верхопаденьгской волости.
Воспоминания М. Лопатина запечатлели ту радость, которую испытал руководитель восстания, когда его земляки в ответ на телеграмму о помощи явились в Шенкурск.
“Моя опора пришла”, заявил Ракитин верхопаденьгцам. Он сразу же назначил 20 человек из их числа в караульную службу.
Большинство свидетелей восстания отмечало, что среди наиболее активных сторонников Ракитина встречались бывшие офицеры, число которых в уезде достигало 400 человек. Полных сведений, раскрывающих это положение, пока нет. Но в числе ближайших помощников М. Ракитина были Г. Бубновский из Шелаши, Т. Родимов из Шенкурска , братья П.Г. и Я.Г. Спировы из Блудково и ряд других.
В 1920 году сотрудник губЧК в заключении по делу Г.М. Бубновского так характеризовал роль бывшего прапорщика в ходе восстания: "С отрядом повстанцев Шелашской волости Бубновский по первому призыву отправился в Шенкурск, где участвовал в боевых операциях против красноармейцев, засевших в казармах. Позднее по предложению организованного в Шенкурске комитета мобилизованных Бубновский с отрядом добровольцев отправился в деревню Ямская гора для защиты тракта от прибывших из Шеговар красноармейцев".
Любопытные сведения об участии в восстании приводятся также в деле бывшего учителя Проурзина Якова Павловича: "Состоя уездным гласным и избираемый на крестьянские съезды, Проурзин добился того, что из 39 волостей Шенкурского уезда одна лишь Благовещенская волость была реакционной и не признавала советской власти. В дни Шенкурского восстания Проурзин провел на волостном сходе села Благовещенского решение организовать добровольческий отряд для поддержки реальной силой комитета мобилизованных и в числе прочих белогвардейцев прибыл в Шенкурск".
Думаю, что эти данные, основанные на показаниях Р. Пластининой, вряд ли соответствуют действительности. Я. Проурзин был сугубо штатским человеком, учителем и явно не подходил на роль "атамана волости", как именовала его Р. Пластинина.
Помощь комитету оказывали мобилизованные из окрестных деревень, которые на ночь расходились по домам, а утром возвращались в Шенкурск.
Пожалуй, наиболее ярким эпизодом восстания явилась сдача советских активистов и отряда красноармейцев, укрывшихся в казарме.
"ПОБЕДА" ВОССТАВШИХ. Более сорока человек , в том числе 34 красноармейца, 8 членов исполкома, работники военкомата находились в казарме с вечера 21 до 25 июля, т.е. четверо суток. Положение осажденных день ото дня становилось все труднее. Иссякли продукты питания, не было возможности пополнить запасы воды. Без медицинской помощи находились четверо раненых. Сказывались общая усталость, четыре бессонных ночи и отсутствие какой-либо информации о возможной помощи из Архангельска.
Сдача 47 измученных людей была связана с приездом в Шенкурск комиссара губисполкома А. П. Попова. Этого человека, три месяца возглавлявшего первый советский губисполком, хорошо знали руководители восстания и защитники казармы. М. Ракитин был участником 2-го губернского съезда советов, слушал его выступления. А Иван Боговой был делегатом не только губернских съездов, но и первой губернской конференции левых эсеров, на которой А. Попов стал секретарем губкома левоэсеровской организации.
Попов добирался в Шенкурск с большими трудностями. Небольшой отряд красноармейцев, сопровождавший его, был разоружен и остановлен в Двинском Березнике,по-видимому,людьми,которые сочувствовали восставшим.
Алексей Иванов в упоминавшемся выше интервью достаточно подробно изложил обстоятельства приезда Попова в Шенкурск. “На третий день мобилизованные, - отметил он, - поймали довольно крупную большевистскую фигуру. - На перевоз через Вагу на паре лошадей приехал Андрей Попов”. Иванов допустил явную неточность. А. Попов в тот период не был большевиком, он возглавлял губком партии левых эсеров.
Попов столкнулся с очень сложной проблемой . Главная цель, которую он ставил перед собой, состояла в том, чтобы мирно решить конфликт. Как уже говорилось, мандат губисполкома давал ему широкие полномочия для решения этой проблемы. Он мог идти на максимальные уступки восставшим вплоть до отмены самой мобилизации.
Т. П. Синицын в своих воспоминаниях воспроизвел момент встречи с Поповым в Шенкурске. “Я сразу же спросил Попова о цели его приезда, - писал он. - Попов заявил мне, что он дал слово губисполкому ликвидировать Шенкурское восстание бескровно, т.к. надеется встретить здравые головы среди повстанцев”.
М. Ракитин в ходе переговоров с Поповым, поставил перед ним две задачи: во-первых, сообщить в губисполком о бесцельности посылки в Шенкурский уезд карательных отрядов, ибо они встретят отпор всего населения; во-вторых, приказать красноармейцам, сидевшим в казарме, немедленно сдать оружие. Ракитин гарантировал сдавшимся обеспечение личной безопасности.
Переговоры с осажденными в казарме начались ранним утром 25 июля. К забору перед зданием подошла группа людей с белым флагом. Среди них был Попов, Ракитин. Раздался крик:
- Пусть к окну подойдут Боговой и Пластинина! С ними будет говорить комиссар Попов.
Попов сообщил о том, что он ехал из Архангельска с отрядом на выручку. Но отряд разоружен, и Архангельск помощи дать не может.
- Предлагаю прекратить сопротивление и сдаться. Всю ответственность беру на себя. Все сдавшие оружие будут освобождены, - заключил свое обращение комиссар.
“Это обещание меня крайне удивило, - отметил в воспоминаниях Т. Синицын, присутствовавший на переговорах. - От Алексея Иванова я еще накануне слышал, что казарме будет предложено сдаться на условиях отдачи членов уездисполкома и губисполкома на волю народного суда, организованного советами же, в которых не будет большевиков".
Осажденные стали совещаться. После жарких споров решили сложить оружие и покинуть казарму. Но предварительно выдвинули несколько условий. Среди них: немедленное направление в казарму врача для оказания помощи раненым; освобождение всех лиц, арестованных восставшими, и прежде всего комиссаров губисполкома; сдача оружия той и другой стороной военному комиссариату; роспуск отряда повстанцев. Осажденные требовали также предоставления прямого провода для переговоров с губисполкомом и освобождения всех из казармы с гарантией неприкосновенности.
Руководители восстания признали условия осажденных неприемлемыми. Они согласились лишь оказать помощь раненым и освободить всех, засевших в казарме.
Обстановка сложилась не в пользу советских активистов. У них не оставалось выбора, и они сдались. Часть защитников казармы отправилась в больницу, а все остальные - в тюрьму.
“Наблюдая сцену сдачи, - свидетельствует Т. Синицын, - я был поражен тем, что все красные шли из казармы сквозь шпалеры из повстанцев в тюрьму. Таким образом, Ракитину удалось арестовать весь исполком...”. Обещания, данные осажденным, были забыты.
В апреле 1919 года на 8-м уездном съезде Советов Иван Боговой отметил: “Из казармы мы вышли, поверив Андрею Попову, т.к. знали его как своего товарища. Но последовало горькое разочарование: нас обыскали и отправили в тюрьму”.
Было от чего испытать разочарование! Секретарь губкома партии левых эсеров А. Попов помог арестовать почти всех уездных руководителей своей партии. А затем комиссар, попав в ловушку, вынужден был под давлением руководителей восстания начать переговоры с Архангельском. В аппаратной, кроме телеграфиста, присутствовали М. Ракитин, А. Иванов и Т. Синицын. Попов направил телеграмму: “Приказываю всем отрядам красноармейцев, посланных из Архангельска губисполкомом и военным отделом для принудительной мобилизации местного населения, немедленно вернуться обратно в Архангельск. Ответственность за это беру на себя. Комиссар губисполкома Андрей Попов”.
Губисполком, очевидно, не удовлетворился этой телеграммой. Начались переговоры. Попов доложил о том, что восстание ликвидировано бескровно (хотя один человек из числа повстанцев был убит - Е.О.). Атмосфера переговоров, по свидетельству того же Т. Синицына, была довольно любопытной. “Ракитин, - писал он, - во время этих переговоров перекидывался отдельными фразами с Ивановым, советуясь с последним, как лучше поставить вопрос, чтобы, не оскорбляя Попова Андрея, в то же время околпачить губисполком”.
Но на этом переговоры не завершились. Результаты их не устроили опытного политика Иванова. Он, как отмечает Т. Синицын, через несколько минут после ухода Попова вновь явился на телеграф и попытался продолжить переговоры, мистифицировав губисполком тем, что якобы у аппарата находится А. Попов. Из Архангельска попросили назвать какую-то цифру. Иванов на минуту сконфузился, но попытался наладить разговор. Губисполком заявил о том, что какая-нибудь сотня красноармейцев великолепно завершит дело ликвидации Шенкурского восстания. На это Иванов ответил, что в Шенкурске "имеется три тысячи штыков и что шутить с ними сотня красноармейцев не может”. И в заключение своих воспоминаний об этом эпизоде Т. Синицын оставил еще одно важное свидетельство: Иванов информировал об обстановке в Шенкурске Чайковского и других будущих членов Верховного Управления,проживавших нелегально в Архангельске.
Ведя переговоры, губисполком попытался добиться от Попова более основательных сведений. Но последний не мог их дать, т.к. действовал под жестким контролем руководителей восстания. Именно об этом и говорил на заседании губисполкома Андрей Зенькович 25 июля, о чем я писал выше. Неопределенность сведений, которые шли от Попова, вынудили губернские власти принять решение о более действенных мерах - направлении в Шенкурск нового комиссара Павлина Виноградова с отрядом красноармейцев.
Сдача красноармейцев и членов исполкома явились наиболее весомым достижением восставших крестьян. В специальной листовке, изданной по поводу этого события, комитет мобилизованных извещал население города и уезда: “Мы, мобилизованные большинства волостей Шенкурского уезда, одержали новую решительную победу. Шенкурская казарма, бывшая в течение четырех дней опорой латышей и красноармейцев, сдана насильниками власти в руки восставшего народа.
Насильники разоружены и заключены в тюрьму при условии их личной безопасности. Арестованы члены уездисполкома, стре¬лявшие в родной город, и член губисполкома Р. Пластинина”.
После захвата казармы восставшие получили в распоряжение два пулемета, 73 винтовки и берданки, 84 револьвера, более 30 шашек, много патронов. Казалось, что теперь положение мобилизованных упрочилось, т. к. был ликвидирован основной очаг сопротивления сторонников советской власти.
В тот же день руководителям восстания стало известно о высадке в Двинском Березнике нового отряда красноармейцев, направлявшегося в Шенкурск. В упомянутой выше листовке комитет мобилизованных призывал:
“Неослабно следить за всеми пароходами, идущими вверх по Ваге, обезоруживать насильников, стремящихся подавить народное движение.
Нужно быть всем едиными в минуту опасности!
Поддерживайте, товарищи, связь между собой, организуйте дружины для охраны края от красного натиска. Зовите другие уезды на помощь себе“.
Получив сообщение о продвижении красноармейского отряда, Ракитин вместе с А. Поповым немедленно выехали навстречу ему. Неожиданность их подстерегла в Кице: тот и другой попали в руки красноармейской разведки. Ракитин во время короткого привала сумел бежать.
- Помните о ваших обещаниях, Попов, - крикнул он на прощание комиссару.
- Только через мой труп отряд пойдет к Шенкурску, - успел ответить Андрей Попов.
Через короткий срок Ракитин приехал в уездный центр и попытался организовать оборону города. Он приказал срочно рыть окопы в Ямской горе, на Золотиловском лугу, на берегах Ваги, в Усть-Поче, привести в порядок оружие, распределил скудные запасы патронов. Но именно в этот наиболее напряженный момент наступил кризис всего движения.
А. Иванов под свежим впечатлением так рассказывал о разладе среди восставших: “Страдная пора, хорошая погода, большое скопление в Шенкурске вооруженных людей, убыль винтовок, уносимых на места, - все это порождало неустойчивость в настроении мобилизованных.
И когда ушел один из наиболее стойких отрядов - Афаносовский, - это подействовало разлагающим образом. Были оставлены все позиции”.
Мобилизованные отступили в ночь на 30 июля, абсолютное большинство их распылилось по деревням.
Еще более точно сказал обо всем этом Тимофей Синицын. “Крестьяне рыть окопы отказались, - отметил он. - Ракитин со своей “армией”, захватив оружие и часть арестованных, отступил вверх по Ваге, до Благовещенска”.
Из тюрьмы, в частности, были взяты и увезены по направлению к Ровдино Р. Пластинина и военный руководитель уезда М. Богданов. В руках восставших в этот момент находились также три губернских комиссара и бывший председатель уездисполкома Георгий Иванов.
Однако над заложниками не учинили расправы. 5 августа Пластинина и Богданов появились в Шенкурске. Новов, Олунин и Вялов были отпущены на свободу и сумели пробраться в Няндому. В руках повстанцев остался лишь Г. Иванов, которого уже в конце августа увезли в Архангельск, где он умер от тифа в тюрьме в начале 1919 года.
1 августа 1918 года в Шенкурск вступил отряд красноармейцев.
ПОСЛЕ ВОССТАНИЯ. За сутки до прибытия красноармейцев на пароходе “Шенкурск” в уездный центр явился П. Виноградов. Вечером он доложил о целях своего приезда на заседании исполкома.
"Я прибыл в уезд на 7-8 дней, заявил руководителям исполкома комиссар. Нам надо решить несколько задач. Первой и главной из них является проведение мобилизации в Красную Армию. Кроме того, нужно освободить заложников, ликвидировать остатки мятежа и наказать его виновников".
Завершил Виноградов свое выступление перед притихшими членами исполкома словами: "Исполкому следует напрячь все силы для спасения революции".
Тут же на заседании было принято решение о немедленном созыве 7-го съезда Советов, наспех набросаны и утверждены тексты воззваний к населению.
Документы позволяют проследить, как день ото дня, даже час от часу менялись настроение и характер действий чрезвычайного комиссара и работников исполкома.
В первом обращении по поводу ликвидации последствий мятежа П. Виноградов извещал: “Признавая, что восстание было стихийным, наказание должно распространяться только на активных его руководителей”.
Положение круто изменилось уже на следующий день. 2 августа антисоветские силы захватили Архангельск. К тому же стало очевидно, что настроение крестьян в уезде не изменилось. Многие резолюции крестьянских собраний, поступавшие с мест, одобряли решения 6-го съезда Советов. Крестьяне по-прежнему не понимали целей и смысла мобилизации.
Было над чем подумать советским руководителям. Вот почему тон приказов и обращений начиная со 2-го августа стал иным. В тот день Виноградов объявил, что уезд на осадном положении. Он подписал документ о создании особой комиссии для расследования причин и хода восстания, предложил исполкому сформировать чрезвычайный революционный трибунал. Этот же приказ обязал следственную комиссию “немедленно арестовать всех наиболее видных представителей буржуазии и кулачества для подавления внутренней контрреволюции”. На деле последние потребовались как заложники для того, чтобы сильнее воздействовать на руководителей восстания, в руках которых были губернские комиссары и Г. Иванов.
А З августа Павлин Виноградов специальным приказом недвусмысленно разъяснил: “Довожу до всеобщего сведения, что за каждого погибшего члена губисполкома, исполкома и других заложников, находящихся в руках бежавших главарей из комитета мобилизованных, будет расстреляно 10 человек из числа пленных и заложников, принадлежащих к лагерю контрреволюционеров и буржуазии”.
Красноречивыми по содержанию были еще два обращения, опубликованные большим тиражом и распространенные во всем уезде.
В первом из них председатель исполкома И. Боговой, объявляя, что “ГЛАВАРИ ВОССТАНИЯ БЕЖАЛИ, А ВВЕДЕННЫЕ ИМИ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ ТОВАРИЩИ СОЛДАТЫ, ПОДЛЕЖАЩИЕ МОБИЛИЗАЦИИ, В БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ РАЗОШЛИСЬ ПО ДОМАМ И ПРИНЯЛИСЬ ЗА СВОЙ МИРНЫЙ ТРУД”, сообщал, что 7 августа состоится уездный съезд Советов. И вновь, как и в более ранний период, исполком требовал того, чтобы все делегаты имели наказы об отношении “граждан волости к восстанию мобилизованных и его руководителям, к освобождению арестованных членов губисполкома, заложников и выдаче главарей для предания суду, а также отношение к мобилизации”.
Иначе говоря, на этот раз исполком уже откровенно подсказывал, что именно должен привести с собой делегат, какое содержание нужно вложить в наказы, принятые в волостях.
Еще более откровенен был в своем послании к жителям уезда комиссар П. Виноградов. Документ этот настолько любопытен, что приведу его полностью.
“ТОВАРИЩИ КРЕСТЬЯНЕ! обращался представитель губисполкома. Я ПОСЛАН К ВАМ НЕ ЗАТЕМ, ЧТОБЫ НАКАЗЫВАТЬ ВАС, КАК ЭТО ГОВОРЯТ ВАМ ПРОВОКАТОРЫ ИЗ КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОГО ЛАГЕРЯ, А ЗАТЕМ, ЧТОБЫ НАКАЗАТЬ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ВОССТАНИЯ МОБИЛИЗОВАННЫХ, ЭТУ ПОДЛУЮ СВОРУ ИЗ ГОСПОД РАКИТИНЫХ, РАДИМОВЫХ, ЕВСЕЕВЫХ И ДРУГИХ НЕГОДЯЕВ, РАСХИТИВШИХ НАРОДНЫЕ ДЕНЬГИ, РАЗГРАБИВШИХ ПРОДОВОЛЬСТВИЕ И ВНЕСШИХ ЗАСТОЙ ВО ВСЕ ДЕЛА, ПЫТАВШИХСЯ УНИЧТОЖИТЬ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ В УЕЗДЕ, ОСМЕЛИВШИХСЯ РАЗОГНАТЬ ИСПОЛКОМ И АРЕСТОВАТЬ ЕГО ЧЛЕНОВ И ЧЛЕНОВ ГУБИСПОЛКОМА.
Я предлагаю всем волостям уезда вынести приговоры с требованием ареста руководителей, арестовывать их везде, а также немедленно освободить членов исполкома и губиспоклома. Но предупреждаю, что если встречу где-либо вооружённое сопротивление или противодействие, то слагаю с себя всякую ответственность за то, что может произойти".
Как видим, тон обращения стал уже поистине диктаторским. Крестьянство Поважья (уже в который раз!) было вынуждено вновь избирать своих делегатов на съезд и вырабатывать новые наказы. Но в эти наказы уже рекомендовалось вносить четкие и определенные, заранее подсказанные свыше требования. По сути дела, подлинное мнение крестьян уже никого не интересовало.
Между тем, общая обстановка на Севере непрерывно усложнялась. После падения Советской власти в Архангельске началось продвижение белогвардейских отрядов по Северной Двине. Виноградов вместе со своим отрядом срочно покинул Шенкурск. Руководители Шенкурского уезда оказались предоставленными сами себе. Они не располагали никакими вооруженными силами для отражения возможной атаки белогвардейцев. На очереди был съезд Советов.
Седьмой съезд Советов открылся 8 августа и продолжался два дня. Первым и главным вопросом съезда явилось выражение отношения к восстанию . На этот раз решения были более определенные.
Съезд отметил, что “Шенкурское восстание мобилизованных, которым воспользовались ставшие во главе его бывшие офицеры Ракитин, Бубновский, Исупов, Пескишев, фальшивомонетчик Евсеев, монархист Родимов и другие враги советской власти, есть безумный акт действия против трудящихся в пользу капиталистам, банкирам, помещикам”. Он постановил “немедленно принять меры к аресту главарей восстания”, предать их суду революционного трибунала и потребовал от волостей выдачи этих преступников и освобождения заложников.
Работа съезда, как отмечал его первый летописец Иван Боговой, “проходила с лихорадочной поспешностью”, т.к. передовые отряды антисоветских сил уже двигались вверх по Северной Двине. В соседней с залом заседания комнате “на клочке бумаги в несколько минут набросали обращение к населению и единогласно приняли его”.
Съезд призывал население “отбросить все розни и прислушаться к голосу своих руководителей Советов”:
"Все, кто может, становитесь в ряды! Докажем межуднародным наглецам, что русская молодёжь действительно революционна, что она умеет бортться за себя и за свою свободу! К оружию!
Тем большее удивление вызывает тот факт, что, несмотря на столь сильное давление и откровенные угрозы, многие волости, как это будет показано ниже, не согласились с подобными оценками восстания, по-прежнему выступали против мобилизации. Более того, даже в ходе съезда, где присутствовали лишь делегаты, собранные из ближайших волостей, большинством голосов при трех против и 12 воздержавшихся съезд “ходатайствовал перед губисполкомом о скорейшем выяснении причин ареста” трех делегатов 6-го уездного съезда Советов и потребовал их освобождения. Несмотря на некоторую робость в выражении своего отношения, принятие подобной резолюции явилось актом недовольства делегатов и свидетельством их мужества. Они не могли даже предположить, что уже через месяц , в сентябре, Яков Леванидов будет тайно расстрелян, а вместе с ним и выступавший на 6-м съезде врач Александр Сужан.
В отчете военкома уезда, составленного по следам событий, говорилось: “Ввиду приближения превосходящих сил противника из Двинского Березника, образования отряда белогвардейцев в селе Благовещенском, имевшего два пулемета и хорошее вооружение, в то время как у отряда красноармейцев не имелось оружия, а также ввиду полного отсутствия всякой связи с Двинским Березником, 12 августа в 2 часа ночи уездисполком начал готовить эвакуацию дел и имущества, оставшегося не расхищенным после восстания мобилизованных”.
Утром 12 августа пароход “Шенкурск”, на котором разместилось до 100 человек, покинул уездный центр и двинулся вверх по Ваге. Среди отъезжавших были члены исполкома уездного совета, работники военкомата, красноармейцы.
А через трое суток, 16 августа, на большом моторном катере в Шенкурск прибыл небольшой по численности, хорошо вооруженный белогвардейский отряд.
"МЯТЕЖНЫЙ" УЕЗД. Попытаюсь теперь хотя бы очень кратко ответить на наиболее сложные вопросы, которые волновали тогда все население уезда.
Как отнеслись к восстанию мобилизованных жители волостей и Шенкурска? Как они понимали смысл развернувшихся событий, реагировали на призывы официальных властей? И, наконец, какие чувства испытывали крестьяне по отношению к своим односельчанам, оказавшимся в числе “бунтарей”?
К сожалению, до сих пор почти никто не пытался дать ответы на эти вопросы, не потрудился проанализировать материалы заседаний волисполкомов и волостных советов, решений крестьянских сходов и собраний, значительная часть которых сохранилась до наших дней. Эти документы позволяют глубже понять причины выступления мобилизованных, а также те просчеты и ошибочные решения, которые допускались властями всех рангов при решении столь острой проблемы, как массовый и для абсолютного большинства крестьян совершенно неожиданный, непонятный призыв в армию.
Попытаюсь показать реакцию населения уезда на эти действия Советского государства, прежде всего, на примере поведения крестьян Верхопаденьгской волости - родины руководителя Шенкурского восстания Максима Ракитина.
Верхопаденьгская волость относилась к числу крупных. В 1918 году на ее территории насчитывалось 578 крестьянских дворов, проживало 3670 человек. Даже в военное лихолетье верхопаденьгские мужики исправно вели свое хозяйство . К началу 1918 года в волости было 700 коров, 400 лошадей, 150 телят. В деревнях и их окрестностях действовали 3 кожевни, 8 мельниц и 12 дегтекурен. В шести школах обучалось 275 человек, в том числе 112 девочек.
Протоколы волостных собраний показывают, что наиболее активные крестьяне были осведомлены о событиях, происходивших в стране и уезде. Крестьяне обсуждали все решения уездных съездов, выносили четкое суждение по самым острым проблемам.
Активную роль в общественной жизни своей волости играли братья Ракитины и их отец, Николай Федотович, 60-летний волостной писарь.
По меркам того времени семья имела неплохой достаток. Глава семьи получал приличное денежное содержание. Выбился в люди Максим, получивший специальность учителя после окончания в 1912 году архангельской учительской семинарии. Трое из братьев - Петр, Илья и Александр - имели семьи. Но отдельный дом пока построил только Александр Николаевич, который был старшим . Максим и младший брат Федор были еще не женаты.
Служба в армии, война помешали Ракитиным построить свои дома. Но они были молоды, и все, как им казалось тогда, было еще впереди.
Все братья, за исключением Александра, были неизменными участниками волостных собраний крестьян. Максим избирался, по крайней мере, делегатом двух уездных и 2-го губернского съездов Советов. Петр входил некоторое время даже в состав исполкома волостного Совета.
В 1920 году 30-летний Петр Николаевич, арестованный ВЧК, показал следователю: “В 1918 году я находился в деревне и был сторонником советской власти”.
Одним словом, это была обычная северная семья. Она жила такими же заботами и тревогами, которые волновали в то время всех деревенских жителей.
Анализ протоколов волостных собраний, заседаний исполкома обнаруживает, что верхопаденьгцы, повинуясь зову времени, решали вопросы о создании земельного комитета и земских органов власти, а затем и своего Совета.
Но верно и то, что начиная с января 1918 года крестьяне все чаще и чаще вносили коррективы, а порой и оспаривали то или иное решение уездного съезда или исполкома.
В январе Лосевский сельский сход остро реагировал на решение исполкома о перевыборах земских гласных и создании волостного продовольственного комитета. “Перевыборы земских гласных, -говорилось в решении схода, - производить не желаем, т.к. у нас выборы были тайные и люди в гласные избраны самые честные”. На том же сходе крестьяне высказались за то, чтобы продовольственное дело вести не через продовольственный комитет, а “через местный кооператив”.
На собрании 25 марта верхопаденьгцы, уступая нажиму исполкома, требовавшего ликвидации земства, высказались “за желательность советской власти,” но в то же время выразили свое понимание сущности этой власти, отметив: “В совет могут входить по выбору трудового народа представители всех партий. При обсуждении дел не должны быть даны преимущества той или иной партии, следует давать возможность высказываться всем”.
Крестьяне решительно встали на защиту руководителей Важского союза смолокуренных артелей А. Малахова и Г. Дегтева, направленных по решению исполкома сначала на окопные работы, а затем арестованных по решению 4-го съезда советов. Они заявили о недопустимости вмешательства властей в дела кооперации.
Крестьяне не поддержали идею создания в Шенкурске отряда Красной Армии, тем более направления его в деревни для проведения реквизиции хлеба. А 22 июня 1918 года волостное собрание потребовало переизбрания исполкома уездного совета, как органа, не выражавшего воли народа.
Но особый интерес представляет позиция крестьян волости по вопросу о мобилизации в Красную Армию. 8 июля 1918 года общее собрание членов волостного совета единодушно утвердило наказ делегатам на 6-й уездный съезд Советов. В этом документе местные активисты заявили о своем отказе проводить мобилизацию, признав ее ненужной. Свою позицию они мотивировали тем, что из официального обращения губисполкома совершенно неясны цели мобилизации. Совет отметил также, что нецелесообразно отрывать от деревни “наиболее ценные молодые силы во время самой важной страдной работы...” Подчеркнув, что существующая власть “открыто призывает к междоусобной гражданской войне”, крестьяне заявили о том, что подобная власть в этом отношении не встретит с их стороны " решительно никакого содействия”.
Верхопаденьгцы не ограничивались принятием резолюций. После начала восстания исполком волостного совета получил из Шенкурска от комитета мобилизованных две срочные телеграммы. Комитет призвал “немедленно собирать оружие и срочно отправлять его в уездный центр”. В другой телеграмме говорилось: “Обстановка осложняется...Нужна поддержка. Немедленно выступайте со всем оружием”.
Получив эти сообщения, волостное собрание единогласно приняло постановление: “взять оружие, имеющееся в волости...и идти на помощь товарищам, восставшим против большевизма в городе Шенкурске”. Решено было выделить для тех, кто отправлялся на помощь восставшим, необходимое количество лошадей.
Столь же непримиримо по отношению к действиям властей верхопаденьгские крестьяне высказались и после поражения восстания. В своем наказе делегату на 7-й уездный съезд члены волостного совета, несмотря на указания сверху, вновь подтвердили свою позицию о нецелесообразности и невозможности проведения мобилизации. Они потребовали “неприкосновенности личности каждого делегата будущего съезда" и предупредили власти : “В случае какого-либо насилия над нашим делегатом вся волость пойдет на его выручку”. Наказ признавал “восстание мобилизованных правильным, отразившим настроение всего населения”.
Самые сильные выражения содержались в этом наказе в адрес комиссара Павлина Виноградова. В нем выражался протест против того, что он назвал “выбранных руководителей мобилизованных “подлой сворой негодяев”, и требование удалить посланца губисполкома из Шенкурска, как человека, совершенно ненужного уезду. Симптоматично, что беспартийного комиссара они считали большевиком. “Деятельность Виноградова, - отмечалось в наказе, - как человека партийного (большевика) принесет уезду беспорядки - смуту, а может быть, и кровопролитие”.
Совет решительно предлагал своему делегату настаивать на переизбрании исполкома, который на 6-м съезде был сформирован кучкой людей из 26 человек,в то время как большая часть делегатов не имела возможности участвовать в выборах. Наказ содержал положение о том, что “у власти не могут находиться люди, которые проповедуют массовый красный террор”. В решении отмечено также, что Совет “требует недопущения на съезд представителей от мелких организаций”.
Многие волостные Советы и крестьянские собрания занимали в тот момент подобные позиции.
Приведу для подтверждения этого положения еще несколько выдержек из резолюций собраний и утвержденных ими наказов для своих делегатов на уездные съезды Советов, а также свидетельств о их реакции на просьбы восставших.
Общее собрание крестьян Среднепаденьгской волости в своей резолюции от 30 июля в ответ на просьбу восставших о помощи постановило: “Выставить на помощь все население в возрасте от 16 до 55 лет. Выступить сегодня, захватив с собой все вооружение, у кого какое есть: винтовки, револьверы, дробовики, патроны”.
Жители Остахинского общества полностью солидаризировались с восставшими, назвав восстание справедливым актом. В ответ на листовки и приказы властей, в частности П. Виноградова с бранью в адрес руководителей восстания, они заявили: “Главарей в ходе восстания не было... Все они (восставшие - Е.О.) исполняли волю мобилизованных...” Собрание отметило также, что членов губисполкома - заложников пока не следует освобождать.
Не сдвинулось ни на шаг дело мобилизации в Красную Армию и в Паденьгской волости. Получив решения 7-го съезда советов и приказы П. Виноградова, 183 крестьянина этой волости на своем собрании 10 августа единогласно заявили: “Проводить мобилизацию насильственным образом не желаем.. А вступающих добровольцев в Красную Армию в нашей волости не оказалось”.
Подобные оценки и заявления содержались в резолюциях собраний крестьян не только верхних, но и нижних волостей, расположенных вдоль Ваги и на берегах Двины.
112 крестьян Шилингско-Прилуцкого общества, обсудив просьбу восставших о помощи, решили: “Мы вооружиться не можем, так как нечем. Если вы нас вооружите, то мы выступим на защиту своих прав и вам на помощь в районе Усть-Ваги и Березника для того, чтобы задержать отряд”.(Имелся в виду отряд красноармейцев, шедший из Архангельска - Е.О.).
Решающим подтверждением настроения крестьян явились результаты голосования делегатов 6-го уездного съезда Советов.
Пожалуй, наиболее любопытным свидетельством об обстановке, царившей на собраниях, избиравших делегатов на 6-й уездный съезд Советов, являются воспоминания Т.П. Синицына (писателя Пэли Пунуха).
Выпускник архангельской учительской семинарии, бывший учитель, а затем журналист оказался летом у себя на родине в Воскресенской волости .
“На собрании, - писал он, - где меня избрали председателем, я впервые узнал о том, что советская власть предполагает произвести мобилизацию, т.к. в ближайшем будущем у нас возможна война с бывшими союзниками. Я принял это сообщение за бред больного воображения, т.к. не мог понять, почему бывшие союзники могут вступить в войну с нами. И я высмеял это сообщение докладчика Горбунова и выступления других большевиков по поводу грядущей войны. В результате моего выступления крестьянская масса потребовала ухода с собрания всех большевиков. Мою кандидатуру выдвинули на уездный съезд советов. Я не дал согласия, т.к. не знал, какую позицию занимает эсеровский губком (Т. Синицын был в то время правым эсером - Е.О.) и предложил кандидатуру Горбунова с оговоркой, что на съезд он поедет с императивным мандатом, обязывающим его голосовать против мобилизации”.
Тот факт, что даже журналист губернского масштаба, один из активистов партии правых эсеров, считал мобилизацию и предстоящую войну с союзниками “бредом больного воображения”, свидетельствовал о полном непонимании народными массами сути происходивших событий, и в частности смысла мобилизации в армию.
Нетрудно понять логику в рассуждениях крестьян. Бывшие солдаты, только что вернувшиеся в свои семьи после нескольких лет разлуки, твердо поверили обещаниям Совнаркома о прочном мире, хорошо знали содержание декретов, принятых 2-м Всероссийским съездом Советов. Для их сознания совершенно немыслимым делом явилась быстрая переориентировка России. Вместо немцев лютыми врагами России неожиданно стали бывшие союзники - англичане и французы, для борьбы против вооруженных сил которых и создавалась Красная Армия. Новое содержание внешней политики не разъяснялось в деревне, где не было газет, а порой и просто грамотных людей.
А кроме этих общих причин, была еще одна - сугубо практическая: начался сенокос - самая горячая пора в деревне. Этот довод, между прочим, часто повторялся в крестьянских резолюциях. Вот как говорилось, например, об этом в решении крестьян Корбальского общества Ростовской волости: “Считаем, что проведение мобилизации невозможно, так как разрушенное войной хозяйство требует дружной и настойчивой работы всех. А мобилизация, отрывая работников, еще больше увеличивает разруху и голод. В этом случае придется нам и нашим семьям умирать с голоду... Мобилизация только ухудшит положение...Считаясь со всем этим, подчиниться приказу о мобилизации не можем”.
Следует заметить, что выступление мобилизованных не встретило единодушной поддержки со стороны крестьянства. Наиболее резко выступили против восстания жители Смотроковской волости.
Крестьяне этой волости, обращаясь к восставшим, заявили о том, что они считают "святым долгом встать на путь... к ликвидации этого выступления мобилизуемых". Волостное собрание 23 июля 1918 года предложило "Немедленно прекратить всякую стрельбу в городе во избежание невинных жертв ...; снять осаду казарм и освободить без всяких насилий находящихся в ней...; Разойтись восставшим по домам для разрешения мобилизации законным путем. Если наши пожелания не будут выполнены в течение 12 часов со времени вруче¬ния сего, мы открыто встаем как один человек с оружи¬ем в руках против мятежа на защиту завоевания прав трудового народа и Советов. Да здравствует власть тру¬дящихся!" Собрание постановило: "организовать в волости боевую дружину из солдат призыва 1880 по 1919 год включительно", распределить их в роты и взводы, выдать оружие, избрать штаб дружины.
Документ подписали председатель Смотроковского волостного исполнительного комитета И. Колосов, члены президиума: А.П.Журавлев, А.Журавлев.
Следует, хотя бы кратко, сказать о настроении жителей уездного центра. К сожалению, материалов об этой важной странице истории восстания выявить пока удалось очень мало. Различные источники позволяют сделать вывод о том, что население города резче, чем в деревне, разделялось на отдельные группы. Но бесспорно одно: начиная с января 1918 года здесь у значительной части горожан постепенно складывались антисоветские настроения.
Жители города первыми почувствовали твердую руку новой власти. Уже в марте 1918 года исполком принял решения об обложении имущего класса чрезвычайным налогом, о конфискации имущества и скота Троицкого монастыря и устройства на основе его хозяйства "образцовой фермы".
Новые правители уезда на съездах советов и на различных совещаниях резко набрасывались на учителей города, обвиняя их в отсталости и политической незрелости.
Выступая на 2-м губернском съезде Советов в конце июня 1918 года, Р. Пластинина поведала делегатам о том, как Шенкурский исполком собирал чрезвычайный налог: “В городе Шенкурске собрано около 40 тысяч рублей. При сборе богачи, кулаки и спекулянты отказались платить, говоря, что у них нет денег и что они вовсе не богаты. Исполком позволил не верить этим уверениям. И когда по очереди кулаки были посажены в тюрьму дня на три, деньги были внесены”. Пластинина жаловалась на то, что “реакционные волости” не могут собрать этот налог, что проведению всех этих мер “для улучшения жизни трудящихся и бедноты препятствуют кулаки и соглашатели совместно с бывшими офицерами и частью учителей”. Она откровенно похвалялась тем, что по решению 4-го уездного съезда Советов были арестованы члены правления союза смолокуренных артелей А.Е. Малахов и Г.А. Дегтев. И в то же время жаловалась, что, несмотря на все меры, на 5-й уездный съезд Советов были в абсолютном большинстве избраны “делегаты правого течения”.
Трудно сказать о том, какие чувства испытывали 33 делегата этого съезда от Шенкурского уезда, среди которых был и М. Ракитин. Но несомненно одно: все меры, о которых сообщила в Архангельске Р. Пластинина, не могли быть восприняты большинством населения. Они вызывали только раздражение у жителей уездного центра. Замечу попутно, что эта агрессивная активистка самыми резкими словами с губернской трибуны поносила бывшего председателя губернской земской управы Я. П. Леванидова, человека с университетским образованием, который, кстати, жил в одном доме с Ревеккой Акибовной и приходился ей родственником: он был женат на родной сестре ее мужа Никандра Вере Федоровне.
После окончания работы губернского съезда Р. Пластинина, избранная в состав губисполкома, выехала в Шенкурск.
Всемерно противился установлению власти Советов в городе широкий круг уездных чиновников. Городскую управу пришлось разогнать при помощи семи вооруженных рабочих, так как городской голова А.Е. Исупов заявил: “Только вооруженная сила заставит меня уйти с поста”. Подобное же случилось и со служащими уездной земской управы. Ее председатель М. Едемский на акте сдачи дел написал: "Повинуемся насилию и констатируем факт захвата имущества, денег, товаров, документов и делопроизводства".
Понятно, что все эти и многие другие акции не могли не вызывать недовольства значительной части жителей города . И это дало повод одному из первых большевиков города Н.Ф. Пластинину еще на 4-м съезде Советов в апреле 1918 года заявить: “Черносотенный, не признающий советской власти город недоволен крестьянскими депутатами. Но они твердо будут стоят на своем посту и направлять городскую политику на пользу трудового народа”.
Опорой исполкома уездного Совета являлись рабочие кооперативного лесозавода, названного Пластининым уродом, задача которого состоит лишь в том, “чтобы наживаться на труде рабочих”. Часть рабочих получила винтовки, записавшись в наскоро созданный отряд красноармейцев.
Шенкурск явился одним из первых пунктов губернии, где антисоветские настроения выплеснулись наружу. В начале апреля 1918 года большая толпа разгневанных людей совершила налет на здание исполкома. Один из первых большевиков города Павел Николаевич Едемский, узник Мудьюгского белогвардейского концентрационного лагеря, вспоминал: “Военком Иван Кочетов в 12 часов дня прибежал на лесозавод и попросил нас помочь навести порядок в исполкоме. Вооруженные берданками, мы срочно подошли к зданию исполкома, над членами которого чинила свой суд большая толпа...
Улица была полна народа. В помещении исполкома царил полный хаос. И.Е. Поромов руководил людьми. Несколько человек окружили Ревекку Пластинину и, угрожая ей кулаками, кричали: “Жидовка!”. В другом месте разозленные люди окружили и донимали Георгия Иванова”.
Можно лишь предположить, что весьма неоднозначными были чувства горожан и по отношению к мобилизованным, восставшим против призыва в Красную Армию. Тот же П. Едемский зафиксировал в своих воспоминаниях о днях восстания весьма важное свидетельство. В день начала восстания он поздним вечером пришел домой с завода.
" А утром, - пишет он, - узнав, что я дома (а меня, как большевика, ненавидели), собралось собрание. Меня с женой привели туда. На нас набросились со всех сторон. Мне досталось несколько тумаков. Кто-то кричал: “Повесить!”. Другие кричали: “Расстрелять!”. Нашлись и мои сторонники: С. Поромов, В. Едемский. Они заявили: "Неладно делаете, люди. Положение может измениться, и вам придется отвечать. Но нас продержали до вечера".
Этот, пусть и единичный, пример показывает, что эйфория победы мобилизованных над новой властью захватила на первых порах часть горожан.
Подводя итог этому разделу своего повествования, хочу отметить, что наибольшую активность перед началом восстания проявили мобилизованные 11 верхних волостей. В их число входили Благовещенская, Верхосуландская, Верхопаденьгская, Остахинская, Среднепаденьгская, Паденьгская, Устьпаденьгская, Шахановская, Шереньгская, Афаносовская и Великониколаевская волости. Представители этих территорий присутствовали на митинге в Спасском, где были, очевидно, сформированы руководящие органы восстания. Иван Боговой в своей книге “Шенкурское восстание” заметил, что к этим волостям “сразу же примкнули бывшее офицерство, часть учительства, чиновничества и городские торговцы”. Думается, что этот вывод несколько скоропалителен. Тут требуется более тщательный анализ, выявление конкретных доказательств.
Бесспорным является тот факт, что жители вышеупомянутых волостей поддерживали мобилизованных морально и материально и в ходе восстания.
Что касается настроения крестьян так называемых нижних и подвинских волостей, то жители их проявляли большую осторожность, а после начала восстания крестьяне Смотроковской и Химаневской волостей осудили поведение мобилизованных и поддержали действия исполкома. Но верно и то, что рядовые посланцы почти всех волостей на 6-м уездном съезде Советов проголосовали против мобилизации.
И в этом смысле они лишь выполняли волю большинства крестьян всего уезда. Многие наказы крестьянских собраний, предназначенные уже для 7-го съезда, свидетельствовали о том, что шенкурское крестьянство не устрашилось угроз , какими щедро украсили свои многочисленные приказы, изданные уже в начале августа 1918 года, П. Виноградов, а вслед за ним и исполком уездного совета.
Мобилизация, которую пытался еще раз провести последний губернский комиссар, не дала в ряды Красной Армии ни одного новобранца.
ЭПИЛОГ. Много раздумий вызывают материалы и документы, связанные с выступлением шенкурских крестьян в далеком 1918 году.
Как уже отмечалось выше, это восстание не раз привлекало внимание исследователей. Сохранилось немало воспоминаний его участников, которые (каждый по-своему) оправдывали свое поведение, осуждали “врагов”, умалчивали, к сожалению, о невыгодных для них цифрах и фактах. Историки также были вынуждены подгонять отдельные явления под нормативную оценку. Я уже упоминал о подобных оценках восстания , которые дал И. Боговой и ряд историков более позднего периода.
Все авторы были людьми своего времени. Они находились во власти господствовавших в ту или иную эпоху представлений, идеологических схем, да и сугубо личной заинтересованности в освещении события. Кроме того, многие материалы были еще под запретом, а оценки заранее предопределены.
Далеко не просто оценить Шенкурское восстание и в наши дни, когда появились такие новые факторы, как доступ к засекреченным ранее материалам, возможность объективно анализировать действия всех участников.
В заключение своего повествования хочу лишь высказать некоторые, может быть, не бесспорные, соображения как общего, так и частного порядка.
ВО-ПЕРВЫХ, Шенкурское восстание не было из ряда вон выходящим событием. Оно было значительным лишь в масштабах Архангельской губернии. В целом же в 1918 году в России, начиная с весны, буквально бушевали волны народного недовольства. По официальным данным, опубликованным в газете “Правда”, только в июле произошло 168 различных выступлений против власти Советов, в том числе, как отмечала газета, “ 26 крупных кулацких восстаний”. В августе число волнений увеличилось соответственно до 189 и 47. И это не считая таких крупных мятежей, как восстания в Ярославле, Самаре и ряде других мест.
Наркомат внутренних дел Российской Федерации, пытаясь понять причины народных волнений, разослал в конце 1918 года во все волостные советы содержательную анкету, экземпляры которой можно найти и сейчас в архивах почти всех волисполкомов Архангельской губернии. Констатируя, что “в последнее время ряд губерний был охвачен восстанием”, наркомат просил исполкомы дать ответы на несколько вопросов. Он требовал, прежде всего, указать причины антисоветских выступлений. В анкете выделялись такие возможные поводы к восстаниям: “действия властей, введение хлебной монополии, продовольственный кризис, мобилизация, общее недовольство политикой советской власти”. Не менее интересны и другие подсказки для полуграмотных деятелей волостных советов.
Второй пункт рекомендовал указать на то, “из каких элементов состояла масса восставших: из рабочих, крестьян, военнослужащих, городских жителей (отмечать участие кулаков, бывших офицеров, духовенства)”.
От местных активистов требовалось также выявить: “от кого исходила агитация: от правых социалистов (меньшевиков или эсеров, левых эсеров, кадетов), белогвардейцев и т.д.", “была ли связь восставших с иностранными капиталистами”, а также хорошо ли был организован мятеж и какие лозунги выдвигались во время восстания.
Это было своего рода разумное социологическое исследование. Но вывод можно сделать один: летом и осенью 1918 года в молодой республике Советов накопился весьма опасный горючий материал.
ВО-ВТОРЫХ, появление и постепенный рост недовольства населения был обусловлен рядом причин. Думается, что одно из первых мест среди них занимала жесткая политика советской власти. Начиная с весны 1918 года, как из рога изобилия, сыпались декреты ВЦИК и Совнаркома , связанные с поборами с крестьянских хозяйств. Как правило, все они заканчивались недвусмысленными угрозами в адрес непокорных.
Вот несколько примеров. Еще в начале марта 1918 года Совнарком, подчеркнув необходимость немедленной реквизиции излишков хлеба у крестьян, указывал: “все укрыватели и спекулянты подлежат аресту и революционному суду как враги народа и революции, будут караться по всей строгости вплоть до конфискации всего имущества и отдачи на принудительные работы”.
Позднее в телеграмме за подписями В.И. Ленина и А. Д. Цюрупы предлагалось без промедления изымать все продукты по продразверстке: “Не сдавших немедленно арестовывать и сопровождать для содержания в тюрьму до исполнения разверстки... Если же все население волости откажется в поставке продуктов, то немедленно сообщать нам для принятия репрессивных мер”.
Чего только не придумывали "умные" головы в Москве! Во второй половине 1918 года появились декреты о реквизиции теплых вещей для Красной Армии, об отмене частной собственности на мельницы, вводилась гужевая повинность с оплатой по твердой цене, т.е. почти бесплатное использование крестьянских лошадей для перевозки военных и иных грузов.
Не отставали от центра уездные и даже волостные органы власти, излюбленным методом поиска средств для которых являлось введение экстренного налога на имущих. Один перечень подобных шагов властей занял бы не одну страницу. Понятно, что проведение всех этих мер в жизнь натыкалось на глухую стену непонимания населения, пробить которую можно было в пору всеобщей нужды и нищеты только запугиванием и жесткими репрессивными мерами.
Поэтому власти искали все новые и новые поводы для давления на крестьян. Наряду с несдачей хлеба и неисполнением иных повинностей, вскоре появился еще один весомый повод. Молодые руководители Шенкурского уезда из Вельска предписывали всем волостным советам “совершенно секретно” представить списки тех семейств, "у которых, хотя бы один член семьи ушел в белую армию”.Вскоре на семьи белогвардейцев посыпались различного рода дополнительные наказания: реквизиции лошадей, коров - и прямые угрозы. А самой распространенной формой давления на непокорных было заложничество, т.е. арест одного из членов семьи, чаще всего ее главы, и содержание его в тюрьме до той поры, пока семья не уплатит положенной суммы денег.
Чего стоит, например, обращение исполкома Шенкурского совета, принятое в декабре 1918 года! "Если будет угрожать опасность жизни советских работников, их семьям или красноармейцам в плену, заложники будут расстреливаться, а виновные белогвардейские селения и волости будут беспощадно предаваться огню и уничтожению".
В-ТРЕТЬИХ, уместно отметить, что уже в то время проявилась одна важная тенденция, дававшая знать о себе в последующее время, вплоть до наших дней: стремление львиную долю вины свалить на местные органы власти, доказать мысль о том, что центр, мол, принимает верные решения, а на местах не умеют проводить эти решения в жизнь.
В телеграмме от 5 декабря 1918 года Нарком внутренних дел Г. Петровский трактовал: “Одной из причин восстаний была недостаточная тактичность в действиях представителей местной советской власти, неумение исполнять ими задания центра, непонимание ими характера своей работы”.
Дело дошло до того, что нарком, пытаясь умерить пыл местных руководителей, в декабре 1918 года указал на недопустимость того, чтобы “даже отделы исполкомов советов” издавали “обязательные постановления о привлечении виновных за невыполнение указаний власти, наказаний их арестами, штрафами, выселениями, отобранием подписей о невыезде и т .п. мерами”.
Ответственность за издание документов подобного рода, по его понятиям, могли брать на себя только исполкомы, а решения должны подписываться его председателем. Задача местных органов, поучал нарком в своем циркуляре, состоит в том, чтобы “не командовать, а руководить”.
Все эти бесчисленные декреты, директивы местных властей, начавшиеся уже в 1918 году реквизиции имущества так называемых кулаков не могли не влиять на настроение крестьян .
В бесхитростном донесении о политическом состоянии волости (из тех, какие вышестоящие власти требовали время от времени с мест) председатель исполкома Воскресенского совета в самом начале 1919 года откровенно признал: “Политическое состояние волости неопределенное. Если смотреть со стороны политических убеждений граждан в отношении государственного строя, то они вполне на платформе Советской власти.
Если же смотреть на активное содействие в строительстве новой жизни на демократических началах и несении всех тягот войны и связанных с этим распоряжений местных органов управления, то волость является в большинстве как бы враждебно настроенной против этих распоряжений”. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Таким же образом характеризовали обстановку на своих малых территориях многие их первые руководители.
В подобной ситуации робкие попытки наркомата внутренних дел умерить рвение местных органов не давали должного результата. Требовались изменения, гибкость в общей политике всего государства, учет властями всех рангов реальных возможностей крестьянства, умение считаться с его интересами и мнением. Но военная обстановка приводила лишь к возрастанию объема административных воздействий государства, к росту армии, карательных органов и усилению красного террора.
В-ЧЕТВЕРТЫХ. Шенкурское восстание и последующие затем военные действия на территории уезда привели и к другим, весьма опасным последствиям. Население не по своей вине разделилось невидимой, но страшной чертой на участников и неучастников восстания, а затем на "красных” и “белых”.
И поскольку действующие лица этой драмы были совсем молодыми людьми, то противостояние, поддерживаемое властями, продолжалось много лет.
В-ПЯТЫХ. Участники Шенкурского восстания на долгие годы, практически на всю дальнейшую жизнь, превратились в изгоев общества, т.е. людей, гонимых за грехи, в которых многие из них не были виновны. 20-летние деревенские парни вовлекались в водоворот опасных по своему характеру событий стихийно, что в общем-то признавалось и властями, особенно в первый период после выступления. Но потом мета участника восстания означала некую неполноценность человека, его недостаточную преданность Родине. И, вопреки первоначальным заверениям властей, на этих людей с годами обрушился поток обвинений и наказаний.
Уже в 1918-1921 гг. более 40 жителей Шенкурского уезда были расстреляны по приговору губернской коллегии ВЧК.
Немало участников восстания поплатились за свое преступление в 20-е и даже в 30-е годы . В 1920-1921 гг. по приговору губернской коллегии ВЧК были расстреляны братья М. и П. Ракитины, Г. Бубновский, Я. Проурзин, С. Воробьев, М. Малахов. В "списке антисоветских элементов", состоявших на учете в Шенкурском районе на 25 февраля 1937 года, значилось 34 человека. Почти половину из них начальник районного отделения НКВД некто Вадовец считал участниками Шенкурского восстания. Среди них жители Верхоледского сельсовета С.Л. Макаров, С.И. Патокин, Д.А. Макаров, Д.С. Семушин, Г.К. Макаров и другие. Все они уже отбывали сроки заключения в лагерях от 2 до 8 лет. Тем не менее начальник райотдела НКВД информировал областное управление о том, что "по большинству из перечисленных в списке лиц... достаточно данных для привлечения их к судебной ответственности". Он просил руководство областного управления сообщить о "порядке изъятия этого элемента", т.е. направлять ли "на рассмотрение тройки или арестовывать их в общем порядке".
В ходе следствия показания против привлеченных по делу о восстании давали бывшие работники исполкома Шенкурского совета. Вот образец такого показания, собственноручно составленного членом губкома партии большевиков и губисполкома, секретарем губревкома Р.А. Пластининой на А.В. Малахова. "Малахов, - написала Пластинина, - двоюродный брат двух явных контрреволюционеров, кооператоров Малаховых, скрывшихся в Англию. Сам сын кулака. Активный участник белогвардейского восстания в Шенкурске. Когда меня увозили казнить (имеется в виду отправка Пластининой из Шенкурска в качестве заложницы - Е.О.), - он заткнул мне рот бумагой и бросил в повозку, сверху положив мешок на меня, а сам сел. ..Жестокий, отвратительный тип..."
Бездоказательными были обвинения Пластининой в адрес Г. Бубновского, Я. Проурзина. Ничего, кроме определений "ярый враг советской власти", "ярый правый эсер" и "ярый контрреволюционер", не содержалось в этих свидетельствах. Но и их было достаточно для вынесения смертных приговоров.
Нелишне отметить, что в руководящем ядре восставших видную роль играли бывшие выпускники Архангельской учительской семинарии. Среди лиц, уже упоминавшихся мной выше, это учебное заведение окончили М.Н. Ракитин, Г.М. Бубновский, Я.П. Проурзин и Т.П. Синицын.
Полная реабилитация М. Ракитина, его ближайших соратников - участников шенкурской драмы 1918 года - произошла лишь в начале 90-х годов , т.е. спустя более чем 70 лет после восстания. Свидетелями этого покаяния государства перед своими заблудшими сынами не довелось быть даже абсолютному большинству детей шенкурских солдат, поставленных в роковое для России время перед жестоким выбором.
И, наконец, в-шестых, не менее трагично сложилась судьба многих участников этих событий, действовавших по другую сторону баррикады. В 30-е годы жертвами политических репрессий оказались И. и В. Боговые, Н. Пластинин, А. и С. Поповы и ряд других, менее известных в уезде и губернии первых советских активистов.
Даже на примере сравнительно небольшой территории - Шенкурского уезда - можно проследить, как властно действовал железный закон любой революции: она безжалостно пожирала своих детей, не считаясь с их возрастом и заслугами перед ней.
* * *
Невероятно сложно воссоздавать подлинную картину события, происшедшего несколько десятилетий назад. Невозможно оценивать и тем более судить наших земляков с позиций нынешних дней.
Да и не дело историка заниматься судом над своими предками. Он не прокурор, не судья и даже не адвокат. Наши отцы, деды и прадеды поступали так, как диктовало им время. Как историк, я попытался лишь представить современному читателю более полную и объективную картину того, что случилось в далекие июльские дни 1918 года.
История Шенкурского восстания, одного из многих эпизодов гражданской войны, напоминает о том, что необходимое согласие общества следует достигать не силой оружия, репрессиями и ценой крови, а при помощи взвешенной, разумной политики властей, всестороннего диалога между различными слоями населения и взаимных компромиссов.

ОГНЕННАЯ МЕЖА
--> [Author ID1: at Fri Apr 23 08:02:00 2004 ]-->Все рядком лежат -[Author ID0: at ]
--> Не развесть межой.[Author ID0: at ]
--> Поглядеть: солдат.[Author ID0: at ]
--> Где свой, где чужой?[Author ID0: at ]
--> Белый был [Author ID1: at Fri Apr 23 08:02:00 2004 ]---> красным стал:[Author ID0: at ]
--> Кровь обагрила.[Author ID0: at ]
--> Красным был [Author ID1: at Fri Apr 23 08:02:00 2004 ]---> белый стал:[Author ID0: at ]
--> Смерть побелила. [Author ID1: at Fri Apr 23 08:02:00 2004 ]
Марина ЦВЕТАЕВА.
Лебединый стан. 1920 год
Две России - красная и белая - вступили в 1918 году в смертельную борьбу друг с другом. Страшная, огненная межа раздвоила наших соотечественников, деревни и волости, уезды и губернии.
Более чем на год (с августа 1918 до октября 1919 года) Шенкурский уезд стал ареной жестокого военного противостояния. Как и во всей России, будто некая невидимая, но властная рука разделила вчерашних друзей детства, односельчан, нередко братьев, бросив их по разные стороны баррикады. И щедро обагрилась их кровью древняя Важская земля.
Что дошло до потомков с той поры, какие остались следы от трагической бойни?
К сожалению, очень немного. Память о красных - чуть пощедрее: стоят кое-где обелиски над их братскими могилами, есть улицы, названные именами участников тех событий в районном центре и в Архангельске. А фамилии ратников белого дела долгие десятилетия произносились с презрением и ненавистью, а сейчас и вовсе канули в Лету.
Убежден в том, что трагедия сынов Важской земли - это беспощадно строгий наказ живущим и будущим поколениям. Никогда не должны повториться подобные тяжкие страницы в истории народа России.
И не будем судить участников давно минувшей драмы мерками жестоких 20-30 годов. Все они - белые и красные - были русские, наши земляки и нередко наши прямые родственники: отцы, деды и прадеды. И те, и другие верили, что они сражаются за Россию, за свой край, за правое дело. Попытаемся увидеть в делах давно минувших дней живых людей, без гнева и пристрастия войти в мир их идей и дел, понять логику их поведения во время великой народной трагедии - гражданской войны.

БЕЛАЯ ВЛАСТЬ
КРАСНЫЕ ПОКИДАЮТ ШЕНКУРСК. Вечером 11 августа 1918 года начальник вооруженных сил Шенкурского уезда А. Падалка, спешно собрав в свой кабинет сотрудников военного комиссариата, приказал начать подготовку имущества к эвакуации.
Всю ночь работники военкомата упаковывали документы, часть снаряжения и увозили на пристань, где у берега стоял пароход "Шенкурск". Такая же работа кипела в исполкома уездного совета.
Что же побудило уездные органы власти принять решение о выезде из Шенкурска?
Несмотря на громкий титул "командующего вооруженными силам Шенкурского уезда", А. Падалка имел в своем распоряжении лишь горсточку бойцов. Часть из них, как уже отмечалось выше, под командованием П. Виноградова после получения вести о падении Архангельска возвратились на Двину. Местный красноармейский отряд, созданный еще весной 1918 года, сильно поредел. После поражения Шенкурского восстания 9 бойцов сдали винтовки и разошлись по домам. Настроение остальных бойцов было неустойчивым. Мобилизация, которую попытался еще раз провести П. Виноградов, не дала никаких результатов.
Руководители уезда располагали сведениями о том, что в селе Благовещенском бежавшие из Шенкурска повстанцы создали отряд, имевший на вооружении два пулемета, много винтовок и патронов, похищенных после восстания. К этому времени пропала связь с Двинским Березником. По уезду распространялись слухи о том, что вверх по Ваге двигаются пароходы с белогвардейцами. В этой ситуации и было принято решение оставить Шенкурск.
12 августа в 10 часов утра пароход, на котором разместилось до ста человек, двинулся по направлению к Вельску. Среди отъезжавших были члены исполкома, работники военкомата, красноармейцы.
В специальной передовой "Очищение Шенкурска" белогвардейская газета уведомила читателей: "Шенкурск - последний заслон Советской власти в пределах Архангельской губернии - очищен, наконец, от советской власти. Захватив все наличные деньги и ограбив город, сняв даже телеграфные аппараты, большевики, по довольно прочно установившемуся обычаю, бежали".
...В Благовещенском готовились к встрече парохода, шедшего вверх по Ваге. Настроение населения было тревожным.
8 августа сюда были доставлены губернские комиссары М. Новов, П. Олунин и А. Вялов, арестованные еще 20 июля. Командир белогвардейского отряда С. Воробьев дал бывшим арестантам лошадей и отправил их в Няндому. В ответ на это комиссары дали гарантию - не совершать вооруженного нападения на село.
11 августа состоялся сход крестьян села Благовещенского. Собравшиеся постановили: разоружить бывших повстанцев, сдать им все оружие. Но призывники отказались возвратить винтовки и револьверы.
Перед приближением парохода в селе решался вопрос: как остановить его? Разослали нарочных, пытаясь собрать в село всех вооруженных людей. Но совершить эту акцию за короткий срок не удалось. К месту сбора явились лишь одиночки.
Тем временем пароход "Шенкурск" из предосторожности пристал к берегу, не дойдя до Благовещенского. Вооруженный отряд красноармейцев по пути в село задержал двоих нарочных и трех вооруженных крестьян: 15-летних братьев Д. и А. Плашкиных, Н. Меньшуткина, С. Воробьева и 19-летнего П. Булатова. У последнего оказались винтовка, наган и 60 патронов.
Погрузив первых пленников, пароход направился в Вельск. Юношей освободили из-под стражи, направив в Вологду "на перевоспитание". А П. Булатов "за активное участие в выступлении с оружием в руках против Советской власти" 26 августа был расстрелян. Свою вину Булатов усугубил откровенным признанием "в сочувственном отношении к Шенкурскому восстанию".
Отступление из Шенкурска, арест и расстрел участников начавшегося противостояния жителей уезда - все эти и другие события явились своеобразным водоразделом, за которым началась масштабная гражданская война.
Это проявилось, во-первых, в том, что в пределах одного уезда появились два органа власти - исполком уездного Совета и шенкурский уездный правительственный комиссар как полномочный представитель архангельского белогвардейского правительства.
Во-вторых, именно в это время советские органы власти пустили в ход репрессивный аппарат: в августе 1918 года были произведены первые, по сути дела, бессудные расстрелы.
В-третьих, в этот отрезок времени обозначилась линия фронта: наспех созданный Шенкурский советский отряд "Разведчик" в сентябре совершил первый налет на Благовещенское. Это был период, когда белые и красные начинали сходиться грудь в грудь в остервенелой схватке.
ШЕНКУРСК В РУКАХ АНТИСОВЕТСКИХ СИЛ. После бегства советских властей Шенкурск и значительная часть уезда остались без органов управления. В день отступления красных в городе состоялось собрание общественности. Утром 13 августа 1918 года по всему городу было расклеено краткое извещение. В нем говорилось: "Общее собрание граждан вследствие внезапного отъезда всех представителей местной советской власти из Шенкурска признало необходимым в целях поддержания порядка и охраны интересов граждан города избрать комиссию из пяти человек..."
Комиссия, не присваивая никаких политических функций, призывала жителей "сохранять спокойствие и оказывать ей всяческое содействие".
16 августа в Шенкурск на большом моторном катере прибыл небольшой вооруженный отряд белогвардейцев.
На пристань спустились С. Маслов и А. Иванов. Первый за две недели до этого был утвержден заведующим военным отделом Верховного управления Северной области. До нелегального приезда в Архангельск в июле 1918 года Маслов возглавлял вологодскую организацию правых эсеров, а Иванов являлся лидером правых эсеров Архангельской губернии, депутатом Учредительного собрания. Оба переживали звездные часы своей жизни. В тот момент они представляли правящую партию, так как в Верховном управлении первого состава преобладали эсеры.
От имени шенкурских граждан прибывших приветствовал М. Ракитин. В ответной речи Маслов поздравил жителей города с освобождением от "советских насильников", призвал мужчин записываться в народную армию, укреплять порядок в городе и уезде. Вскоре после этого в Шенкурске высадились иностранные солдаты, которых встретили крестным ходом и колокольным звоном.
Сразу же после занятия города антисоветскими силами состоялись первые назначения на основные официальные посты. Отдельная листовка, газета "За народ" известили жителей уезда о том, что с 17 августа приступил к исполнению своих обязанностей Шенкурский уездный правительственный комиссар Александр Евграфович Исупов, который в тот же день назначил М.Н. Ракитина уездным комендантом, А.О. Жилкина - начальником уездной милиции.
Процесс создания и становления новых органов власти происходил трудно. После возвращения в Архангельск Маслов рассказал корреспонденту одной из газет: "Местные деятели решительно отказывались от всяких постов в структуре новой власти. Каждое назначение производилось с трудом... Причина - в непрочности нового строя. Чем ближе к линии фронта, тем меньше устойчивость в настроении".
Легко понять этих людей: они отдавали себе отчет в том, что их в дальнейшем могут ожидать крупные неприятности. Так оно и обернулось на деле: за службу белым властям многие из них заплатили собственной жизнью. Но это было еще впереди. А пока все они пытались решить неотложные проблемы: восстановить органы власти в волостях, обеспечить снабжение людей продовольствием, провести мобилизацию в белую армию и разместить прибывавшие военные подразделения.
Кратко расскажу об одном из местных общественных деятелей, оказавшихся в сложном водовороте событий.
АЛЕКСАНДР ИСУПОВ. Центральной фигурой в жизни уезда на пятимесячный срок оказался 60-летний Александр Евграфович Исупов.
Жизнь этого человека, выходца из крестьян Великониколаевской волости, к лету 1918 года, казалось, была уже позади. Равно овдовев, он вырастил и воспитал пятерых детей. Старшей дочери близилось уже к 40, а младшей исполнилось 22 года. Немало осталось позади: торговые дела, активное участие в общественной жизни города. И вдруг стремительное возвращение в политику. Чем же был обусловлен крутой поворот в судьбе этого человека?
По личным качествам Исупов был незаурядным человеком. В 20-летнем возрасте он переехал из деревни в город, нашел здесь свое место и выбился в люди. Занимаясь торговыми делами, Исупов стал известным человеком, втянулся в общественную жизнь. Сразу же после рождения партии кадетов он стал ее заметным активистом, по ее спискам был избран в 1906 году в состав Первой Государственной Думы.
В официальном издании - справочнике о депутатском составе Первой Думы - о нем говорилось следующее: "До 19 лет Исупов обрабатывал землю и занимался кузнечным ремеслом. Затем поселился в городе Шенкурске и завел торговлю. В течение нескольких четырехлетий избирался в гласные городской думы, был членом городской управы, а потом городским старостой и председателем сиротского суда".
После роспуска думы Исупов вместе с 200 депутатами подписал знаменитое Выборгское воззвание "Народу от народных представителей". Депутаты призвали граждан всей России до созыва нового состава думы не давать "ни копейки в казну, ни одного солдата в армию". Займы, которые будут заключены без согласия Думы, объявлялись недействительными. Это был призыв к пассивному сопротивлению царскому произволу.
В числе других депутатов Исупова осудили на три месяца тюрьмы, что означало лишение его избирательных прав при выборах в Думу и на общественные должности.
Сразу же после февральской революции бывший парламентарий был избран уездным начальником милиции, затем членом уездной народной управы, а в июле 1917 года - гласным городской думы и городским головой. Подводя итоги выборов в городскую думу, губернская газета "Возрождение Севера" отметила, что "перводумец А.Исупов пользуется общим уважением в городе и уезде".
Осенью 1917 года архангельский губком партии кадетов выдвинул Исупова кандидатом в члены Учредительного собрания. "А.Е.Исупов, - говорилось в одной из предвыборных листовок той поры, - состоит членом партии Народной Свободы. Как член Первой Думы он боролся за землю и свободу. За это пострадал. Право быть избранным в Учредительное Собрание - неотъемлемое право А.Е.Исупова".
Однако пик высокого авторитета кадетов к осени 1917 года канул в прошлое, Исупов потерпел поражение. Народ отдал предпочтение эсерам.
В момент антисоветского переворота лидер архангельских кадетов Н.А. Старцев, бывший депутат 4-й Государственной Думы, получил высокий пост: он был назначен губернским правительственным комиссаром. Это обстоятельство в известной мере обусловило назначение А. Исупова уездным правительственным комиссаром (Н. Старцев был с ним давно знаком.
Специальным решением Верховного управления Северной области уездный правительственный комиссар наделялся широкими полномочиями. Положение вменяло ему в обязанность: "1) общее наблюдение за точным и быстрым приведением в исполнение постановлений Верховного управления на местах; 2) созыв восстанавливаемых и вновь учреждаемых органов управления; 3) наблюдение за законностью действий органов местного самоуправления; 4) назначение временных заместителей должностных лиц впредь до избрания или возвращения последних к исполнению своих обязанностей".
Ввиду чрезвычайной обстановки, органы городской и сельской милиции изымались из ведения земского самоуправления и передавались в подчинение правительственного комиссара уезда.
Таким образом, А.Е. Исупов был наделен чрезвычайными правами. Он принял экстренные меры для восстановления в уезде земства, учредил своей властью уездную следственную комиссию, в состав которой вошли Я.И. Едемский, А.М. Глазачев и Н.Д. Вальков.
После отступления белых из Шенкурска Исупов оказался в Архангельске. Здесь он исполнял ответственные поручения белогвардейского правительства в отделе внутренних дел. В октябре 1919 года был командирован в Кемь для подготовки условий на случай эвакуации туда жителей Архангельска.
Летом 1920 Исупов был арестован и вскоре расстрелян по решению коллегии архангельского отдела ВЧК.
Дом А.Е.Исупова был конфискован сразу же после освобождения Шенкурска в январе 1919 года. В нем разместились ревком и уком уездной большевистской организации...
ПЕРЕВОРОТ И НАСТРОЕНИЕ КРЕСТЬЯН. Как же реагировали шенкурские крестьяне на белогвардейский переворот и очередную перестройку (в который раз в течение года!) органов местной власти?
Во второй половине августа в уезде состоялись крестьянские собрания и сходы, на которых в качестве основного обсуждался "текущий момент". На них речь шла об отношении к Верховному управлению Северной области, о переменах в уездной жизни.
Резолюции этих собраний, донесения из волостей в уезд, на первый взгляд, дают одноцветную картину одобрение власти ВУСО, а следовательно, и прихода белогвардейцев в Шенкурск.
Более внимательный анализ показывает, что реакция крестьян на события была далеко не однозначной.
Например, резолюции собраний в двинских волостях отличаются пространностью и резкой политизированностью. Волостной сход Власьевской волости в своей резолюции заявил о том, что он приветствует и поддерживает "Верховное управление, союзников, пришедших для наведения порядка, объединения распадающейся России и освобождения от германского засилья, наложенного Брестским миром, через германских агентов-большевиков". Этот документ, как и многие, подобные ему, включил в себя весь набор штампов белогвардейской прессы тех дней.
Резолюции собраний в волостях, расположенных вокруг Шенкурска, были более краткими и взвешенными по содержанию. 18 августа устьпаденьгцы постановили: "ВУСО признать до воссоздания единой Всероссийской Государственной демократической власти".
Более обстоятельное решение приняли 19 августа крестьяне Шелашской волости. Оно содержало оценку не только новой архангельской власти, но и бывшей - советской. "Признать Верховное управление Северной области, говорилось в ней, единственной властью, могущей защитить интересы края, трудового крестьянства, и оказывать ему всемерную поддержку в деле проведения в жизнь всех его законоположений и распоряжений...
Выразить губернскому и уездному исполкомам, бежавшим с денежными суммами и приведшими население своими деспотическими приемами к полному банкротству, порицание".
Таким же образом откликнулись на события жители Шахановки, Мареки, Блудкова и многих других обществ и волостей.
Но вместе с тем встречалась и иная оценка происшедших перемен. Часть крестьянства выразила "условную поддержку" новой власти. Крестьяне Смотроковской волости, например, признав Верховное управление, внесли в резолюцию оговорку о том, что этому правительству крестьяне будут оказывать доверие лишь "постольку, поскольку оно является выразителем и исполнителем интересов и воли трудящихся".
Подобным же образом реагировали на смену власти коллективы рабочих в Архангельске, многие собрания крестьян во всей губернии.
Осмотрительно действовали те крестьяне и органы местной власти, которые откладывали проведение подобных собраний, а собравшись, находили повод как можно дольше затянуть дело с однозначным ответом.
Жители Ямскогорской волости собрались на свой сход лишь 8 сентября 1918 года. А решение, принятое ими, гласило: "Вопрос о признании ВУСО оставить до решения его на уездном земском собрании и прибытии оттуда наших представителей".
Особенно неуютно чувствовали себя жители прифронтовых деревень. Пожалуй, наиболее ярким примером оценки ситуации явилось решение крестьян Суландской волости. Отметив, что волость находится посреди боевой линии, крестьяне единогласно постановили: "Остаемся нейтральными, не будем примыкать ни в ту, ни в другую сторону, ни к земству, ни к Совету. Наш же волостной орган должен впредь именоваться волостной управой".
Примерно так же реагировали крестьяне Нижнепуйского общества. На общем собрании 23 августа они единодушно решили резолюции о власти пока не выносить, а ждать ее дальнейшего закрепления. В ответ на вопрос о их мнении относительно названия будущего органа местной власти они заявили: "Для нас, небольшого общества, безразлично Совет или земство. Были бы истинно народные, справедливые, честные, не попирающие права трудового народа органы".
Стремление людей, оказавшихся в таком положении и попытавшихся остаться в стороне, уберечь свои семьи, имущество по-человечески понятно.
По наблюдениям свидетелей тех событий, нейтральную позицию заняла значительная часть крестьянства. Гласный А.И. Коржавин, выступая 11 сентября 1919 года на губернском земском съезде, поделился своими впечатлениями о настроениях шенкурских крестьян: "Уезд разбился на отдельные части. Одни волости держат сторону большевиков. Другие же, наиболее пострадавшие, проявляют ярую оппозицию, большая же часть населения все-таки пока держится нейтрально".
Каковы причины разброса мнений среди шенкурских крестьян?
Подобное состояние умов можно объяснить рядом обстоятельств. Нейтральность по отношению к советской власти обусловливалась тем, что она к августу 1918 года не пустила глубоких корней. Просуществовав около полугода, она ничего не дала крестьянам. Как уже отмечалось выше, земельный вопрос не был решен. Более того, "черный передел", который намеревалась устроить советская власть, во многом не устраивал крестьян, вызвал недовольство и раздражение значительной части деревенского населения.
Жители уезда не обрели желанного покоя и мира. Далеко не все солдаты-ваганы возвратились к своим семьям, часть из них томилась в плену. А солдаты, пришедшие с фронта, тоже не получили передышки. Начиная с ранней весны 1918 года их стали пугать новой войной, а потом началась внезапная и совершенно непонятная большинству населения массовая мобилизация призывников в Красную Армию, что в конце концов вылилось в вооруженное столкновение бывших солдат с органами советской власти. И, что еще хуже, с февраля 1918 года над уездом витал призрак гражданского противостояния. Нарастала волна предписаний центральных и местных властей о конфискациях, введении чрезвычайных налогов, начались первые беспричинные аресты.
Полуграмотная деревня, за исключением тонкого слоя крестьян, в основном молодых солдат, противодействовала этим решениям властей. А после объявления мобилизации в оппозицию к советской власти встали и бывшие солдаты.
Была еще одна важная причина подобного поведения крестьян. Чем ближе к линии фронта находилась та или иная волость, тем более осторожно оценивали ее жители обстановку. И наоборот, волости, примыкавшие к Архангельску, та часть Шенкурского уезда, которая находилась ближе в Северной Двине, занимали по отношению к советской власти непримиримую позицию.
Как уже отмечено выше, на эту особенность поведения шенкурских крестьян обратил внимание "военный министр" Верховного управления Северной области С. Маслов. Посетив в августе 1918 года Шенкурск, он заявил: "За ликованием и радостью одних можно подметить более сдержанное отношение других. Причина - неуверенность в прочности нового строя. Чем ближе к линии фронта, тем меньше устойчивость в настроении".
Это состояние крестьянских умов проявилось и при формировании новых органов власти.
СТАНОВЛЕНИЕ ОРГАНОВ ВЛАСТИ. Сразу же после прихода в Шенкурск белогвардейских сил в уездном центре, во всех волостях стали формироваться органы местного самоуправления. На деле это означало ликвидацию всех Советов и их исполкомов и восстановление уездной и волостных земских собраний и управ.
Специальное постановление Верховного управления Северной области "Об упразднении всех органов советской власти" было предельно жестким. Оно объявляло: "Все органы Советской правительственной власти: губернские, уездные и волостные советы (совдепы) с их исполнительными комитетами (исполкомами), комиссарами и т.д. упраздняются.
Члены губернских и уездных исполнительных комитетов Р.,С. и К. Д. (Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов - Е.О.) и их комиссары арестуются, а также арестуются и те члены волостных комитетов и комиссары, арест коих будет признан необходимым местной властью".
Исполнением этого постановления занялся уездный правительственный комиссар А.Е. Исупов. Во все волости ушла директива, которая предписывала распустить исполкомы советов и немедленно восстановить временные земские управы. Она допускала возможность, в случае отсутствия на месте членов прежних управ, исполнение их обязанностей исполкомами Советов, при условии строгого соблюдения постановлений новых властей и смены своего названия.
Комиссар известил волости и о том, что 1 сентября состоится чрезвычайное заседание уездного земского собрания для того, чтобы обсудить текущий момент, произвести выборы временной уездной земской управы и решить вопрос о восстановлении деятельности волостных земств.
...Два дня длилась работа земского собрания. Ряды гласных заметно поредели. Вместо 46 человек, избранных в конце 1917 года, на месте оказалось только 29. Ситуация осложнилась и тем, что со времени выборов в уезде появилось более десяти новых волостей, которые не имели своего представительства в прежнем составе земства.
Шенкурский уезд, как и всю губернию, в краткий период существования советской власти поразил вирус "суверенизации", т.е. создания новых волостей. В целом по губернии их возникло более 70. Среди других в течение первой половины 1918 года из Паденьгской выделились Остахинская и Средне-Паденьгская волости, из Верхнесуландской - Михайловская, из Предтеченской - Шеговарская и Сметанинская, из Смотроковской - Немировская и другие.
После обсуждения ситуации гласные сложили с себя полномочия и утвердили текст воззвания к населению. Это был чрезвычайно инетресный документ. Он отразил экстремальность сложившейся ситуации, растерянность гласных и в то же время наметил пути выхода из создавшегося положения. Приведу выдержки из этого яркого обращения, напечатанного отдельной листовкой и на первой странице газеты "За народ".
"Нас, избранных вами год назад и насильственно оторванных от земской работы февральским крестьянским съездом, - говорилось в этом документе, - вновь приз¬вали к работе в чае тяжелых" испытаний и в тот час, когда нами оставленное уездное земское хозяйство оказалось разграбленным и брошенным на произвол судьбы, когда уезд очутился в сфере военных действий и на его территории ведется открытая борьба, когда беспомощная обессиленная губерния, не могущая найти выхода своими си¬лами из создавшегося наложения, занята войсками держав согласия. Нас призвали в тот момент, когда поругана и разбита вера народа в своих избранников, когда только что пережитая партийные стра¬сти заглушили у многих голос разума и утомленный и разочарован¬ный народ утратил веру в лучшее будущее".
Отметив, что работа "беспартийного рабочего земства была прервана красивыми посулами партийных фанатиков", гласные сложили свои полномочия, вернув тем самым народу права, предоста¬вленные им земству, как органу хозяйства и управления.
Обращение призвало жителей готовиться к выборам своих представителей на съезд земских гласных, избрать в его состав лучших людей уезда, дать им определённые указания об устройстве уезда, управы, помнить, что население вверяет гласным свою судьбу и судьбу детей.
"Граждане очнитесь, - призывали участники съезда, - взгляните на те шатания, на те неустроения, которые происходят. Взгляните, гибнет великая Родина, гибнет великая революция, встряхните тяжелый кошмар отупения, навеянный : на Вас тяжелыми испытаниями... Мы бьем в набат и пусть звуки этого набата дойдут до каждого, в ком не убит голос рассудка и чувство веры".
В обращении намечался и срок созыва съезда - 20 сентября.
Для проведения подготовительной работы по созыву съезда, а также "для сохранения осколков земского хозяйства" была избрана временная комиссия в составе представителя Котажско-Верхоледской волости А.И.Коржавина, журналиста Т.П.Синицына и А.З. Осипова.
Собрание признало необходимым восстановить повсюду или создать заново временные земские управы, срок действия которых устанавливался до 1 января 1919 года, провести новые выборы гласных на три года (1919-1921 гг.). Этот план и стал претворяться в жизнь.
Земские временные управы удалось создать во всех волостях. Исключение составила Воскресенская волость, где 2 сентября исполком совета принял решение: "Оставить в качестве органа местного самоуправления волостной совет крестьянских депутатов в прежнем его составе. Земства не восстанавливать, распоряжений от вновь образованной Шенкурской уездной власти, а равно и губернской - не исполнять, сняв за это всякую ответственность с волостного исполнительного комитета".
Принятие такого решения объяснялось близостью фронта. Благовещенская и Воскресенская волости являлись тем конечным пунктом, до которого сумели дойти в августе 1918 года подразделения белогвардейской армии и где они пробыли около месяца.
Сложным оказался процесс восстановления земства и в других волостях. Трагедией завершилось расставание с советской властью в Тарне, где первый председатель исполкома волостного совета П.В.Кукин был расстрелян белогвардейцами. В состав земской управы вошли сторонники эсеров Н.И.Потапов, Г.М.Олешев и М.Ф. Павловский.
Аресту подверглись четыре советских активиста в Афаносовской волости - П.Г.Жданов, В.Я.Мелкий, И.П. и П.А.Патракеевы, двое - Н.Кочетов и С.Шошин - в Шеговарах.
Заметные колебания при выборах новой власти проявили жители Шеговарской волости. За восстановление управы отдали голоса 73 человек, 34 - голосовали против, а 32 - воздержались.
Но как бы то ни было, земские органы власти сравнительно быстро вступили в свои права в той части уезда, которую захватили антисоветские силы. А временная земская комиссия подготовила созыв уездного собрания, которое избрало новый состав управы.
ЗЕМСКИЙ УЕЗДНЫЙ СЪЕЗД. 20 сентября 1918 года. 46 представителей волостей, занятых силами белогвардейцев, съехались на уездный земский съезд. В течение пяти дней гласные стремились решить неотложные проблемы сельской жизни.
Прошло полтора месяца со времени переворота в Архангельске, 36 дней - с момента установления новой власти в Шенкурске. Близость фронта, общая неуверенность наложили отпечаток на работу гласных.
Об экстремальной ситуации в уезде свидетельствовал тот факт, что из-за военных действий представители 12 волостей не смогли выехать в уездный центр. Не сумели направить своих посланцев крестьяне Благовещенской, Липовской, Пуйской, Ровдинской, Верхосуландской и ряда других волостей. Очевидно, сказывались не только военные трудности, но и явное нежелание ряда волостей подвергать своих людей опасности. Среди приглашенных для работы были представители городской думы Н.Ф. Федотов и Л.Г.Лысков. А.А.Ельцов представлял учительский союз, И.Д.Пластинин - союз смолокуренных артелей.
Председательствовали на съезде гласные от Устьпаденьгской и Афаносовской волостей В.Я.Вальков и В.П.Кузнецов. Были избраны два секретаря: Е.С.Чистиков и А.Ф. Костромин.
Повестка дня включала 14 вопросов: текущий момент, доклады с мест, восстановление органов местного самоуправления, выборы управы. Особняком стояли проблемы: финансовая, земельно-лесная, продовольственная, дорожная и др.
Основной докладчик - бывший председатель уездной земской управы М.Я.Едемский.
Человек февральской революции, Михаил Яковлевич напомнил о том, что тогда "подгнившее до основания самодержавие пало. Все были свидетелями восторга народа, сбросившего с себя иго векового рабства. Это были дни нового воскресения - воскресения духовной мощи великого народа".
Едемский явно старался взять реванш за те унижения, которые он терпел недавно на уездных съездах Советов, когда предлагаемые им резолюции и постановления категорически отклонялись, когда он подвергался откровенным оскорблениям со стороны Г. Иванова и Р. Пластининой.
Давно ли они вместе с Я.Леванидовым покинули одно из заседаний съезда в знак протеста против решения об отзыве М.Квятковского из состава депутатов Учредительного собрания? А делегаты 4-го съезда, по предложению В.Богового, прогнали его из зала заседаний.
Голос 35-летнего Михаила Едемского громко разносился по залу: "Но революция наша произошла на третьем году ужасной мировой войны. Народ устал. Экономическая жизнь страны была близка к катастрофе. При таких условиях демагогическая пропаганда, с обещанием неосуществимых при данном состоянии страны благ, находила благоприятную почву среди малокультурных масс. Часть народа, в особенности уставшие от многолетней войны солдаты, поверили большевикам, обещавшим хлеб, мир и свободу".
Напомнив о разгоне Учредительного собрания, о "Брестском позорище", о расстрелах и вооруженном походе города на деревню, Едемский заявил: "Терпение народа истощилось: то в одном, то в другом месте вспыхивали восстания. У нас на Севере, в Архангельске, в ночь на 2 августа тоже поднято знамя восстания. Большевики бежали, ограбив тот народ, именем которого они творили свой суд и расправу. Вслед за губернской бежала и наша шенкурская власть, ограбив казначейство, увезя деньги продовольственного отдела, личные деньги арестованных. Одним словом, забирали все, что попадало под руки и что можно было захватить".
Отметив, что народ устал, разбит на отдельные враждующие между собой части, докладчик сказал: "Мы пойдем к Учредительному собранию, и мы дойдем до него".
Доклад, отражавший настроение значительной части делегатов, обсуждали долго, внесли три резолюции. Желанного единства не было. Гласный от Михайловской волости С.Плотицын явно вопреки мнению большинства предложил "передать полноту власти общегубернскому съезду", а Верховное управление признать лишь как временную власть.
С оговорками признал новую власть шенкурский земский уездный съезд, состявший в конце сентября 1918 года. После острых прений гласные решили приветствовать Верховное управление, выразив при этом надежду на то, что его первейшей задачей будет "установление народоправства и охрана его со всех сторон" и что этот орган позаботится о поддержке его системой демократических управлений, избранных после 1 августа. В ходе обсуждения резолюции была сделана важная поправка. "Приветствуем, -говорилось в ней, - армию союзных с нами народов, прибывших на территорию Северной области не с целью вмешательства во внутренние дела, а для борьбы против Германии и Бреста".
Поправку приняли, но голосующие разделились: 20 - за, 9 - против и 10 воздержалось.
Важным являлся вопрос о выборах нового состава уездной земской управы. После тщательного подбора кандидатов и тайного голосования были избраны: председателем - М.Я.Едемский, а членами управы - П.С.Ширяев, В.Я.Вальков, А.Ф. Костромин и С.П. Плотицын.
Надо отдать должное гласным: они пытались по-деловому решить такие вопросы, как работа школ, медицинских пунктов, переправ, продовольственную и земельную проблемы. Но все понимали, что возможности наладить работу учреждений, оживить хозяйственную жизнь уезда ограничены скудостью финансов. Поэтому съезд обратился в архангельскому правительству с просьбой выделить средства для финансирования работы школ и медицинских заведений.
В то же время гласные пытались найти и свои внутренние источники финансирования. Специальная комиссия быстро разработала и внесла на рассмотрение съезда проект бюджета на август-декабрь 1918 года.
Пытаясь найти источники пополнения бюджета, комиссия, с одной стороны, отметила, что следует "облегчить тяжесть налогов на малоимущий и беднейший класс населения, а более значительную часть налогов возложить на более имущий и состоятельный класс". С другой стороны, проект предусматривал, что "при полном развале всей хозяйственно-экономической жизни уезда, источники доходов будут ложиться и на "рядовое крестьянство".
Размышляя над сухими цифрами проекта бюджета, над их обоснованием, невольно думаешь о том, что и красные, и белые власти подходили к решению проблемы одинаково. Различие состояло лишь в жесткой идеологической оценке ситуации. Все декреты высших органов советской власти, директивы уездного исполкома говорили о необходимости "беспощадного обложения богачей". Остальное совпадало.
Смета, утвержденная съездом, обозначила, в частности, такие источники дохода, как обложение прогрессивным налогом недвижимого имущества граждан, общественных построек, казенных и удельных лесных угодий, лесных материалов и т.п. За оставшиеся месяцы предполагалось получить в казну 1652 тысячи рублей.
Как же планировалось расходовать эти средства? Львиную долю средств намечалось истратить на нужды народного образования - около 620 тысяч рублей, т.е. без малого половину всего ожидаемого дохода. До 170 тысяч сочли необходимым выделить на медицину, или "народное здравие", как называли тогда эту статью. Значительную долю "пожирал" аппарат управления - 108 тысяч рублей. Гласные изыскали 20 тысяч рублей на издание уездной газеты "За народ".
Острая полемика вспыхнула между гласными по вопросу о создании поста уездного правительственного комиссара. Проэсеровски настроенные демократы не могли смириться с тем, что вся полнота власти принадлежала назначенному из Архангельска чиновнику, тем более известному в прошлом кадету.
"Мы только избрали земскую управу, и существование какого-то органа, который бы был над управой, нежелательно, да и совершенно не нужно. Прошу указать мне, что это за пост", - с таким вопросом обратился к съезду представитель Верхопаденьгской волости Я.М.Микеров.
-Лично я не желаю правительственного комитета, - вторил Микерову делегат от Устьпаденьги В.Я. Вальков. - Но когда мне говорят о том, что он все равно будет, надо сделать так, чтобы не было давления на народ, чтобы с этим органом считались. От уезда надо избрать туда двух членов.
В результате голосования, наряду с А.Исуповым - уездным комиссаром, съезд избрал еще двух его заместителей: С.И. Валькова от Великониколаевской волости и И.М.Кузнецова от Марецкого общества. Шенкурские демократы одержали верх, но это было явным отступлением от правительственного положения об уездном комиссаре. Поэтому съезд обратился к Верховному управлению с просьбой внести в положение соответствующее изменение.
По-разному можно относиться к итогам пятидневного съезда земских гласных. Не следует преувеличивать значение документов, принятых ими. Но в целом это была серьезная и честная попытка решить сложнейшие проблемы жизни уезда в экстремальной военной обстановке.
ШЕНКУРЯНЕ В БЕЛОЙ АРМИИ. Шенкурск оказался в руках белогвардейцев в тот момент, когда Верховное управление Северной области ввело всеобщую воинскую повинность, объявив о призыве на действительную военную службу всех офицеров в возрасте до 35 лет, а также пяти возрастов мужчин. А всего в течение пяти месяцев на территории Шенкурского уезда было осуществлено несколько призывов. Последний из них проводился уже в начале 1919 года.
Много внимания в этот отрезок времени уделялось привлечению добровольцев. На страницах уездной газеты "За народ", в листовках содержались призывы к крестьянам вступать в ряды русской народной армии, в смешанный союзно-русский конный отряд, в отдельный стрелковый батальон и другие подразделения. Добровольцам гарантировалось денежное вознаграждение. Солдатам, призываемым в конный эскадрон, например, власти обещали хорошее снабжение и денежное довольствие: рядовым - 100, а унтер-офицерам - 125 рублей в месяц.
Очередное испытание - призыв в белую армию - явилось тяжким делом для шенкурских мужиков. Каких-то полтора месяца назад немалая часть из числа призывников с оружием в руках выступила против мобилизации в Красную Армию. А тут вновь призыв, и цель его, в отличие от лета 1918 года, очевидная: идти на войну, стрелять в своих же братьев - русских, делать это вместе с чужеземцами - английскими и американскими солдатами. Было над чем подумать!
В первый момент после объявления мобилизации часть крестьянства выступала против нее.
Собрание крестьян Смотроковской волости заявило 27 сентября: "Всеобщей воинской повинности и мобилизации не желаем: в демократической стране мы признаем возможность существования армии только на добровольных началах".
Подобные решения были приняты в Шелаше и Мареке. Но архивы сохранили больше сведений иного рода. Прежде всего, выявилось много добровольцев. Пример показали бывшие офицеры. Численность их в уезде, по некоторым данным, составляла почти 400 человек. Сразу же после переворота в уездном центре прошло офицерское собрание. Обсудив ситуацию, участники собрания приняли обращение к гражданам уезда.
Отметив, что судьбу нашей революции решают "чужие для нас люди - англичане, французы и американцы и японцы", офицеры призвали всех, способных носить оружие, "мобилизоваться, создать русскую национальную армию, которая держала бы в своих руках судьбу России": "Уходя на фронт, мы считаем спасение России главным и единственным делом в эти дни...Русский народ, подымайся за нами!".
Это были первые 30 добровольцев, вступивших в белогвардейскую армию. За ними последовали другие. Более 20 человек ушли добровольно в армию из Блудковского общества, 45 - из Ямскогорской волости, 20 - из Шелашской и т.д.
По самым скромным подсчетам, в рядах русской армии Северной области служило около трех тысяч наших земляков.
ОСОБЫЙ ШЕНКУРСКИЙ БАТАЛЬОН. В августе 1919 года генерал Миллер вызвал на личную аудиенцию М.Ракитина. Беседа завершилась четким приказом:
"Я поручаю Вам ответственное дело. Подберите себе помощников и вместе с ними сформируйте из ваших земляков и военнопленных специальный батальон".
Очевидно, Миллер хорошо знал историю Шенкурского восстания и роль в нем Максима Ракитина. И расчет состоял в том, чтобы из недовольных, антисоветски настроенных, по его мнению, шенкурян создать особое подразделение.
Ракитин выполнил поручение. Вскоре в военных документах, даже в печати стал фигурировать партизанский отряд Ракитина. Позднее за ним закрепилось другое наименование - особый Шенкурский батальон. В конце 1919 года в нем значилось более 400 стрелков.
Подразделение действовало на двинском направлении. Им командовал сначала М.Н.Ракитин. Здесь же служили три его брата: Петр, Илья и Федор. Обязанности заместителя командира исполнял 24-летний уроженец села Благовещенского Сергей Иванович Воробьев, заменивший Ракитина в октября 1919 года на посту командира.
Создание подразделения, подобного Шенкурскому батальону, являлось, видимо, частью хорошо продуманной акции: при помощи рейдов таких отрядов в советский тыл попытаться поднять там массовое выступление крестьян.
Шенкурский батальон не сыграл той роли, которая ему была уготована. Некоторое время он дислоцировался в селении Морж на Двине. С целью изучения настроений крестьян многие стрелки и офицеры ходили в разведку. Вплоть до своей родины - Верхопаденьги - дошли братья Ракитины весной 1919 года. Под Шенкурск с группой солдат пробирался капитан С.Воробьев. Но в целом на территории уезда спровоцировать антисоветское выступление не удалось.
Белая армия Северной области, начиная с лета 1919 года, начала разваливаться. 25 апреля взбунтовался 2-й батальон 3-го Северного полка, состоявшего целиком из жителей Шенкурского уезда. В ходе мятежа солдаты расстреляли 9 офицеров, а 300 человек перешло на сторону Красной Армии. Через два дня после этого разбежалась пулеметная рота Шенкурского батальона. Еще 150 шенкурян стали красноармейцами.
Обстановка в батальоне все время усложнялась. Ракитинцы резко выступили против крайностей диктатуры Миллера: офицеры требовали созыва демократического органа власти - губернского земско-городского совещания. В начале 1920 года капитан С.Воробьев направил в Архангельск для участия в работе этого совещания двух представителей: А.Серикова и П.Максимова - с наказом поддержать требования совещания о коренной реконструкции областной власти.
Руководители антисоветского движения на Севере ставили этот факт в упрек шенкурскому батальону. В письме брата М.Ракитина Ильи Николаевича, адресованном Н. В. Чайковскому, есть такое суждение: "В ответ на мою просьбу выдать пятимесячное содержание, генерал сказал мне и капитану Воробьеву: "Вам нужно было земско-городское совещание. Вот вам результаты ваших желаний. Он обозвал шенкурских партизан чуть ли не большевиками".
Шенкурский батальон просуществовал до окончания военных действий. 19 февраля 1920 года он прибыл на станцию Холмогорскую. Бойцы сдали оружие и, погрузившись в вагоны, прибыли в Архангельск. Они несли караульную службу в городе, а затем вместе со своим командиром Воробьевым вступили в Красную Армию. Для многих солдат этого боевого подразделения служба в белой армии обернулась позднее бедой. Но об этом позже.
В УЕЗДЕ ГОЛОД. Трагичность ситуации состояла не только в жестокости военного противостояния. С осени 1918 года на жителей уезда обрушились голод и эпидемии.
Уже с ранней осени крестьяне забеспокоились: как прокормить семьи, продержаться предстоящую зиму? Такое настроение имело под собой основания: уезд, как и всю губернию, постиг неурожай, а из-за проливных дождей во время сенокосной поры крестьяне смогли заготовить только половину обычной нормы кормов для скота.
Председатель земской управы М.Едемский в газете "За народ" с тревогой писал: "Благодаря чьей-то иронии наш уезд считается в губернии благополучным по продовольствию. Между тем, в этом году нас посетил страшный гость - неурожай. Рожь вышла слабой, ячмень почти повсюду побит ранними морозами. Из него получаются только мякина и отруби. Овес погиб совсем. В большинстве волостей хлеба хватит только до Рождества. Необходимо срочно принять меры к получению хлеба извне".
Автор этой статьи повседневно ощущал размеры народной беды. В земскую управу шел поток писем из всех волостей, а также решений собраний, просьб многодетных солдаток, а иногда и телеграмм волостных управ с мольбой о помощи.
"У нас вымерзли ячмень и картофель. Нет ни продуктов, ни семян на 1919 год, - сообщал 4 октября Устьтарнянский сельский комитет. - Просим срочно прислать 500 пудов зерна".
"Хлеба хватит только до 1 декабря. С этого времени население будет обречено на голодную смерть", - говорилось в телеграмме из Ростовской волости.
Число подобных горестных жалоб и настоятельных просьб росло с каждым днем. Столь же устрашающими являлись сведения о последствиях начавшейся в уезде бескормицы. Уже в октябре-ноябре, т.е. в начальный период стойлового содержания скота, цены на сено взлетели до 10 рублей за пуд. По меркам того времени, это было не по карману рядовому крестьянину.
В ноябре хозяева, поставленные перед жестокой дилеммой - покупать сено или лишаться коровы, - избрали второй путь. В течение только одного месяца жители Устьсюмской волости пустили под нож треть коров, почти всех быков, половину овец и даже треть лошадей.
Приводя эти данные, Едемский пояснял: для нормального снабжения населения молоком и мясом требуется одна корова на четыре-пять человек. В Устьсюме в декабре одна корова приходилась уже на 12 человек. В подобной ситуации не могло быть и речи о нормальном питании населения.
Обобщенная картина обстановки, сложившейся в уезде, запечатлена в резолюции совещания волостных земских управ, проведенной в Шенкурске в декабре 1918 года. Вот выдержка из этого документа: "Плохой урожай зерновых, половинный урожай сена, значительная часть которого реквизирована для нужд союзных войск, вынудила население прибегнуть к массовому забою и продаже скота... Голод привел к сильнейшей эпидемии, которая унесла в могилы сотни людей в цветущем возрасте.
Просим и умоляем продовольственный отдел губернского земства отпустить норму хлеба с 1 января 1919 года. В противном случае голодная смерть неминуема".
Как же пытались выйти из этой катастрофической ситуации уездная и волостные власти?
Решения волостных управ по продовольственным делам были предельно безапелляционны. Почти все они содержали такие пункты: "Взять на строгий учет все запасы продовольствия; категорически запретить вывоз хлеба в другие волости".
Ряд управ ужесточали требования до крайности, разрешая даже "подаяния оказывать только своим жителям и калекам. Жителям других волостей в подаянии отказывать".
Особенно жестко контролировался расход хлеба из общественных амбаров. Хлеб из них, запасы которого в тот год пополнились очень скудно, мог выдаваться только на основании приговоров деревенских сходов.
К тому же система продовольственных органов оказалась разрушенной. До поры до времени в уезде существовала уездная продовольственная управа. Часть снабженческих функций принадлежала кооперации. В краткий период существования советской власти продовольственное дело сконцентрировалось в руках Совета. Покинув Шенкурск, уездный Совет не оставил преемников. Приходилось на ходу решать и эту проблему, т.е. восстанавливать систему снабжения.
Основные усилия земские органы тратили на то, чтобы рациональнее использовать внутренние резервы. После антисоветского переворота выяснилось, что на поступления хлебных запасов из губернского центра надеяться не приходится.
Представители земской управы, направленные в Архангельск, информировали население: "Табаку и муки пока нет, а если и будет, то уезд будет снабжаться в последнюю очередь. Вся надежда относительно этих продуктов на Сибирь. С открытием дороги на Котлас будет возможность добыть хлеб, железо, валенки".
Пока же на дворе стоял октябрь. Навигация уже прекратилась. Впереди были, по крайней мере, полгода ожидания. К тому же наступала пора бездорожья и для гужевого транспорта.
В части волостей, оказавшихся в полосе военных действий, царило всевластие военных или, наоборот, полное безвластие.
На долю земских органов выпала обязанность распределять денежные средства среди солдатских и офицерских семей белой армии. В делах уездной управы хранятся многие дела, свидетельствующие о том, как решалась эта проблема.
ГУЖЕВАЯ ПОВИННОСТЬ. К острой нехватке продовольствия, соли, керосина, эпидемиям добавилась еще одна беда - различного рода повинности в пользу армии.
Военные власти непрерывно требовали от волостных земских управ подводы для перевозки военных грузов и солдат. То и дело поступали также распоряжения о строительстве и ремонте мостов, дорог, переправ.
Методы воздействия на крестьянские семьи, в которых оставались старики , женщины и дети, были по сути дела одинаковыми как со стороны красных, так и антисоветских сил. Категоричность приказов, краткость сроков, твердые тарифы и практически бесплатная изнурительная работа.
Вот образец одного из приказов генерала союзной армии от 23 декабря 1918 года. Он предписывал уездным управам: "без всякого промедления дороги и волока сделать двойной ширины против обыкновенной для продвижения артиллерии и обозов. Приказ должен быть выполнен не позднее 5 января 1919 года".
А вот столь же категоричный приказ красного командира Дуды Верхопаденьгской управе от 12 января 1919 года. Дуда в это время готовился со своим отрядом к походу через Тарнянскую волость для последующего наступления на Шенкурск.
"Доставить в течение двоих суток, - обязывал документ, - 14 лошадей и 45 пар лыж". Отличие красноармейского приказа состояло в одном: в нем указывался реальный путь его выполнения. В данном случае Дуда уточнял: "Конфисковать все это у богачей и в семьях белогвардейцев".
Солдаты нередко забирали у крестьян не только то, что указывалось в приказе. В жалобе крестьян деревни Лосевской высказывалось недовольство, что красноармейцы во время пребывания в деревне захватили без всяких нарядов у 26 хозяев 13 лошадей с упряжью, швейную машину, несколько часов и самоваров, много валенок, сапог и других необходимых в хозяйстве вещей, столь дефицитных в то время.
Длительные поездки с военными грузами отрывали земледельцев от привычного труда, выбивали их из рабочего ритма, что приводило к несвоевременному выполнению сельскохозяйственных работ.
Жители Воскресенской волости в наказе делегатам на уездный съезд Советов, который предполагалось собрать 18 января в селе Благовещенском, жаловались: "С самого начала образования Северного фронта с 15 сентября 1918 года наша волость несет огромную тяжесть по перевозке военных грузов, продовольствия и снарядов ,тратя на это все силы. Вследствие этого свое крестьянское хозяйство доведено до крайнего запущения. В то же время никто не платит за подводы".
Всякие попытки крестьян найти правду: добиться платы за использование лошадей или хотя бы возвращения их побыстрее домой - упирались в непробиваемую стену непонимания.
Характерный случай имел место в 1919 году в Верхопаденьгской волости. Не дождавшись ни своих лошадей, угнанных самовольно красноармейцами, ни платы, крестьяне снарядили ходоков в Шенкурск. Преодолев более 70 верст, посланцы волости тщетно обивали пороги кабинетов советских органов. Никто не хотел их слушать, тем более удовлетворять их жалобы. Нарочные вернулись домой ни с чем.
Более того, волостной исполком получил даже нахлобучку за эти жалобы. Один из работников исполкома уездного совета прислал в волость письмо, в котором предписал: "С такими требованиями нарочных впредь не отправлять, так как вам хорошо известно, что в Верхопаденьгской волости лошадей для обработки полей достаточно".
Диву даешься, читая старые документы, сколько же лошадей вместе с возчиками выделяли крестьяне для выполнения тех или иных работ и нарядов.
В начале 1919 года Верхопаденьгская волость сразу отправила 110 лошадей до Шенкурска и 90 до Котажки, снабдив каждую подводу овсом и сеном.
Крестьяне и даже уездные власти пытались противиться военному командованию, но это не помогало.
Сотни крестьян, поминая недобрым словом ту и иную власть, были вынуждены гнать своих кормилиц в далекие изнурительные волока, часто не ведая о том, что может ждать их в дороге.
ШЕНКУРСК НАКАНУНЕ 1919 ГОДА. Читателю трудно представить себе то скопление военных в крошечном Шенкурске, какое наблюдалось здесь в конце 1918 года. Американские и канадские солдаты, одетые в добротные полушубки. Русские ратники, порой ничем не отличавшиеся от гражданских, в обычной штатской одежде. Только на рукаве кругом обшлага пришивалась цветная тесьма. У пехоты и конницы она была, в зависимости от номера полка, белая, синяя или красная, у артиллеристов - черная, у инженерных войск - зеленая, у рабочих батальонов - желтая. А на шапки прикреплялась кокарда русского образца.
Все помещения были заняты солдатами. Офицеры жили в частных домах. Множество людей, лошадей, военные патрули - таковы приметы шенкурской жизни той поры.
В общей сложности в городе или поблизости от него дислоцировалось или находилось на позициях около трех тысяч солдат и офицеров. На их вооружении были 68 пулеметов и 34 пушки.
Отлично был оснащен американский батальон, состоявший из четырех рот. Им командовал капитан Г.Стюарт. Кроме этого, здесь дислоцировалась рота 310 американского инженерного полка.
Некоторое время на Важском фронте царило затишье. Советская сторона после отхода в Вельск не располагала вооруженными силами для борьбы. А белогвардейские и союзные войска, не имея поддержки по железной дороге, остановили продвижение на дальних подступах к Вельску.
Едва собравшись с силами, шенкурский советский отряд, сформированный в Вельске, стал действовать. Начались стычки разведчиков и вражеских пикетов, а потом и бои в Благовещенском, Гоголюхе, около Ровдино, а к глубокой осени линия фронта стабилизировалась в районе Устьпаденьги, примерно в 25 верстах от Шенкурска.
А пока в ожидании грядущих событий шенкурские власти вступали в контакт с воинскими частями.
В преддверии рождественских праздников группа гласных городской думы обратилась в управу с письменной просьбой о том, чтобы каким-то образом почтить в этот день союзных солдат, "скрасить окопную жизнь наших братьев". Срочно был организован сбор подарков и поздравлений для союзных и русских солдат.
Городская дума провела торжественное заседание по поводу победы союзного оружия, т.е. разгрома Германии и окончания мировой войны.
Комсостав русских и союзных отрядов, командующий Важским фронтом, представители Союза возрождения России, смолокуренных артелей, потребительских обществ, редакция газеты "За народ", комендант города и уезда, представители всех уездных органов власти - таково было представительство на этом торжественном акте.
Заседание открыл 30-летний председатель городской думы, мировой судья С. Борисовский.
"Разрешите от имени всех жителей уезда поздравить наших союзников с победой союзного оружия, - обратился он к собравшимся. - Мы отмечаем этот акт, наши друзья, как торжество дела мира, правды и справедливости..."
В ответ раздалось громкое "ура". Потом, как водится, были речи. С приветствиями выступили уездный комиссар А.Е.Исупов, председатель земской управы М.Я. Едемский, от учительского союза - А.А.Ельцов, от союза кооперативов Важской области - И.Пластинин, от журналистов - Е. Муштаев и А. Суетин.
Ответное слово держал американский полковник Грехем: "В России пока нет ни закона, ни порядка. Жизнь граждан поставлена в невыносимые условия. И мы пришли по просьбе лучших людей России, чтобы помочь вам в деле утверждения права и законности, помочь возрождению России как государства.
Мы ждем от вас более активной помощи, и тогда русская болезнь - большевизм - будет ликвидирована скорее". Свою речь полковник закончил под аплодисменты присутствующих такими словами: "Союзники будут воевать, пока будут большевики".
Этим заметным общественным событием в жизни уезда завершился 1918 год. Но дни пребывания антисоветских сил в Шенкурске были сочтены.
В ночь с 24 на 25 января в Шенкурске царила суматоха. По дороге через Вагу на Едьму в зимней мгле двигался поток саней, колонны солдат и группы штатских людей. Гражданские смогли взять с собой лишь самое необходимое.
"При срочном отступлении из Шенкурска, - вспоминал позднее М.Едемский, - уездная земская управа не успела и не имела возможности захватить с собой даже никаких документов".
Через несколько суток уездная управа приступила к работе в Двинском Березнике. В сложившейся экстремальной ситуации на этот орган власти обрушился поток новых и старых проблем. Первостепенное значение приобрел вопрос о беженцах. Небольшая группа земцев начала действовать.
12 марта 1919 года. В одном из домов Едемский открыл заседание земского собрания. И так же, как полгода назад, раздались торжественные слова присяги:
"Избранные свободным волеизъявлением народа, мы, уездные земские гласные, даем торжественное обещание в поступках и действиях своих руководствоваться исключительным желанием блага народу, отметая все личные интересы и выгоды. Даем торжественное обещание с напряжением сил и крайнего разумения своего работать для пользы и службы родному краю, не отклоняясь и не отступая перед какими бы то ни было препятствиями, стремясь исключительно к скорейшему его воссоединению и воссозданию разрушенного народного хозяйства..."
23 гласных поставили свои подписи под этими словами. Вслед за Михаилом Едемским подписались Александр Ельцов, Сергей Шилов, Александр Жилкин, Егор Селиверстов, Егор Едовин и все остальные.
С высоты наших дней ситуация кажется гротескно-комической и одновременно трагической. Трещит по всем швам белая армия, отступая к Архангельску, появились первые признаки отказа крестьян идти в ее ряды, в уезде царят голод и разруха, расстроены финансы.
И тем не менее, знакомясь с документами управы и собраний гласных, приходишь к выводу о том, что участники событий надеялись на лучшее, на перемены. Будучи всенародно избранными представителями, они пытались честно исполнять свой долг.
Что же обсуждали эти обреченные на лишения, а некоторые и на близкую гибель люди?
Вопросы, которые требовалось незамедлительно решать, подбрасывала сама жизнь. В ведении управы оказались двинские волости. Линия фронта стабилизировалась здесь до сентября 1919 года.
В управу, как и прежде, шел поток жалоб и просьб. Наряду с требованиями о присылке хлеба, учебников, лекарств, семян для весеннего сева, появились новые : помочь в восстановлении разрушенных и сожженных домов, в приобретении коров, лошадей.
Только в Топецкой волости в 1919 году оказалось 271 безлошадное хозяйство и 142 бескоровных. 104 из них хотели немедленно купить скот, но сделать это крестьянин в то время был не в состоянии из-за дороговизны. Цена коровы подскочила до 2500, а лошади - до 3000 рублей. Даже полугодовая телка стоила около 700 рублей. Это по тем временам были недоступные цены.
В том же году в Тулгасской волости оказалось разбитыми или сожженными более 30 домов. Крестьяне М.В.Скорняков и А.К.Кутейчиков предъявили счета казне на 65 тысяч рублей каждый.
Катастрофический характер приобрела проблема беженцев. По данным земства,к началу 1919 года насиженные места покинули около 1700 человек. Часть из них нашла временное пристанище на территории уезда. Более 400 семей проследовали в Холмогорский уезд и в Архангельск. Уходили вместе с армией купцы, учителя, общественные деятели. Часть шла добровольно, другие - принудительно.
Докладывая о масштабах бедствия, земская управа в телеграмме Временному правительству Северной области сообщала:
"Шенкурское уездное земское собрание заявляет, что при поголовном принудительном выселении жителей целых селений бросаются скот, семена, имущество, которое расхищается, семена скармливаются лошадям, дома сжигаются...Сотни стариков, женщин, детей, голодных, разутых, больных, переселяются дальше. Положение ужасное. Помощь пока отсутствует. Требуется продовольствие, теплая одежда, пристанище, денежные средства".
Собрание настаивало перед областными властями на немедленном выделении средств в распоряжение уездного земства, напоминая о том, что оно лучше знает нужды населения и сумеет правильно распределить все, что смогут послать губернская управа и правительственные органы.
Что же смогла сделать земская управа?
В течение короткого времени она распределила выделенные правительством 800 тысяч рублей среди семей солдат и погорельцев.
Ранней весной 1919 года управа получила в свое распоряжение 6900 пудов семенного овса, 26 тысяч пудов ячменя, 500 пудов картофеля. Все это было распределено среди нуждающихся крестьян.
Но не только эти проблемы приходилось решать земской управе. В апреле 1919 года сессия земского собрания рассмотрела вопрос о созыве губернского земско-городского совещания. Среди пяти посланцев от Шенкурского уезда в Архангельск направились Е.В.Едовин и А.А.Ельцов. Они сыграли заметную роль в губернском органе власти. Егор Едовин вошел даже в состав правительства в качестве министра без портфеля.
Сессия уездного собрания выработала для своих представителей практические рекомендации. Среди них были такие, как сокращение расходов и штатов во всех учреждениях, изыскание способов увеличения доходов, ликвидации безработицы за счет общественных работ, срочное возобновление лесопиления, отмена свободной торговли товарами первой необходимости и т.п.
"Свободная торговля товарами первой необходимости, - подчеркивали шенкурские земцы, - до появления их на рынке в избытке недопустима в настоящее время".
Нельзя преувеличивать значения деятельности земских работников. Их возможности оказания помощи голодным, больным, беженцам - всем жертвам чудовищной трагедии - были весьма ограничены. Но нельзя и не видеть самопожертвования земских деятелей, их мужества, их искреннего и бескорыстного стремления помочь обездоленным.
Шенкурская земская управа, перебравшись в сентябре 1919 года в губернский центр, действовала до февраля 1920 года. В делах управы сохранились документы о выдаче пособий шенкурским беженцам (по 100 рублей на члена семьи). После освобождения Архангельска земская уездная управа самораспустилась.
В жизни республики начинался новый этап развития. А судьба большинства наиболее активных земских работников сложилась трагически.
Обратимся теперь к анализу деятельности тех, кто был в тот период на стороне советской власти.

ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ
РОЖДЕНИЕ ШЕНКУРСКОГО ФРОНТА. С 12 августа 1918 года Шенкурский уезд оказался в состоянии безвластия. Работники исполкома уездного совета, горстка красноармейцев, двинувшиеся в тот день вверх по Ваге на пароходе "Шенкурск", бросили уезд на произвол судьбы. Спустя двое суток они оказались в Вельске.
Обстановка в этом уездном центре, входившем в то время в состав Вологодской губернии, была сложной. Вооруженных сил в нем не было. А между тем белогвардейцы, шедшие с низовья Ваги, вскоре оказались на дальних подступах к городу.
Город был объявлен на военном положении. В решение всех острых проблем активно включились представители Шенкурского исполкома. В целях концентрации руководства делами уезда приказом М.С.Кедрова было создано уездное бюро шенкурского исполкома в составе трех человек. Этот оперативный орган возглавил И.Боговой. На него возлагалось управление всеми делами неоккупированной части уезда: финансовым и продовольственным обеспечением, воплощением в жизнь декретов Совнаркома, восстановлением волостных Советов на освобождаемых территориях, а главное, проведение мобилизации в ряды Красной Армии.
Действия уполномоченных на местах, жесткие директивы, рассылаемые в волости, давали результат: в Вельск постепенно стекались призывники. Работники шенкурского исполкома срочно сформировали свой советский отряд. Обстановка требовала действий, и вскоре этот отряд вместе с вельскими добровольцами двинулся в поход на село Благовещенское.
135 человек ночью переправились через реку и на рассвете пошли в наступление. Часть бойцов бросилась к пароходу, стоявшему у берега, другая - к помещениям караула. Утреннюю тишину разорвал орудийный выстрел: пушка с парохода открыла огонь шрапнелью. Раздались пулеметные очереди.
Сопротивление обороняющихся было упорным. "В бою против нас, - отметил вскоре после этого боя И.Коноплев, - участвовало все население села. Стреляли из каждого дома, не говоря уже о пароходе и отряде белогвардейцев численностью около 200 человек".
Наступавшие понесли первые потери: в бою погиб П.Глазачев, а бойцы в беспорядке отступили. Попытка захватить село провалилась.
На следующий день штаб получил категорический приказ М.Кедрова: "взять во что бы то ни стало Благовещенское или зажечь его со всех сторон".
И вновь в предрассветной мгле отряд двинулся в наступление. В руках стрелков были не только винтовки, но и канистры с керосином. Еще на переправе отряд узнал о том, что белогвардейцы бежали к Шенкурску.
Так было отвоевано село Благовещенское - крупный населенный пункт, куда вскоре переехал исполком уездного совета.
Шенкурский советский отряд, носивший на первых порах название "Разведчик", после прихода в пределы родного уезда быстро пополнялся. На место его дислокации приходили крестьяне окрестных деревень. В сентябре из Суланды и Пуи явилось сразу 60 человек. 26 ноября отряд был преобразован в 160-й (позднее в 156-й) стрелковый полк. На его долю выпали трудные дела: штурмовать укрепления противостоящих сил в районе Высокой Горы на пути в Шенкурск, участвовать во многих боях. Полком командовал сначала М.С. Филипповский, а затем бывший комиссар уездного военного отдела В.Г. Боговой.
КРАСНЫЕ ПАРТИЗАНЫ. Одновременно с созданием 160 полка шел другой процесс: зарождение партизанского движения. Широкую известность в шенкурском уезде получили действия Верхосуландского и Шеговарского (1-го Северодвинского) отрядов.
Рождение отрядов явилось следствием резко изменившихся условий: перемены в настроении крестьян, переход значительной части их от колебаний и растерянности к пониманию того, что чаша весов склоняется в сторону советской власти. К решительному шагу их подстегивала и близость фронта, приближение частей Красной Армии.
В начале декабря 1918 года в Верхопаденьге, на своей родине, появился М. Ракитин с небольшим числом своих сторонников. Он сразу же собрал совещание доверенных лиц.
"По моим подсчетам, более ста земляков поддержат меня, - заявил Ракитин. - Если мы поднимем ребят с Верхней и Нижней Суланды, Михайловки, то сможем создать сильный отряд и ударить по красным. Оружие привезут из Шенкурска".
Сведения о появлении Ракитина и его намерениях стали известны активистам Верхосуланды, которые были сторонниками советской власти. В ответ на это около ста молодых парней собрались в деревне Никольской и приняли решение стоять на стороне советской власти, в белую армию не ходить.
П.М.Едовин вспоминал позднее: "Медлить было некогда. Мы, шесть человек, на своем совещании вынесли решение - спешно снестись с командующим Шенкурским направлением товарищем Комиссаровым и просить в него оружие. До разрешения этого вопроса установили посты по дороге на Верхопаденьгу".
12 декабря 42 жителя окрестных деревень записались в отряд, избрав своим командиром Егора Кузьмича Юшманова. Вместе ним в отряд вступил его брат Матвей. А из семьи Едовиных партизанами стали пять братьев: Петр Михайлович, назначенный начальником штаба отряда, Матвей, Антон, Александр и Серапион.
Получив 40 винтовок, патроны и гранаты, штаб организовал обучение военному делу новичков, а на дорогах выставил заставы. Отряд обосновался в Остахинской волости, откуда удалось наладить регулярную связь с командованием Красной Армии.
Через короткое время численность бойцов отряда удвоилась. Случай помог добыть новую партию оружия: дозорные выследили подозрительные подводы, которые следовали по пути в Верхопаденьгу. Они везли оружие по приказу М.Ракитина. Все трофеи: -40 винтовок, 6 ящиков с гранатами и патронами- стали весомым подкреплением для партизан.
Узнав о неудаче с оружием, о формировании партизанского отряда, ракитинцы отступили к Шенкурску.
В конце 1918 года Верхосуландский отряд получил самостоятельное задание: во время наступательной операции на Шенкурск занять вместе с лыжниками 160 полка деревню Прилук, откуда вести охранение флангов 1-го батальона и батальона моряков, а также служить связью между ними. Отряд позже справился с этой задачей.
Второй очаг антибелогвардейского движения возник в Шеговарах. Размежевание крестьян в этой волости произошло еще летом. Во время призыва в Красную Армию на митинге Д. Стрелков, братья М. и Н. Чухины, А. Зуев, Ф. Матвеев и ряд других поддержали мобилизацию. В знак протеста против решения большинства эта группа покинула собрание.
Как уже отмечалось выше, при выборах земской управы шеговарские крестьяне не проявили единодушия.
Вскоре после ее сформирования в Шеговары вошел белогвардейский отряд. Только что восстановленная земская управа получила срочный наряд: в два дня снарядить обоз из 100 лошадей с ямщиками и запасом овса и начать сбор шерсти и валенок для белогвардейской армии. Часть крестьян резко выступила против этой меры. Начались аресты. В заключение попали Илья Шошин, Владимир Сорокин и Сергей Матвеев.
Действия новых властей усилили антибелогвардейские настроения. Группа молодежи стала вербовать своих сторонников в Пушкинском, Вараминском, Химаневском и других обществах. А братья Чухины, Елизаровы, Иван Тетеревлев тем временем установили связь с командованием войск северодвинского направления. Дело завершилось тем, что 14 января 1919 года 120 человек, вооруженных четырьмя винтовками, пятью револьверами, ушли на лыжах к Северной Двине.
Крупное пополнение в отряд пришло из Смотроковской волости, Список, составленный в 1919 году, насчитывал 45 бойцов. Все они были в возрасте до 25 лет. К.А.Конечному не исполнилось и 17. 18-летними покинули родной дом В.А.Колобов, А.С.Колосов и ряд других. В ходе январских боев двое смотроковцев были ранены, а П.С.Чутков погиб.
"На следующий день после прихода в штаб 3-й бригады, - вспоминал позднее А.Личков, - отряд получил оружие: винтовки, пулемет, по шесть гранат и на неделю продовольствие. Скоро двинулись обратно, нужно было пройти 50 километров. Шли без лыж, проминая дорогу. Через полторы суток пришли в деревню Наум-Болото".
Командование войсками Северодвинского района поставило перед отрядом Чухина самостоятельную боевую задачу: ворваться в Шеговары, вызвать в тылу панику и захватить путь, по которому противник мог бы получить подкрепление из района Березника и помешать отступлению его из Шенкурска.
ОСВОБОЖДЕНИЕ ШЕНКУРСКА. К началу 1919 года значительная часть Шенкурского уезда, захваченная интервентами и белогвардейцами, глубоко врезалась клином в оборону Красной Армии.
За четырехмесячный срок антисоветские войска построили хорошо укрепленные позиции. Шенкурск был обнесен тремя рядами проволочных заграждений, 16 блокгаузами с тремя пулеметными гнездами в каждом. Помимо войсковой артиллерии, на берегу стояло 120-мм морское орудие на бетонной площадке.
Опорные пункты были созданы вокруг близлежащих к городу деревень.
По сведениям командующего 6-й армией А.А. Самойло, в районе Шенкурска противник располагал батальоном 339-го американского пехотного полка, северным стрелковым полком, казачьим отрядом и другими подразделениями с общей численность свыше 3 тыс. человек.
Начиная с декабря 1918 года командование Северного фронта развернуло подготовку к Шенкурской операции.
Первый набросок плана овладения Шенкурском содержался в докладе командира первой стрелковой бригады от 25 декабря 1918 года. В этом документе, направленном из Красноборска командующему 6-й армией, говорилось: "Наибольшую угрозу для войск Плесецко-Селецкого направления составляют войска противника, находящиеся в районах Шенкурска и Двинского Березника, что к северо-западу от устья реки Ваги. Для парализации этих групп противника необходимо ...начать операцию против Шенкурска соединенными силами войск Котласского района и 160 полка".
Всего в этом приказе выдвигалось шесть задач. Первая из них формулировалась так: "овладение Шенкурском и разгром войск противника, действующего в этом районе".
Постепенно на разных направлениях сосредоточились три сводных отряда: Вельский, Кодемский и Верхопаденьгский.
Захват Шенкурска намечался на утро 24 января одновременно всеми отрядами, продвижение которых происходило при сильном морозе, глубоком снеге и бездорожье.
Наибольшие трудности выпали на долю Вельской колонны. Трижды пришлось ей атаковать деревню Высокая Гора. Первый батальон 160 полка потерял во время штурма половину своего состава, в отряде моряков были убиты командир и комиссар. Лишь на четвертый день (22 января) американцы бежали к Шенкурску, оставив на поле боя около 200 человек.
Жуткое зрелище представляли после боев северные деревни. Часть домов сгорела, другие были разрушены артиллерией. Многие крестьянские семьи остались в лютый мороз без крыши над головой.
Более 70 километров преодолел сводный отряд под командованием П.А. Солодухина, двигаясь от Шахановской волости с орудиями и пулеметами.
После подтягивания фланговых отрядов уездный центр оказался в окружении. В этой ситуации в ночь на 25 января войска противника покинули город без боя, бросив боевую технику, склады. С помощью местных жителей вражеские подразделения ушли из-под удара по единственно оставшемуся свободным пути - через Едемский перевоз.
Шеговарский партизанский отряд в ходе операции поджег склады, перерезал телефонные провода, навел панику , но сил для противодействия отступавшим и тем более преследования их было слишком мало. Он не мог развить успех.
Шенкурская операция явилась заметной победой советских войск. Красноармейцы захватили много трофеев. Им досталось 12 орудий, 10 тысяч снарядов, 7 миллионов патронов, запасы продовольствия и обмундирования.
В Москву, в полевой штаб Реввоенсовета республики, из Шенкурска ушла телеграмма: "После пятидневных боев советские войска под командой Раудмеца, Солоухина, Филипповского выступили с трех сторон, вступили в Шенкурск, покинутый в панике противником".
26 января командующий силами вельско-шенкурского направления издал приказ, в котором объявил всем частям "глубокую благодарность за храбрость и устойчивость в боях против регулярных войск иностранных империалистов". Этим приказом Верхосуландский партизанский отряд расформировывался и вливался в 160 стрелковый полк.
Шенкурская операция имела важное значение. В ходе ее был ликвидированы так называемый шенкурский выступ, глубоко врезавшийся в оборону наших войск. После победы советских войск усилилось недовольство иностранных солдат. И это вынудило командование союзников серьезно задуматься над последствиями дальнейшего пребывания своих войск на Севере России.
После изгнания антисоветских сил в жизни Шенкурского уезда началась новая глава.
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ВЛАСТИ СОВЕТОВ. 28 января командующий силами вельско-шенкурского направления издал приказ, имевший отношение к жизни населения всего уезда. Отметив, что исполком уездного совета еще не прибыл в город, он учредил военно-революционный комитет в составе семи человек. В него вошли И. Боговой, в качестве председателя, М. Шукшин, Е. Бубновский и другие. Этому органу, подчеркивалось в приказе, "принадлежит вся полнота политической и гражданской власти. Все распоряжения военревкома должны беспрекословно исполняться, вмешиваться в его распоряжения начальники частей не имеют права".
Вскоре ревком издал свой первый приказ, на основании которого в городе вводился "классовый паек", было взято на учет все движимое и недвижимое имущество и продовольственные запасы женского монастыря, создавался концентрационный лагерь, в который направлялась "мобилизованная буржуазия и лица, приговоренные к принудительным работам".
27 января председатель военно-революционного комитета И. Боговой направил в село Благовещенское телеграмму С. Болотову: "Шеговары наши. В волостях организуются временные исполкомы, в некоторые назначены комиссары. Срочно со всеми делами выезжайте в Шенкурск".
Главные усилия ревкома в первый момент были направлены на восстановление волостных Советов. Этот акт осуществлялся предельно просто. За подписью Богового и Шукшина во все волости ушли краткие телеграммы с одинаковым текстом: "Волостная земская управа считается распущенной с 26 января с.г. Все дела и денежные суммы сдать временным комиссарам..."
Архивы сохранили для потомков десятки резолюций крестьянских собраний, которые свидетельствовали о том, что население радовалось приходу Красной Армии.
Правда, при более внимательном анализе содержания этих документов бросается в глаза их одинаковость, резко политизированный характер с непременным "выходом" на мировую революцию.
Приведу лишь два примера. Вот выдержка из резолюции собрания крестьян Липовской волости, принятой в январе 1919 года. "Мы видим, - говорилось в ней, - что наша власть, власть рабочих и крестьян, крепка. Она сможет отразить белогвардейскую сволочь... Близок час, когда полетят буржуазные правительства Англии, Франции и Америки. И неизбежно не сегодня- завтра и там власть перейдет к рабочим и крестьянам-беднякам. Пусть враги народа знают, что они переживают последние минуты. Смерть паразитам! Да здравствует пролетариат всех стран! Да здравствует всемирная революция!"
Такова же и резолюция, принятая Лосевским обществом Верхопаденьгской волости: "Мы всемерно поддерживаем советскую власть и приветствуем передовых вождей, объявивших войну всемирным обжорам (буржуям), и обещаем, насколько хватит наших сил, бороться за светлое будущее и надеемся, что скоро наступит время, когда трудящиеся всего мира соединятся в одну братскую семью и представители Советов съедутся на всемирный съезд Советов. Да здравствует всемирный революционный пожар!"
Подобным же было содержание и всех остальных резолюций. И почти все они принимались после докладов, которые делали молодые политработники войск Красной Армии вельско-шенкурского направления. Такие документы не отражали настроение всего крестьянства. Они лишь вобрали в себя набор выражений из передовиц и пропагандистских статей газет той поры.
Архивы сохранили и другие свидетельства о состоянии крестьянских умов в то смутное и тревожное время.
Более достоверными с этой точки зрения являются ответы на вопросы, составленные в волостных советах, его исполкомах в конце 1918 - начале 1919 гг. Характерной является, например, анкета одной из самых крупных волостей уезда - Ровдинской. В ней проживало 6400 человек. В ее границах было три села, 57 деревень. Политически грамотным был и председатель исполкома совета С.Е. Ядовин, бывший рабочий-металлист одного из питерских заводов.
В ответ на вопрос анкеты "отношение к советской власти" он кратко и откровенно писал: "До прихода белых, т.е. до 22 сентября (1918 года - Е.О.) безразличное, после ухода белых и прихода советских войск сочувствующее".
И далее председатель исполкома пояснил: "Большинство крестьян вплоть до конца сентября не могли разобраться в значении советской власти и только, испытав иго белых на своей шее, все стало понятным".
Разумеется, такой документ, как и десятки подобных ему, не отражает во всей полноте настроения крестьян, но в сочетании с другими данными позволяет сделать вывод о том, что отношение населения к советской власти после изгнания интервентов и белогвардейцев изменилось в ее пользу.
Общая ситуация, сложившаяся в Шенкурском уезде в тот период , получила освещение на 8-м уездном съезде Советов, который открылся 12 апреля 1919 года.
ВОСЬМОЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ. Первоначально очередной съезд Советов предполагалось провести в селе Благовещенском 18 января. Были разосланы извещения во все освобожденные от белогвардейских войск волости, разработана повестка дня его работы.
Но освобождение уездного центра изменило замысел.
И вот теперь посланцы из деревень, воинских подразделений, представители губисполкома, который размещался в Шенкурске, пройдя через военные испытания, собрались вместе.
В зале заседаний были те, кто отступал из Шенкурска до Вельска, создавал там шенкурский советский отряд "Разведчик". Некоторые из делегатов участвовали в работе всех предыдущих съездов.
Обстановка в уезде оставалась тревожной и неустойчивой. Минуло только два с половиной месяца после освобождения Шенкурска. В нижнем Поважье шла война. Восемь волостей пока еще находились по ту сторону фронта. В городе лишь недавно было отменено военное положение.
Не прошло еще и полгода с того дня, как в этом же зале другие люди - гласные земского съезда - по сути дела обсуждали те же проблемы: как накормить народ, укрепить власть и наметить перспективы дальнейшей жизни населения.
12 апреля 1919 года И. Боговой открыл съезд. 80 делегатов, среди которых была единственная женщина - Августа Максимовна Дегтева, - стоя, с особым подъемом исполнили "Интернационал".
Напомнив о том, что 6-й съезд пытался решить проблему мобилизации крестьян в Красную Армию, докладчик откровенно признал: "Часть изнуренных империалистической бойней и сбитых с толку предателями крестьян резко оттолкнулась к этому времени от своих Советов. Настроение на съезде было более чем напряженное. Правые с пеной у рта кричали за провал мобилизации... Сбитые с толку крестьяне в большинстве своем не пошли за нами, а присоединились к правосоглашательской клике. И вы были свидетелями того, как подлежавшие мобилизации крестьяне волость за волостью присоединялись к ним, отказываясь от мобилизации, а в иных волостях открыто заявляли о войне с советской властью. Мы пытались всеми силами разуверить крестьян. Но ничто не помогало. Исполком настоящего состава, поддержанный только 26 голосами, на съезде (правая часть участия в голосовании не принимала и ехидно посмеивалась) взял на себя управление уездом".
Председатель исполкома был прав в том, что поражение левых сил, как он выражался, было на том съезде жестоким. Из 150 мандатов большевики имели лишь около 20, левые эсеры 50. Более половины были беспартийными, они заняли особые позиции по всем важным вопросам. Не было единства между коммунистами и левыми эсерами, часть которых выступила против мобилизации.
Ни одна большевистская резолюция не получила на том съезде поддержки. Пикантность ситуации состояла в том, что абсолютное большинство членов исполкома в момент отступления из Шенкурска являлись левыми эсерами. А сейчас все они стали большевиками.
Отчитываясь о проделанной работе, Боговой отметил, что в работе исполкома преобладал военный элемент, что сделать многого не удалось. "Не поддержанные большинством на съезде, - завершил свое вступительное слово Боговой, - мы оправдали надежды крестьян...Хозяйствование в уезде англо-американцев и местных белогвардейцев раскрыло глаза крестьянам и послужило хорошей политической школой".
С приветственными речами в адрес делегатов обратились председатель губисполкома С.Попов, руководитель Шенкурского комитета большевиков И.Коноплев, командир 156 полка В.Боговой. Последний предложил почтить память красноармейцев, погибших в боях за Шенкурск. Участники съезда стоя исполнили траурный марш.
Порядок дня работы съезда включал традиционные для того времени вопросы: текущий момент, доклады с мест, сообщения заведующих отделами исполкома и выборы его нового состава.
Несколько особенностей отличали работу этого съезда Советов.
Во-первых, в зале царило приподнятое настроение. Это особенно проявилось при обсуждении доклада Я. Тимме о текущем моменте. Все выступающие по этому вопросу: И.Боговой, М.Кукин, Ф.Гашев, И.Денисов - с убежденностью говорили о близости мировой революции, поносили буржуазию и соглашательские партии. В то же время ораторы напоминали о долге северян: освобождении родного края от сил контрреволюции, оказании помощи фронту.
Особое настроение делегатов обусловливалось тем, что Шенкурск в тот момент являлся губернским центром: в городе и частично в ближних деревнях разместились губернские органы власти, выходила газета "На борьбу". К тому же большинство руководящих постов в этих органах и даже в 156 полку занимали выходцы из Шенкурского уезда. У делегатов создавалось впечатление, что они решают судьбу не только уезда, но и всей губернии.
Вторая особенность съезда состояла в необычности состава делегатов. Из 80 его участников 68 были коммунистами и сочувствующими им, один делегат записал себя в число коммунистов - анархистов, и лишь очень немногие были беспартийными. Помимо 57 посланцев волостей, большая группа делегатов представляла воинские части, союз кооператоров и губернские органы власти.
Важной особенностью съезда являлся откровенный анализ трудной ситуации, сложившейся в то время в уезде. Показательным было не только вступительное слово Богового, но и сообщения с мест, а также наказы волостных Советов.
Абсолютное большинство делегатов констатировало надежное социально-политическое положение на местах: упрочившееся доверие населения к советской власти и Красной Армии. Ораторы с мест не блистали красноречием, но все они оперировали убедительным аргументом - числом добровольцев, ушедших в армию из той или иной волости. Цифры были внушительными: Предтеченская волость дала 60 красноармейцев, Химаневская - 66, Смотроковская - 70, Ровдинская - более 200 и т.д.
Часть делегатов поведала и о том, что в ряде волостей ситуация неоднозначна: среди части населения царила растерянность, допускались антисоветские высказывания.
Представитель Шелашской волости сообщил: "Отношение крестьян к Советской власти ненадежное, а к Красной Армии отрицательное". Из 1000 жителей не нашлось ни одного добровольца в Красную Армию, а в белогвардейские войска ушло 20 человек. Подобное положение было в Ямскогорской волости. Ее делегат И.Катышев темпераментно подчеркнул: "У меня нет письменного доклада. А об отношении к Советской власти судите сами: в белую банду ушло 45 человек, а в Красную Армию всего лишь 13".
Особенно тревожной являлась ситуация с продовольствием. Во всех волостях сказывались последствия неурожайного 1918 года: хлеба оставалось только до лета, в большинстве хозяйств не было семян яровых и картофеля. Не хватало лошадей для обработки полей и подвоза продовольствия из Плесецкой и Няндомы. Не было в деревнях железа для ремонта плугов и колес, износились косы и серпы.
"Безлошадных крестьян в волости 40 процентов, - заявил делегат из Тарни М. Кукин. - Нужда населения огромна. Положение бедных солдаток так ужасно, что вряд ли им можно быстро помочь. Помощи крестьянам нет ниоткуда".
Во многих выступлениях содержались жалобы на неоправданность ряда ограничений, введенных советскими органами: на забой скота, на выделку кож и т.д. Приводились данные о том, что, по далеко не полным сведениям, в уезде пало более 60 лошадей, отмечено свыше 14 200 эпидемических заболеваний, в том числе 683 со смертельным исходом.
К сожалению, ничего успокоительного не могли предложить работники исполкома. Говоря о продовольственном положении, И.Пономарев информировал съезд о том, что в уезде не хватает свыше 220 тысяч пудов зерна и 150 тыс. пудов семян, в том числе до 90 тыс. - яровых.
Немало бед накопилось в народном образовании. Заведующий отделом просвещения доложил о том, что для нормального учебного процесса требуется создать 250 новых школ. В уезде не хватало 300 учителей. Докладчик характеризовал положение с учительскими кадрами как катастрофическое. "Последняя часть учительства, - заявил он, - убежала с отступающими бандами белых, а среди оставшихся много контрреволюционеров".
К сожалению, съезд ограничился тем, что только заслушал сообщения заведующих отделами. Никаких прений не было. Не было принято и конкретных решений по насущным проблемам жизни деревни.
Постановления носили самый общий характер. Резолюция по земельному вопросу, например, призывала всех работников на местах "срочно завершить земельную реформу...,создавать коммуны, внедрять общественную обработку земли, сельскохозяйственные орудия распределять только между коллективными хозяйствами".
Оживленными получились лишь прения о новом составе исполкома совета. Часть делегатов выступила за обновление исполкома. Но абсолютное большинство согласилось оставить на местах прежних работников, ссылаясь на то, что они быстрее начнут решать все дела. Ключевые посты заняли те же люди, которые покидали Шенкурск в августе 1918 года: И.Боговой, Н.Бабкин, С.Болотов, Ф. Гашев и др. - всего 15 человек. В составе исполкома оказалось 11 коммунистов и 4 сочувствующих им. Но только четверо из них имели среднее образование, остальные - низшее.
Таким образом, работа съезда советов, документы, принятые на нем, с одной стороны, запечатлели энергию и решимость молодых активистов, которых судьба вынесла на поверхность политической жизни, их безусловную честность и романтическую готовность идти на жертвы во имя новой жизни.
Но столь же очевидна, особенно с позиций нынешних дней, слабость уездных работников. Наивная вера в спасительные рецепты немедленного введения социализма в деревне, приверженность к силовым приемам - это не сулило деревне ничего конкретного, что позволило бы крестьянам поднять запущенные за годы войны хозяйства. Многим работникам явно недоставало опыта управления общественными и тем более хозяйственными процессами, а порой и элементарной грамотности.
Но как бы то ни было, 8-й съезд Советов явился важным рубежом в жизни уезда, который обрел реального хозяина. С работой нового исполкома крестьяне стали связывать улучшение снабжения хлебом, семенами, мануфактурой, керосином и другими необходимыми товарами. Из документов явствует, что вскоре после завершения работы съезда отделы исполкома стали получать многочисленные письма из деревень, в которых крестьяне сообщали о своих нуждах, присылали заявления об обеспечении пенсиями по случаю гибели членов семьи на войне, о возмещении убытков, нанесенных военными действиями, и т.д.
Съезд призвал "бедноту уезда и среднее крестьянство к активной работе, к организации, сплоченности, самодеятельности и неустанной энергичной работе, ибо в этом залог ... победы над буржуазией и разгильдяйством".
МОБИЛИЗАЦИЯ В КРАСНУЮ АРМИЮ. Одной из важных забот уездных и волостных властей в первый период после освобождения Шенкурска являлось проведение мобилизаций в Красную Армию. И это понятно: военные действия шли рядом, даже на территории Поважья. Фронт требовал пополнения. Призывы на военную службу осуществлялись непрерывно, начиная с 1918 до весны 1920 года. Уже к апрелю 1919 года в армию ушли призывники 8 возрастов (крестьяне, родившиеся в 1892-1898 гг.). Пополнение красноармейских рядов происходило двумя путями: на добровольческой основе и по общим мобилизациям.
Уже в 1918 году на борьбу с антисоветскими силами ушли сотни жителей уезда. 156 полк 6-й армии был целиком сформирован из крестьян, явившихся на пункт формирования по собственной инициативе. "Верхние волости Шенкурского уезда, - отмечал губисполком 27 июня 1919 года, - дали до полутора тысяч добровольцев лишь осенью 1918 года. И сейчас они составляют 156 полк".
На этой же основе возникли Шеговарский (1-й Северодвинский ) и Верхнесуландский партизанские отряды. В их рядах действовали свыше 200 бойцов.
Добровольческая система пополнения Красной Армии действовала и в 1919 году. Весной создалась критическая ситуация на Восточном фронте. Призыв в армию производился в форме партийно-комсомольских мобилизаций. Он совпал по времени с призывом среднего и беднейшего крестьянства на основе декрета ВЦИК от 25 апреля 1919 года.
По первому виду мобилизации в армию уходили наиболее деятельные люди: советские активисты, первые коммунисты и комсомольцы. Решения о мобилизации принимались на партийных собраниях, иногда - на соединенных заседаниях коммунистов и членов исполкомов.
17 мая состоялось чрезвычайное собрание в селе Ровдино. Коммунисты и комсомольцы утвердили решение: "всем выступить на борьбу с Колчаком, оставив одного человека в исполкоме, дабы не остановить работу на местах". На следующий день на плотах ровдинские добровольцы отправились в уездный центр.
Подобным же образом поступали другие партийные ячейки. 19 мая коммунисты Тарни решили оставить в волости двух человек: И.Д. Корякин стал исполнять обязанности председателя исполкома и секретаря партийной ячейки, Угловой В. С. - военрука волости. Все остальные отправились на фронт.
Афаносовские коммунисты выделили 14 человек. Вот их имена: А.И., Д.И. и К.В.Лемудкины, И.Д.Попов, Н.А. и И.А. Ельцовы, Е.А.Задорин, А.И.Гагарин, Г.С. и И.А. Левачевы, В.С.Пластинин, М.И.Рожин, А.И.Сафонов и И.И.Котельников. В армию ушли 11 человек: троих оставили дома как несовершеннолетних.
Строго говоря, это были добровольцы не по личному желанию, а по решению собраний. В рамках такого добровольно-принудительного принципа оставалась свобода выбора. Но каждый, кто пытался воспользоваться ею, попадал в трудное положение.
Конфликтная ситуация при выделении добровольцев на фронт возникла на собрании тарнянской ячейки. В.Е.Будилов, ссылаясь на семейные обстоятельства, отказался идти на фронт. Решение коммунистов было бескомпромиссным. В нем говорилось: "В.Е. Будилова, как шкурника, недостойного быть в нашей организации, вступившего в ячейку лишь бы остаться на ответственной работе из-за жалованья,...занести на черную доску и опубликовать об этом в газете "На борьбу". Протокол сохранил подписи тех, кто руководил этим необычным собранием: М.Кукин, Г.Нечаев и В.Угловой.
В целом итоги этой мобилизации были весьма внушительны. Уезд дал в армию 293 человека, из них 174 добровольца и 119 мобилизованных. В их числе были 21 коммунист и 172 сочувствующих.
...Теплый майский день. Все будущие красноармейцы выстроились на площади. Напутственная речь коммуниста И.Майданова. Активистки Красного Креста подарили каждому новобранцу специально сшитые по этому случаю кисеты для табака, по две пачки махорки. Затем посадка на пароход, бросок по Ваге, пеший переход до Няндомы. Из Ярославля более 20 несовершеннолетних возвратились обратно.
Судя по документам, результаты майской мобилизации не удовлетворили губернских руководителей. Поэтому губисполком разослал во все волости срочное предписание, суть которого помогает понять механизм мобилизации в армию: "В тех волостях, в коих партийная мобилизация прошла слабо, мобилизовать не менее 10 человек в каждой волости, для чего волостные исполкомы и партийный ячейки должны действовать решительно и мобилизовать ...против воли". А отдел управления исполкома уездного совета разъяснял, как это нужно сделать: "Если волостной исполком надеется, что волость в политическом отношении благонадежная и свободно может выделить из своей среды 10 и более человек, считая в том числе уже мобилизованных и отправленных на фронт, то устраивает общее собрание, которое должно мобилизовать недостающее число лиц принудительно посредством жребия из числа лиц, наиболее годных к военной службе. В противном же случае волостной исполком при содействии ячейки сочувствующих самостоятельно намечает несколько десятков подходящих лиц, которые уже по жребию выделяют то число людей, которое должна дать еще волость...".
Одним словом, оскудевшая северная деревня продолжала снабжать армию новобранцами. К лету 1919 года шенкурский военкомат призвал мужчин восьми возрастов. Мобилизация продолжалась и позднее.
По далеко не полным данным, к лету 1919 года около трех тысяч жителей Поважья сражались на фронтах республики. Свыше полутора тысяч из них ушли добровольно. Докладывая о ходе мобилизации, С.К.Попов на одном из заседаний бюро губкома партии отметил: "На местах не осталось работников, необходимо умело распределить оставшиеся силы".
Многие из жителей уезда стали жертвами гражданской войны.
Три четверти бойцов, ушедших весной 1919 года по партийной мобилизации, получили ранения, умерли от ран и тифа. В далеком Предуралье и за Уралом пали в боях Михаил и Николай Кукины, Василий Попов. Там же погиб 18-летний Николай Ельцов из Афаносовской волости, юный Федор Амосов из Шенкурска. А некоторое время спустя был убит Александр Семаков.
Некоторая работа по выявлению сведений о людских потерях в период гражданской войны велась в 30-е годы. Сохранились списки погибших шенкурян, воевавших в составе 156 и Важско-Мезенского полка. В них запечатлены фамилии 256 красноармейцев. Отдельно составлялись в то время списки красных партизан и добровольцев, которые неоднократно уточнялись и дополнялись. В общей сложности в них было включено 529 жителей уезда. 125 человек были убиты . Этот перечень не включал данных по тем волостям, которые отошли позднее к Виноградовскому и Вельскому районам. Особенно велик был урон в Шеговарском, Немировском, Вараминском и Смотроковском сельсоветах. В Немировском сельсовете, например, значилось 15 убитых.
Трагизм происшедших перемен становится особенно ясным, если взять данные потерь, понесенных в течение всех войн, которые произошли в начале 20-го века.
Возьмем, например, небольшую Афаносовскую волость, которая выделилась из Великониколаевской в 1914 году. В 1919 году в ней проживало 1780 человек. К середине того года одиннадцать человек были убиты на "германском фронте", шесть томились в немецком плену. Четыре красноармейца погибли на Северном фронте, где-то недалеко от родных деревень. Это А.О.Лемудкин, Я.Д.Попов, Ф.А.Котельников и Ф.С.Клыков. Двоих уроженцев волости: П.А.Ельцова и Н.В.Левачева - арестовали белогвардейцы, и они погибли. В белую армию ушли более 20 человек. Десять афаносовцев бежали во время отступления из Шенкурска белогвардейцев. В обозе, растянувшемся, по свидетельству очевидцев, на три версты, покинули родные края М.М.Ковицкий, В.П.Кузнецов, П.Н.Сафонов, Ф.П.Пластинин, И.Я.Лемудкин, С.П.Кузнецов и его жена Елизавета Михайловна и ряд других.
Шестьдесят четыре человека служили в то время в Красной Армии. Десять действовали в составе продотрядов. Иначе говоря, 130 самых здоровых мужчин активного возраста в середине 1919 года или воевали, или погибли. А тем временем скудели их земельные наделы, приходило в упадок хозяйство, не рождались дети...
РАБОТА СОВЕТОВ. Сразу после своего восстановления волостные советы ощутили на себе тяжкий груз неотложных проблем.
Кроме проведения мобилизации в Красную Армию, приходилось заниматься буквально всем: выделением лошадей для перевозки военных грузов , направлением людей на окопные работы, реквизицией для армейских нужд сена и мяса. От уездных органов власти постоянно шли директивы о проведении весеннего сева, оказании помощи семьям красноармейцев, создании коллективных хозяйств, выявлении семей белогвардейцев, описи церковного имущества и т.п.
Стиль официальных бумаг той поры был жестким.
Приведу лишь два примера. Уже 2 февраля, т.е.всего неделю спустя после освобождения Шенкурска, исполком Смотроковского волостного совета получил депешу о немедленной поставке 1000 пудов сена. "Сено реквизировать у тех, - гласил документ, - кто бежал в белую банду, у кулаков- мародеров и спекулянтов. Если у этих будет недостаточно, то придется прибегнуть ко всему населению, не избегая и беднейшее крестьянство".
Столь же категоричным был приказ исполкому Афаносовского совета о немедленном направлении людей на рытье окопов. Отметив в своем послании, что вместо 110 человек на работы явилось всего лишь 12, военачальник требовал: "Лиц, уклоняющихся от работ, арестовать и отправить на работы. Если у вас не хватит милиционеров, то обратитесь в Шенкурск, там помогут. Никаких отговорок быть не может".
Для реального подкрепления своей власти каждый председатель исполкома имел в распоряжении милиционера. Всем членам исполкома выделялось оружие. В делах исполкомов того времени то и дело встречаются ордера на обыск и даже аресты отдельных граждан, подписанные председателями исполкомов.
Одной из трудных проблем было выделение лошадей для перевозки военных грузов. О масштабах этой работы свидетельствует такой факт. Через два дня после прихода в Шенкурск военные власти направили исполкому Афаносовского совета "экстренный по военным обстоятельствам" график поставки лошадей: на 29 января - 121 подводу, на 5 февраля - 97, на 10 февраля - 82 и т.д. И это при том, что во всей волости насчитывалось всего 187 лошадей.
Поставка лошадей являлась одной из наиболее изнурительных повинностей для крестьянских хозяйств. Она надолго отрывала работников от своего подворья, работа почти не оплачивалась, а весной истощенные лошади погибали в дорогах.
Столь же сложными для крестьян являлись поездки за продовольствием к железнодорожным станциям Няндоме и Плесецкой.
Подвоз муки и зерна позволял хотя бы частично снимать напряжение с питанием и обеспечением семенами крестьянских хозяйств, не имевших хлеба, семей красноармейцев. Выделяемый хлебный паек был невелик: по спискам, составленным в исполкомах, сельский житель получал при возможности по 25 фунтов зерна или муки на человека в месяц. Детям выделялось по 14 фунтов.
Исполкомы следили за выплатой денежных пособий семьям добровольцев и мобилизованных. Первым полагалось 190 рублей в месяц, а вторым - чуть меньше.
Эти средства были мизерными. В 1919 году, например, цена на лошадь составляла от 10 до 20 тысяч рублей, корова стоила от 8 до 15 тысяч, теленок - 3, а овцы - 12 тысячи рублей. Это означало, что семья красноармейца не могла приобрести даже теленка на годичное содержание, оказываемое государством. Денег хватало лишь для покупки хлебного пайка.
В делах исполкомов до сих пор хранятся тщательно подшитые декреты и предписания, пересланные от имени исполкома уездного совета. Среди них "О реквизиции теплых вещей для Красной Армии", "О регистрации буржуазии" с приложением специального удостоверения для представителей этого класса, "О взимании штрафов и контрибуции местными советами", "О заложниках", "Об обложении сельских хозяев натуральными налогами" и многие другие.
А чего стоили мелочные напоминания уездных властей о категорическом запрещении варить пиво, выделывать кожи, забивать скот, копать картофель раньше 15 августа и т.д.!
Как же относились ко всем этим указаниям крестьяне?
Надо отдать должное: крестьяне понимали сложность ситуации в стране. И наиболее важные предписания они исполняли четко, понимая их необходимость и то, что за неисполнение их хозяйству грозит большая неприятность. Это касалось, прежде всего, выделения лошадей и людей для перевозки военных грузов и доставки товаров от железной дороги.
Но некоторые декреты крестьяне пытались не исполнять. Для деревенских активистов на первых порах совершенно непонятными были сами новые понятия: "буржуазия", "кулак" и тем более "пролетариат". Поэтому абсолютное большинство исполкомов в ответ на требования присылать сведения о местной буржуазии отвечали однозначно: "буржуазии в волости нет". Так и подшиты до сих пор в делах исполкомов хорошо оформленные, но незаполненные "Временные трудовые свидетельства для буржуазии" с надписью сверху: "Кто не работает, тот не ест".
Часть крестьян естественно нарушала запреты на забой скота: ведь нужно было как-то кормить свои семьи. Но в деревнях ничего нельзя было утаить: там мгновенно все становилось известным. Расплата была тяжелой: немедленный обыск, опись имущества и наказание. Приведу лишь два примера.
Исполком Афаносовского совета весной 1919 года получил сразу два доноса: М.С.Лукошков и Л.В. Журавлев зарезали телят, что было строжайше запрещено. Комиссия во главе с милиционером немедленно произвела обыск, составила акт, мясо приказали сдать в кооператив по твердой цене, а на хозяев наложили штраф.
15 июля по такому же доносу обыск был произведен у жителя деревни Живулинской Павла Кузнецова. И опять все пошло по тому же сценарию: председатель исполкома руководил обыском, милиционер что-то искал; как полагалось в подобной ситуации, при операции присутствовали трое понятых.
Беда состояла в том, что никакого мяса на этот раз не было обнаружено. Как свидетельствует акт об обыске, кроме ломаной утвари, одного фунта самосада и 10 аршин мануфактуры, в этом хозяйстве бедняка ничего не оказалось. И, пожалуй, самым поразительным во всей этой истории была расписка в конце документа хозяина дома: "Я, Павел Кузнецов, претензий не имею, в чем и расписываюсь".
Тяжкими были времена и жуткими нравы. Совет выступал полным хозяином положения в деревне. Он был и законодателем, и исполнителем, и он же вершил скорый суд.
Документы сохранили свидетельства о том, что некоторые шаги местных властей встречали организованное сопротивление абсолютного большинства крестьян.
Яркое свидетельство тому - острая стычка, которая разгорелась между исполкомом уездного Совета и крестьянами по поводу ссыпки семян в общие амбары. Крестьяне резонно доказывали властям, что подобная мера совершено неприемлема для них. И это понятно. Любому мало-мальски смыслящему в сельских делах ясно, что семена всегда были главной заботой земледельца. Крестьянин отбирал и берег семена пуще глаза. Даже в случае голода он не прикасался к приготовленным заранее запасам семян. Ссыпка в общий амбар этого богатства для доброго хозяина равнялась стихийному бедствию.
Собрания многих деревень того времени принимали решения об отказе выполнить приказ исполкома. "Этого делать мы не желаем, - говорилось в решении собрания крестьян деревни Лосевской Верхопаденьгской волости, - потому что пользы от этого никакой не предвидится, а главное - семена у нас разные, и, не желая чистые, хорошие семена мешать с сорными, ручаемся сохранить до посева у себя на дому".
Но уездное руководство на этот раз закусило удила. Исполком обсудил этот вопрос на специальном заседании. Обобщив данные, собранные в Шелашской волости, он принял необычное по своей суровости решение: "В Шелашской волости ссыпку семян произвести немедленно, как в более сытой и контрреволюционной для того, чтобы этим морально воздействовать на остальные волости, отказывающиеся ссыпать семена". Для проведения в жизнь этого решения исполком создал комиссию с участием представителей из уезда и местной ячейки коммунистов. Он рекомендовал употребить по отношению к непокорным волостям жесткие экономические санкции: исключить их из списка снабжения продуктами, решительнее реквизировать у них скот по заданиям центра и т.д.
Трудно понять, чем руководствовался в данном случае исполком уездного совета: хотел ли он действительно подстраховать уезд от всяких случайностей в деле обеспечения семенами или просто решил провести линию до конца. Документы не сохранили и сведений о том, удалось ли ему осуществить эту акцию. Думаю, что если и удалось что-то предпринять, то далеко не в полном объеме.
Убежден, однако, в том, что столь категорическое требование не прибавило авторитета исполкому, доверия к нему со стороны крестьян.
Между тем, обстановка в уезде усложнялась. В почте исполкома уездного совета появлялось все больше свидетельств о претензиях крестьян к властям.
Председатель исполкома Пуйской волости Я.С.Романов, подводя итоги своей работы после восстановления Совета, писал: "Все агитаторы потчуют нас только одними обещаниями. Из газет видно, что центральная власть отпускает продовольствие другим губерниям, а мы почему-то его не получаем...
Ничего не выделяет советская власть и на помощь семьям солдаток, стариков и старух. Поэтому уже никто не верит нашим разъяснениям. Помогите".
Председатель заканчивал свое горестное послание заявлением о том, что исполком использовал в своей агитации все возможности и что за дальнейшее поведение крестьян он не отвечает.
Голос активиста Пуйского совета был не одинок. Многие представители местных органов власти жаловались на невыносимые условия своей работы, пытались снять вину с себя, указывая, что источником обострения ситуации является политика вышестоящих органов.
Как же реагировали на подобные послания представители уездного исполкома?
Руководители исполкома, будучи выходцами и деревни, понимали настроение крестьян. В меру своих сил они пытались помочь волостям: добыть продовольствие, семена, что-то выделить для семей красноармейцев. Но возможности этих людей были весьма скудны.
В то же время они полагались на магическую силу своих декретов и постановлений, но крестьянская масса слабо поддавалась их воздействию.
Почувствовав сопротивление ряду своих решений, руководители исполкома уездного совета усиливали давление, и прежде всего на председателей волостных исполкомов.
Характерной с этой точки зрения была директива уездного исполкома от 17 мая 1919 года. Она родилась в экстремальной ситуации, когда явившиеся из - за линии фронта братья Ракитины пытались поднять крестьян Верхопаденьгской волости на выступление против советской власти.
Документ гласил: "Всякое уклонение от исполнения и проведения в жизнь законов и распоряжений Советской власти со стороны исполкома будет караться самыми решительными мерами по законам революции, вплоть до ареста и конфискации имущества в пользу государства... Каждый член исполкома должен помнить, что он стоит на посту революции и должен этот пост своим личным примером охранять, зная, что пассивность и неопределенность в данный момент смерти подобна...
Свои интересы, домашнее хозяйство и нужды должны стоять у него на последнем плане, ибо защита революции и устройство новой жизни и есть первая задача каждого местного и сознательного гражданина".
Подчеркивалось, что исполком не должен считаться с требованиями несознательной массы. Документ заканчивался следующими многозначительными словами: "Самое дорогое и заветное для тебя - коммунизм. Будь настолько сознателен, чтобы без робости и страха сказать: я готов за рабоче-крестьянскую власть во имя идеи коммунизма умереть, если будет нужно".
При всем уважении к романтикам революции, стоявшим тогда во главе уезда, не думаю, что подобные документы, призывы к жестким действиям во имя абстрактного будущего были поняты и сыграли какую-то позитивную роль при решении будничных текущих проблем.
Процесс становления новой власти, установление приемлемых отношений между нею и народом был бы менее болезненным, если бы удалось сохранить такой элемент демократии, как многопартийность. Однако в это сложной и важной сфере в 1919 году произошли радикальные перемены: партии правых и левых эсеров ушли в небытие, и безраздельное влияние получили большевики, органически влившись в сферу государственной власти.
ЛЕВЫЕ ЭСЕРЫ УХОДЯТ СО СЦЕНЫ. Восстановление советской власти в Шенкурском уезде совпало с одним из важных политических процессов в жизни всей республики - складыванием однопартийной системы. Будучи явлением общегосударственного масштаба, этот процесс имел свои особенности в каждом регионе России.
В момент эвакуации из Шенкурска (в августе 1918 года) исполком уездного Совета являлся двухпартийным. Большинство его наиболее активных руководителей были левыми эсерами: И.Боговой, С.Болотов, М.Шукшин, Н. Бабкин и др. Коммунисты составляли в исполкоме меньшинство. Среди них не было ярких деятелей.
Даже в начале 1919 года часть исполкомов волостных Советов являлись членами этой партии, например, в исполкоме Ровдинской волости - А.И.Шестаков и А.Ф. Дубинин.
Июльский мятеж левых эсеров в Москве не повлиял на состав исполкома Шенкурского совета. Лишь в начале 1919 года члены исполкома - левые эсеры, покинув свою партию, вступили в ряды большевиков.
В январе 1919 года М.Шукшин писал: "Ни один из членов исполкома в настоящее время не состоит в числе членов партии левых эсеров. Все они заявили о своем выходе и в душе примкнули к партии коммунистов. Если в этом отношении не соблюдена некоторая формальность, это не их вина".
Более определенно по этому поводу высказался Иван Боговой. В своем заявлении о вступлении в ряды большевиков он писал: "Говорить о прошлой работе, думаю, не стоит. Состоя членом партии левых эсеров, фактически таковым я не был. На губернском съезде Советов в Архангельске в июне прошлого года (заявление написано 14 февраля 1919 года - Е.О.) меня за выступление вместе с коммунистами судил губернский комитет партии. Потом моя дальнейшая работа в уезде доказала, что левоэсеровского во мне нет ни капельки".
Что же побудило шенкурских левых эсеров спешно расстаться со своей партией и переметнуться в ряды коммунистов?
Формально двухпартийное правительство РСФСР прекратило свое существование еще в марте 1918 года, когда наркомы - левые эсеры - в знак протест против ратификации Брестского мира вышли из состава Совнаркома.
В отличие от центра, в Шенкурском уезде левые эсеры действовали и после этого события в течение десяти месяцев.
Следует хотя бы частично рассказать об истории этой организации. Рождение левоэсеровской организации и вхождение ее в политическую жизнь уезда были обусловлены сложными событиями, происходившими в стране и в шенкурских волостях. Конец 1917 года ознаменовался тем, что шенкурские деревни, по выражению Г. Иванова, испытывали страх перед большевиками, деревенские женщины пугали этим словом своих детей. Высокий авторитет крестьянской партии правых эсеров к началу 1918 года заметно потускнел. А тут на горизонте появились новые защитники интересов крестьян - левые эсеры во главе с легендарной Марией Спиридоновой, портрет которой в то время печатался во всей прессе рядом с портретом Ленина.
В этой обстановке молодые деревенские активисты стали считать себя членами новой крестьянской партии. Они постепенно завоевывали места на уездных съездах Советов.
Рубежом победы шенкурских левых эсеров в союзе с большевиками следует считать съезд Советов, который прошел в начале января 1918 года. Напомню, что еще ноябрьский съезд крестьянских депутатов единогласно утвердил резолюцию, внесенную лидером правых эсеров Я.Леванидовым. В этом документе решительно осуждался "октябрьский переворот", т.е. захват власти большевиками.
А 5-6 января 1918 года уездный съезд Советов признал власть Совнаркома. Выше уже рассказывалось об этом событии. С января 1918 года вплоть до лета должность председателя исполкома уездного Совета занимал левый эсер Г.Иванов.
Решающий шаг на пути к оформлению своей губернской организации левые эсеры предприняли летом 1918 года.
28 мая в Архангельске состоялась губернская конференция этой партии. На ней с правом решающего голоса присутствовал И.Боговой, избранный в состав губкома партии. Пост председателя губкома занял председатель губисполкома А.Попов. После возвращения И.Богового в Шенкурск был срочно создан уездный организационный комитет левоэсеровской организации. Председателем его стал Н.Бабкин, секретарем - П.Малютин.
В обращении, направленном в исполкомы волостных Советов, комитет призвал всех своих сторонников направить на очередной съезд Советов представителей, чтобы 10 июля провести уездную конференцию левых эсеров, на которой предполагалось обсудить итоги губернской конференции, утвердить устав организации и избрать уездный комитет.
Позиции левых эсеров к весне 1918 года по ряду проблем стали резко отличаться от большевистских. В итоговом документе губернской партийной конференции Брестский мир оценивался как "преступный". В связи с этим одобрялся выход представителей этой партии из состава Совнаркома. Левые эсеры выступили за упразднение института комиссаров, стеснявших, по их мнению, свободу Советов, за создание собственных партийных боевых дружин и партизанских отрядов на местах.
Крайним экстремизмом отличались установки конференции, направленные на разжигание мировой революции, на борьбу против "социал-предателей - правых эсеров и меньшевиков".
Фразеология документов губернской конференции левых эсеров нашла свое выражение во многих листовках исполкома Шенкурского совета, которые, как правило, писал И.Боговой.
В целом же северные левые эсеры не имели четких установок по многим актуальным проблемам. Сумятицу, царившую в умах членов этой партии, ярко отразил в своей автобиографии их лидер А. Попов. В этом документе, написанном в конце 1918 года, он заметил: "До революции я не имел понятия о партиях...Пробыв около двух - трех месяцев в левоэсеровской организации, стал чувствовать себя не в своей тарелке и вышел из нее еще до московских событий (А.Попов имел в виду июльский мятеж 1918 года- Е.О.). Углубившись в работу, ознакомившись с государственным аппаратом и ходом революции, в декабре 1918 года я вступил в РКП(б). И не будучи ее членом, я все время проводил в жизнь ее идеи".
Что же спрашивать с простых шенкурских парней, если сам лидер губернской организации левых эсеров, по его признанию, ничего не понимал в левоэсеровской теории?
После освобождения Шенкурска от белых наступило время расставания левых эсеров со своей организацией, группировавшейся вокруг исполкома уездного Совета.
Участь левых эсеров была предопределена многими факторами: выступлением против Брестского мира и мятежом в Москве в июле 1918 года, а также решительной политикой большевистского руководства, направленной против левых эсеров, и большевизацией Советов. Еще 15 августа 1918 года М.С.Кедров предписал всем губисполкомам северных губерний "обращать особое внимание на партийный состав Совдепов, выделяя из них в случае нужды военно-революционные комитеты однородной партийности с передачей им на правах военного и осадного положения всей полноты власти в районе".
Начиная с октября 1918 года, в связи с приближением перевыборов советов, большевики все резче стали выступать против своих бывших соратников. В обращении "Трудящимся Севера" большевистская фракция губисполкома призывала крестьян отдавать свои голоса только за большевистские списки кандидатов, указывая, что левые эсеры "все время вели неустойчивую политическую линию, бросались из одной крайности в другую".
В этой ситуации шенкурские левые эсеры не стали выжидать. Не искушая судьбу, они переметнулись в ряды коммунистов, отлично понимая, что в противном случае их политическая судьба будет завершена. А расставаясь с партией левых эсеров, они все оставались на своих постах.
Таким образом, на примере истории Шенкурского уезда четко прослеживается развитие драмы межпартийных отношений, характерной для всей России.
Сначала правые эсеры летом и осенью 1917 года безжалостно выступили против кадетов, потребовав от волостных советов изолировать этих "врагов народа", отдать крестьянские голоса во время выборов в Учредительное собрание только за эсеров. Лидеры правых эсеров А.А.Иванов и М.Ф.Квятковский одержали в Шенкурском уезде внушительную победу.
Затем в январе-феврале 1918 года радикальные социалисты - левые эсеры и большевики - столь же безжалостно, а порой и просто цинично расправились с правыми эсерами. Все их лидеры : Я.Леванидов, М. и И.Едемские, Е. Едовин - были изгнаны со своих постов. Некоторых из них арестовали.
И, наконец, большевики сбросили с дороги, как "мусор истории", левых эсеров.
Этим актом завершился процесс складывания в Шенкурском уезде однопартийной системы. Превращение коммунистов в государственную партию упрощало решение многих практических проблем, но в то же время их ждали подчас непредвиденные события.
К ВЛАСТИ ПРИХОДЯТ БОЛЬШЕВИКИ. История уездной организации коммунистов почти не исследовалась.
Первые документальные сведения о деятельности шенкурских большевиков, чрезвычайно скудные, относятся ко второй половине 1917 года. В этом году в родной город возвратился сын шенкурского купца Федора Пластинина Никандр Федорович с женой Ревеккой Акибовной. Это были интеллигенты-революционеры, значительная часть жизни которых прошла в эмиграции. Судя по воспоминаниям, первую скрипку в семейном дуэте играла жена, обладавшая сильным напористым характером. Пристроившись на педагогическую работу, Пластинина уже летом 1917 года создала в городе женский социалистический союз.
Постепенно дом купца превратился в штаб шенкурских большевиков. Сюда нашли путь 24-летний житель Афаносовской волости Степан Кузьмич Попов, затем Павел Едемский. Трое из этой группы оставили заметный след в истории Севера. Пластинины занимали ответственные посты в уездном и губернском исполкомах советов, в политотделе 6-й армии. С.Попов в июне 1918 года возглавил исполком губернского совета, был делегатом 8-го съезда партии. А пока горстка первых коммунистов не играла никакой роли даже в судьбе захолустного Шенкурска.
Впервые два шенкурских коммуниста - Р. Пластинина и Г.Власов - попали на уездный съезд Советов 30 августа 1917 г. Но им не предоставили даже права решающего голоса. Пластининой удалось лишь произнести речь о равноправии женщин.
Постепенно коммунисты расширили свое влияние и проявили незаурядную организаторскую хватку. Н. Пластинин и П. Едемский, поступив работать на лесопильный завод, создали там рабочий комитет, а позднее даже вооруженный отряд рабочих.
Коммунисты, отлично понимая, что они не имеют никаких шансов на успех в деревне, установили связь с деревенскими активистами из числа молодых солдат. В сферу их влияния попали В. и И. Боговые и 38-летний агроном Г.А.Иванов.
Вся практическая работа первых коммунистов после Октябрьской революции концентрировалась вокруг подготовки съездов крестьянских депутатов, выборов делегатов на местах, выработки резолюций и завоевания постов в составе советских органов власти.
Выше уже отмечалось, что до конца 1917 года влияние коммунистов в уезде было незначительным. Очевидно, они порой не понимали сути происходивших в центре страны событий. Об этом свидетельствует то, что все коммунисты голосовали за постановление, осуждавшее Октябрьскую революцию в Петрограде, за поддержку правых эсеров во время выборов в Учредительное собрание.
Большинство мест в исполкоме уездного Совета большевики в союзе с левыми эсерами завоевали только в январе 1918 года. Время показало, однако, что преобладание их в исполкоме было формальным. На пятом и шестом съездах Советов (в июне-июле 1918 года) большинство резолюций, внесенных фракциями этих партий, были отвергнуты делегатами, да и сами они не могли достичь согласия по ряду острых проблем.
К августу 1918 года большевики не сумели организовать свой комитет и провести уездную конференцию. Их первой и единственной ячейкой в уезде можно считать фракцию в составе уездного Совета и его исполкома. День ее создания (10 июля 1918 года) шенкурские коммунисты считали датой рождения районной партийной организации. Уком РКП(б) был создан лишь 16 ноября в Вельске на совещании представителей 17 волостей. В числе первых руководителей уездной организации коммунистов были И. Коноплев и К.Назаров.
Создание коммунистических ячеек в деревнях началось в конце 1918 - начале 1919 гг. Большое влияние на этот процесс оказали политработники 6-й армии.
В ноябре 1918 года бюро фракции коммунистов при штабе Архангельского района направило письмо во все исполкомы уездных и волостных советов. Из письма явствует, что бюро "задалось целью взять на себя инициативу повсеместной организации коммунистических ячеек" и поставило задачу "немедленно создать ячейки и им сочувствующих в каждой деревне, в каждом глухом уголке".
Архивы сохранили немало протоколов организационных партийных собраний. Эти документы свидетельствуют о том, что на подобные мероприятия приглашались деревенские активисты: члены волостных советов, представители солдатских организаций. Собрания, как правило, проводили агитаторы, присланные из уезда, или военные политработники.
Приведу для примера типичный документ, отражающий процесс создания первых партийных ячеек сочувствующих. Семь жителей Тарнянской волости собрались в феврале 1919 года. Собрание проводили политработники 6-й армии Проворков и Старшов.
"Тов. Старшов, - гласит протокол, - в своем докладе нарисовал картину развития мировой революции, подчеркивая значение в ней РКП(б)". Единогласно принимается резолюция: " Освободившись из-под тяжелого гнета англо-американского капитализма, заброшенные в разные концы нашей глуши, мы сегодня впервые имеем возможность собраться и слиться в одну дружную нашу коммунистическую семью под ярко светящим солнцем коммунизма. Шлем революционное проклятие всем остающимся до сих пор в лагере контрреволюции и заявляем - в бою не будет пощады всем, не знавшим пощады для нас".
Далее шли здравицы в адрес вождей революции, Красной Армии и т.д. Такой же масштабностью отличалась и резолюция по организационному вопросу. Самой важной задачей новой ячейки резолюция считала "развитие усиленной агитации в духе коммунистических идей среди крестьянства".
Решение предусматривало проведение собраний два раза в неделю. Причем не явившиеся на собрание дважды подряд подлежали исключению из организации.
По такому же сценарию создавались и остальные ячейки. За время с 1 декабря 1918 по 1 февраля 1919 гг. в уезде удалось создать 8 ячеек, в которые записалось около 300 сочувствующих.
Анализ содержания резолюций и кратких выступлений сочувствующих коммунистам позволяет сделать ряд выводов.
Вне всякого сомнения, крестьяне, вступавшие в ряды партии, были наиболее авторитетными в той или иной волости молодыми людьми. Почти все они, за редким исключением, ушли чуть позже по призыву центра на Восточный фронт, многие из них погибли.
Во-вторых, процесс массового рождения партийных ячеек не был следствием самостоятельного творчества деревенских активистов. Он был навязан им сверху.
Нетрудно заметить, насколько оторванными от жизни были идеи, провозглашавшиеся в резолюциях первых коммунистов: о мировой революции, близости коммунизма и т.п. Столь же утопичной была даже чисто практическая, казалось бы, идея о проведении двух собраний в неделю. Что же обсуждать на таких собраниях? Да и как можно было в условиях разбросанности северных деревень ставить столь нереальные задачи? Утопичность как общих, так и конкретных задач обусловливалась молодостью участников тех событий, отсутствием у них какого-либо опыта работы, а главное, крайним радикализмом самих планов, столь характерным для любой революции, особенно на первом этапе ее развития.
При знакомстве с работой первых ячеек коммунистов поражает та быстрота, с какой они превратились в важный элемент государственной системы.
Строго говоря, в этом явлении не было ничего необычного. И большевики не были родоначальниками превращения революционной партии в правящую. Этот процесс характерен для всех революций. Любая партия, общественное течение, перейдя от разрушения старого, от оппозиции к задачам управления, начинает ценить, хотя бы на словах, закон и порядок.
Вполне естественно, что партию в этом случае ждут серьезные испытания. Она подвергается критике слева со стороны тех, кто пытается продолжить революцию.
Но, с другой стороны, соединение партии с государственными органами ведет к тому, что партия неизбежно вовлекается в любой кризис и несет ответственность за него. Это вдвойне опасно, когда в стране устанавливается политическая монополия, когда другие оппозиционные партии прекращают свое существование. В этом случае несогласие члена партии с тем или иным курсом или решением вышестоящего органа расценивается как нелояльность, а исключение из такой партии означает отстранение от всякой политической деятельности.
Все эти особенности просматриваются в тот период в рамках Шенкурского уезда.
12 февраля 1919 года шенкурский комитет коммунистов дал директиву ликвидировать в городе военно-революционный комитет.
Одновременно комитет разослал директиву во все волостные ячейки с установкой добиваться того, чтобы все исполкомы были полностью партийными.
На это были нацелены и уставы волостных ячеек. Так, устав Липовской организации большевиков предусматривал "следить за деятельностью местных советских служащих, замещать все посты сознательными членами партии". А Верхопаденьгская ячейка требовала от исполкома предъявлять повестку дня его заседаний "для предварительного обсуждения".
Встречались и более любопытные примеры. Летом 1919 года коммунисты Смотроковской волости приняли решение о строительстве народного дома и направили его в исполком с такой резолюцией: "препровождаем для сведения и претворения в жизнь". Исполкому ничего не оставалось делать, как начать сооружение дома.
К весне 1919 года проявилась наивысшая активность в создании коммунистических ячеек.
Это позволило 10 апреля созвать первую уездную конференцию, на которой присутствовало 36 делегатов, представлявших 94 коммуниста и 786 сочувствующих.
Следует отметить, что первоначально конференцию намечалось провести 16 января в селе Благовещенском. На нее съехались 17 представителей от первых волостных ячеек.
Однако ввиду предстоявшего наступления на Шенкурск все они были призваны в ряды Красной Армии. Мобилизация коммунистов в армию продолжалась и после освобождения уездного центра.
Это обстоятельство обернулось серьезными последствиями для наспех созданных ячеек. Началось массовое уклонение коммунистов и сочувствующих от явки на собрания и митинги, выход из партии, отказ от мобилизации в Красную Армию, нежелание выполнять партийные поручения, в особенности связанные с репрессивными действиями, такими, например, как ссыпка семян в общие амбары, ловля дезертиров, противодействие ракитинцам и т.д. Можно говорить о кризисе в партийном движении в это время.
Летом 1919 года руководитель шенкурских коммунистов И. Булатов разослал в ячейки несколько тревожных писем.
"Из волостей не перестают поступать сведения о падении дисциплины в ряде ячеек сочувствующих, - писал секретарь в одном из таких писем. - Уже после перерегистрации было много случаев, когда тот или иной член отказывался выполнять партийную работу, подчиняться дисциплине организации". Причины подобного явления и меры по их ликвидации не отличались разнообразием. Виновниками бед в разложении ячеек партийный секретарь считал в духе времени "зажиточные элементы, учителей", пробравшихся в партию. Столь же прост был и рецепт лечения болезни. Булатов рекомендовал немедленно "вычистить, выбросить всех шкурников, людишек с обывательской психологией вон из партии".
Подобные директивы претворялась в жизнь. Так, Попонаволоцкая ячейка исключила из партии Н.Попова "за неявку на митинг в день 1 мая", А. и О. Мининых- "за полную бездеятельность и непосещение собраний". Н. Овчинников был исключен из рядов ячейки за то, что не пошел на фронт, А.Чернаков и Т.Попов из Шереньгской волости - "за шкурничество и малодушие" (тоже, видимо, за отказ идти на фронт), И. Шепурев, Н.Шестаков исключались за то, что "содействовали ракитинско-белогвардейской банде", "за пассивность во время белогвардейских выступлений".Количество подобных примеров, предававшихся гласности, можно продолжать очень долго.
По данным на 8 октября 1919 года, в Шенкурской уездной организации насчитывалось всего 134 коммуниста, 124 из них жили в уездном центре. В абсолютном большинстве волостей не было ни единого члена партии, лишь по одному коммунисту насчитывалось в пяти ячейках. 599 человек (от 2 до 20 человек в волости) являлись пока сочувствующими.
Кризис партийной организации был порожден болезнью роста, нехваткой самого необходимого на селе и ухудшением настроения населения.
Обобщая итоги партийной работы на местах, газета "На борьбу" во второй половине 1919 года писала: "Работа на местах идет в высшей степени вяло...Главный недостаток работы на местах - недостаток работников...Крестьяне относятся к коммунистам неодобрительно. Причины - неумелый подход и общие условия".
ТЕРРОР. Понятие терроризма известно давно. В.И.Даль в своем "Толковом словаре живого великорусского языка" объяснял его как "устращиванье, устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства".
Русский социолог П.Сорокин в 1917 году дал такое определение этой меры: "Чем меньше соответствие между властью и ее политикой, с одной стороны, и между страной и народом, с другой, тем чаще и щедрее прибегает такая власть к террору и тем расточительнее она пользуется беспощадными карами как средствами управления".
Среди руководителей советского государства первой волны появилось немало ревнителей этого средства борьбы. "Мы не ведем борьбы против отдельных лиц, - писал член коллегии ВЧК М.Лацис. - Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора".
Синдром террора глубоко поразил местные кадры. Буквально все составные его части: устрашение словом, массовые аресты, заложничество, расстрелы - нашли свое место на Важской земле.
УСТРАШЕНИЕ СЛОВОМ. Революционные потрясения неизбежно породили проповедь насильственных действий.
Уже летом и осенью 1917 года различные общественные и государственные органы Шенкурского уезда в своих откликах на мятеж генерала Корнилова, а затем во время выборов в Учредительное собрание взяли на вооружение эту форму борьбы.
В листовках и предписаниях содержались призывы "встать как один человек на защиту свободы и родины, на защиту земли и воли". По сути дела это был призыв к усилению гражданской войны, к борьбе против русских солдат, брошенных Корниловым на Петроград. Семена раздора, посеянные в недра народа, дали всходы. В обиходе на долгое время появилось новое слово - корниловец.
Жестокие словесные баталии разгорелись во время выборов в Учредительное собрание.. Правые эсеры во главе с Я. Леванидовым не называли своих оппонентов - кадетов В.Бартенева и А.Исупова - иначе, как "враги народа". Кадетские кандидаты были провалены. Но все это не шло ни в какое сравнение с теми аргументами и выражениями, которые пошли в ход в 1918 году.
Три основные идеи постепенно выдвинулись на первый план во всех воззваниях исполкома, его директивах на места: террор против буржуазии, заложничество и запугивание по всякому поводу расстрелами.
Читаешь обращение исполкома и поражаешься тому, как мог 23-летний молодой человек, выходец из деревни И. Боговой (а он был автором большинства листовок того времени) писать столь жестокие слова. Листовку, посвященную мобилизации в Красную Армию, в частности, он закончил такими выражениями: "Да здравствует массовый красный террор - убийство врагов трудового народа!
Да здравствует полнейшее уничтожение буржуазии!
Да здравствует всемирная революция!".
Еще более удивительный документ родился в конце 1918 года в селе Благовещенском. Текст листовки, одобренный на заседании исполкома уездного Совета, заканчивался так: "Исполком заявляет, что во имя Всемирной социальной революции, во имя победы над всемирным союзом буржуазии, для достижения намеченных целей Советская власть - власть трудящихся - не остановится перед тем, чтобы сровнять с землей всю Архангельскую губернию, если потребуется...
Каждый белогвардеец, если явится в повинной и покается, то будет прощен. Это, конечно, не относится к руководителям - сознательным контрреволюционерам. Они нами будут уничтожены".
В делах всех исполкомов волостных советов и сейчас хранится приказ, подписанный И. Боговым и М. Шукшиным. Он появился на свет уже после освобождения Шенкурска. Сообщая о случаях спиливания телефонных столбов, руководители уезда доводили до сведения граждан: "Все лица, замеченные в умышленной порче проводов, будут расстреливаться на месте без всякого суда и следствия".
Одним из страшных явлений гражданской войны была система заложничества, применявшаяся той и другой сторонами. В приказе "О заложниках", подписанном наркомом внутренних дел Республики Г.Петровским, говорилось: "Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейшей попытке сопротивления, или малейшем движении в белогвардейской среде, должен применяться безоговорочно расстрел. Местные губисполкомы должны проявлять в этом особую инициативу".С той поры и даже раньше понятие заложничества постоянно фигурировало в различных официальных документах всех уровней.
В одном из приказов губернского комиссара П.Виноградова, прибывшего в Шенкурск 1 августа 1918 года для ликвидации последствий восстания и проведения мобилизации, говорилось: "Немедленно арестовать всех наиболее видных представителей буржуазии и кулачества... Довожу до всеобщего сведения, что за каждого погибшего члена губисполкома, исполкома уездного совета и других заложников, находящихся в руках бежавших главарей из комитета мобилизованных, будут расстреляны 10 человек из числа пленных и заложников, принадлежащих к лагерю контрреволюции и буржуазии".
Заложничество применяли и антисоветские силы, в частности белогвардейское правительство Н.Чайковского в Архангельске, а также и шенкурские мобилизованные во главе с М.Ракитиным. В качестве заложников последними были взяты и увезены с собой из Шенкурска Р.Пластинина, Г.Иванов, губернские комиссары М.Новов, П.Олунин и А. Вялов.
Во всех этих акциях и документах четко проявлялась тенденция к тотальному упрощению жизни, низведению ее до убогого уровня, деления ее только на черное и белое.
Подобная пропаганда обусловливалась невиданной сложностью социально-политической обстановки. Но верно и то, что она логически вытекала из теории классовой борьбы, которая понималась и претворялась в жизнь в самой извращенной форме.
Нетрудно представить себе, какой страх испытывали рядовые крестьяне, читая документы с постоянными угрозами, с требованиями национализации и конфискации имущества за те или иные провинности.
"ПРЕДСТАВИТЬ СПИСКИ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ..." Значительную роль в своеобразном расколе северной деревни на две противостоящих силы сыграли меры советских властей, направленные против семей белогвардейцев.
В конце 1918 года исполком уездного Совета разослал из Вельска жесткую директиву волостным органам: "...представить списки тех семейств, у которых хотя бы один член семьи ушел в белую армию. В списке должно быть: 1. Кто из семьи (фамилия, имя, отчество) ушел в белую армию; 2. Кто из этой семьи находится дома. Списки представить немедленно и совершенно секретно, в противном случае ответственность ляжет на вас".
Сведения о белогвардейцах собирали быстро. Они не раз уточнялись. К началу 1919 году только в освобожденных от антисоветских сил волостях уезда значилось до 700 человек, ушедших в белую армию добровольно. 66 добровольцев дала Устьпаденьгская волость, 80 - Шахановская, 79 - Благовещенская, 56 - Верхопаденьгская, 125 - Великониколаевская и т.д. Если учесть, что добровольцы составляли лишь малую часть тех, кто сражался против Красной Армии, то легко представить себе размеры будущих карательных акций: они должны были охватить все деревни.
После выявления данных сразу же последовали директивы о конфискации у этих семейств лошадей, крупного рогатого скота и овец. Выполнение указаний началось в оставленных белогвардейцами волостях: Благовещенской, Ровдинской, Пуйской и др. Уже к началу 1919 года национализация коснулась 35 хозяйств Воскресенской волости. Форсирование этой проблемы объяснялось пребыванием в волостях частей Красной Армии, для которых требовались лошади, мясо, сено, овес и хлеб. Красноармейцы помогали решать эту задачу. Тем более, что поставки из Вельска продуктов питания осуществлялись нерегулярно. "Ни продовольствия, ни оружия у нас не было, - вспоминал позднее один из участников тех событий И.Денисов. - Мы кормились лишь конфискацией продуктов у местных богатеев".
В декабре 1918 года у кулака Суховского в селе Благовещенском были национализированы двухэтажный дом, лавка, скотный двор. В доме разместился исполком. Скотный двор вскоре опустел: скот зарезали на мясо, лавка бездействовала.
Эта акция встречала противодействие крестьян. Характерный инцидент произошел в Верхопаденьгской волости. Власти решили примерно наказать семью Ракитиных. Пять членов этой семьи во главе с почти 70-летним Николаем Федотовичем были в рядах белой армии. Еще в декабре 1918 года специальная комиссия описала дом Н.Ф.Ракитина и его сына Ильи, а также амбар, баню, две коровы, пять овец, 42 промежка сена в лесу. В опись попало все, начиная от построек и кончая ящиками с книгами - всего 128 наименований. На 27 января 1919 года была назначена продажа этого имущества. Но односельчане отказались участвовать в этой и других подобных операциях, заявив, что это может делать только исполком волостного Совета.
На общих собраниях в Лосевской, Ивановской и других деревнях крестьяне не утвердили даже минимальный штраф на семьи белогвардейцев. Вот одно из типичных решений той поры: "С добровольцев, записавшихся в ряды белой армии вследствие понуждения домашней бедностью и обстоятельствами положения, - с В.Е.Микерова, Ф.С.Лыскова, И.Г.Микерова решили не взыскивать никакого налога, как с беднейших крестьян". Отцы многих белогвардейцев говорили на таких собраниях о том, что платить им штрафы нечем: денег в хозяйствах нет.
Но уездные власти твердо гнули свою линию. После переезда исполкома в Шенкурск масштабы конфискации расширились. Ровдинский исполком докладывал о конфискации 14 домов. Сразу же после освобождения уездного центра были национализированы все дома видных земских и иных деятелей в Шенкурске. А тут подоспел еще один декрет: о взятии на учет и частичной конфискации ценного имущества церквей.
В этой ситуации в деревнях появилась категория людей, которые были заинтересованы получить что-либо в результате конфискации. Нередко семьям красноармейцев передавали часть коров, взятых у белогвардейцев. Служащим, учителям и другим слоям населения перепадало во время распродаж и распределения немного муки, керосина, ситца и других товаров.
Архивы исполкомов волостных советов хранят десятки подобных примеров. В целом же такая политика не способствовала созданию нормальной нравственной и политической ситуации в селах. Она отнюдь не вела к установлению социальной справедливости, была по сути дела политикой "разделяй и властвуй". Последствия ее, во многом усугубленные в период коллективизации, давали о себе знать долгие годы.
АРЕСТЫ. Логика поведения противоборствующих сторон вела к нарастанию конфронтации. Постепенно от словесных баталий они переходили к иным формам борьбы. Заполучив власть, та или иная сторона очень скоро начинала прибегать к арестам своих противников.
В Шенкурском уезде быстро овладели этой нехитрой формой борьбы. Первым проявил свой нрав уездный Совет. Напомню, что еще в апреле 1918 года делегаты приняли решение о немедленном заключении под стражу "злонамеренных для трудового народа граждан" А.Е.Малахова, Г.А.Дегтева и С.П.Костылева. К этим руководителям шенкурской смолокуренной кооперации вскоре добавилось еще 15 человек. А затем были арестованы Я.П.Леванидов, П.Н.Плешанов и ряд других.
Но ситуация вскоре изменилась. 20 июля восставшие мобилизованные арестовали трех губернских комиссаров, бывшего председателя исполкома уездного совета Г.А.Иванова и многих других активистов. В тюрьме оказалось 47 человек.
Этот этап противостояния завершился более или менее благополучным исходом. Пострадал один Г. А. Иванов, который в конце августа 1918 года оказался в архангельской тюрьме. Здесь он и умер в феврале 1919 года после того, как заболел тифом на острове Мудьюге. Своеобразно была наказана белогвардейцами жена Г. Иванова Мария Михайловна, учительница школы на Борке. Ее с тремя малолетними детьми выслали в одну из дальних волостей уезда.
Новый вал арестов начался после захвата Шенкурска антисоветскими силами. Жертвами последних оказались советские активисты.
В ночь на 15 октября в деревне Павловской Устьпаденьгской волости был арестован 30-летний крестьянин Г.М.Чертов. Еще за 12 дней до ареста он в качестве избранника населения своей волости решал проблемы развития уезда на уездном собрании земских гласных. Единственной виной этого человека явилось его участие в работе двух съездов Советов. В течение года и четырех месяцев Чертов был узником уездной тюрьмы и лагеря смерти на Мудьюге. Свою свободу он обрел лишь 19 февраля 1920 года.
Белогвардейские власти арестовали в уезде 25 человек. В заточении оказались П.Н.Едемский, М.З.Долгобородов, А.М.Костылев, А.Г.Попов. А.В.Денисов и другие. Среди арестованных была женщина - Анна Григорьевна Коноплева.
Пять человек из 25 были расстреляны или умерли на Мудьюге и в архангельской тюрьме: Г.А. Иванов, Н.В. Левачев, Д.И. Едемский, П.А. Ельцов и А.М. Костылев.
После освобождения Шенкурска Красной Армией началась новая волна арестов. Советские органы расставляли сети значительно шире, чем белогвардейские, да и улов был богаче. Только за время с 25 января по 1 февраля 1919 года в тюрьме оказалось 62 человека, из которых лишь четыре были уголовниками, остальные 58 подверглись аресту за политические преступления. Арестовали Павла Лыскова, Петра Плотицына, Ивана Лисицына, Александра Ельцова и других. Среди брошенных в тюремный каземат были семь женщин: Александра Павловская, Павла Суханова, Александра Лазарева, Мария Зуева, Акулина Князева, Елена Лазарева и Лампея Попова.
Часть арестованных увезли в Архангельск, некоторых освободили. В 1920 году в архангельской тюрьме оказалась жена известного кооператора А.Е.Малахова Евдокия Андреевна. Год и два месяца пятеро ее малолетних детей жили самостоятельно, тщетно добиваясь освобождения матери.
Бурная вспышка арестов в уезде последовала весной и летом 1919 года. Это было вызвано появлением в советском тылу белогвардейских агентов и попыткой братьев Ракитиных поднять в Верхопаденьгской волости крестьянское восстание. Попытка провалилась, но около 70 человек из разных волостей были доставлены в Шенкурск для производства дознания. Все они получили разные формы и сроки наказания: аресты, принудительные общественные работы от двух месяцев до года и даже "до времени окончания войны".
Запугивание крестьян устным и печатным словом, аресты охватили значительную часть населения. Но и это еще не все: на долю многих тружеников Важской земли выпали более жестокие испытания.
РАССТРЕЛЫ. 21 мая 1919 года Шенкурская газета "На борьбу" опубликовала вместо передовицы постановление коллегии губЧК, набранное крупным шрифтом, под заголовком
"К сведению граждан":
"По постановлению Архангельской губернской Чрезвычайной комиссии 18 мая 1919 года в 12 часов дня в ответ на разбойное убийство белогвардейско-ракитинской бандой красноармейца губЧК Д.В.Ульяновского расстреляны:
1.Долгобородов Федор Петрович, гражданин деревни Лосевская Верхопеденьгской волости, шпион, ходил в деревню Запаково для связи с М.Ракитиным.
2.Плотицын Степан Петрович из деревни Клементьевской Михайловской волости, шпион, организатор и активный участник ракитинского восстания.
3. Федосеев Яков Иванович из деревни Юрьевской Остахинской волости за сокрытие известного ему местонахождения белогвардейской ракитинской заставы.
4. Вторыгин Алексей Яковлевич из деревни Остахинской Остахинской волости, белогвардеец, активно помогал ракитинской банде.
5. Лопатин Иван Архипович из деревни Вяткинской Верхопаденьгской волости, шпион и активный участник восстания.
Коллегия предупреждает, что в будущем за каждое покушение на защитника Советской власти будет расстреливаться 10 человек врагов рабоче-крестьянского правительства".
Жестокость этого постановления состояла прежде всего в том, что расстрел пятерых граждан производился не за их собственную вину, а в ответ "на разбойничье убийство", к которому эти люди не имели отношения. Но особенно устрашающим являлось предупреждение об удвоении числа подобных расстрелов(уже не пяти, а десяти человек "за каждое покушение на защитника советской власти").
Что же это были за люди, в чем все-таки заключалась их вина?
Наиболее заметной фигурой в этой пятерке был С.Плотицын. Жители Михайловской волости 15 сентября 1918 года избрали 33-летнего отца четверых детей гласным на уездный земский съезд. На съезде Степан Петрович оказался в составе земской управы и вместе с ней отступил из Шенкурска. По признанию Плотицына, в управу он был избран против его желания, а из Шенкурска ушел, "как подневольный".
В Двинском Березнике, где возобновила свою работу управа, Плотицын сразу же сложил полномочия и при первой оказии 18 апреля 1919 года вернулся домой. Вскоре после появления в своей деревне он был арестован членами волостного исполкома и ячейки сочувствующих коммунистам. Ранним утром дом Плотицына окружили, хозяина препроводили в уездный центр. В ответ на предложение взять Степана Петровича на поруки односельчане ответили: "Нет места среди трудящегося крестьянства таким паразитам, которые посягают с оружием в руках на власть Советов...Если он будет отпущен, ячейка вновь арестует его и предъявит обвинение тем, кто его освободил".
Линия жестокого противостояния к середине 1919 года разделила поважские деревни. На жалость, сочувствие не было спроса , этот товар не стоил ломаного гроша. А тут подоспел случай - убийство чекиста Ульяновского, и Плотицын за компанию с другими земляками был расстрелян.
В архиве сохранилось удивительное предсмертное письмо Алексея Яковлевича Вторыгина. Составленное наспех, с недописанными буквами, оно потрясает душу. Видимо, утром, перед расстрелом, Алексей Яковлевич писал жене Пелагее Изосимовне и своим детям:
"Милая, дорогая жена, прощай! Дорогие дети. Вам долго жить на свете.
Прощай, прощай, Поля! Береги детей. Еще пишу дорогим соседям: не оставьте моих сирот...
Я больше не буду на этом свете. Еще пишу дорогому зятю Милию Борисовичу, еще сестре Ульяне Яковлевне.
Торопили писать письмо. Надоть вести в могилу. Мои дорогие и родные, прощайте!"
Были в письме советы по хозяйству, наставление жене о том, чтобы берегла ружье для детей. На документе сохранилась безжалостная резолюция: "Письмо не посылать, ружье отобрать".
Небольшую последнюю записку не удалось прочитать ни жене, ни детям.
Все исполкомы волостных советов получили по 10-15 экземпляров листовок с приговором губЧК и предписание развесить их на видных местах.
Теплым майским днем оборвалась жизнь пяти жителей Важской земли. Четверо маленьких Плотицыных, столько же Федосеевых, трое Вторыгиных остались сиротами. И, очевидно, долго, если не всю жизнь, несли они клеймо детей контрреволюционеров, обреченных на многие испытания.
* * * [Author ID1: at Sun Dec 28 12:10:00 2003 ]
В мае 1919 года арестовали руководителей Лосевского сельского совета: председателя А.Ф.Ракитина, секретаря С.Н.Малахова и его заместителя И.М.Гоглева.
Арест известных в деревне людей взволновал односельчан. Срочно составили письмо, под которым сохранились подписи 46 жителей деревни. В ходатайстве говорилось: "Эти товарищи хорошо нам известны. Ни в чем и ни в каких действиях против Советской власти они нами не замечены и с Ракитиным они никаких сношений не имели. Мы в этом деле их никогда не замечали...".
Это послание вызвало гневную реакцию местного ревкома. Его решение запретило впредь проводить такие собрания, а каждому, кто подписал письмо, предъявлялось такое же обвинение, как и арестованному.
Письмо односельчан не помогло председателю: он был расстрелян. Следствие располагало сведениями о том, что Ракитин знал о приходе своих однофамильцев в деревню. Поэтому работники Совета было объявлены виновными в "сознательном укрывательстве вооруженной белогвардейско-ракитинской банды".
К высшей мере наказания были приговорены и другие сотрудники исполкома. Но коллегия губЧК изменила приговор. "Принимая во внимание их несознательность и неразвитость, - говорилось в приговоре, -вынести общественное порицание как шкурникам и врагам революции, занеся это порицание в их семейные списки, лишить таковых навсегда активных и пассивных избирательных прав и подвергнуть общественно-принудительным работам до окончания гражданской войны".[Author ID1: at Fri Jan 24 16:44:00 2003 ]
[Author ID1: at Fri Jan 24 16:44:00 2003 ]
* * *
...На основании многих документальных источников мне удалось выявить данные о расстрелах и смерти на Мудьюге в течение 1918-1920 г.г. более 50 жителей Шенкурского уезда. Среди них бывший председатель исполкома уездного совета Г.А. Иванов, братья М.Н.,А.Н. и П.Н.Ракитины, Г.М.Бубновский, С.И.Воробьев и многие другие.
Общая же численность всех, кто погиб на фронтах гражданской войны, умер от тифа и иных болезней, осталась неизвестной.
...В самой страшной каторжной "государевой" тюрьме - Шлиссельбургской - за 22 года, с 1884 по 1906, было казнено 13 человек. Если к ним добавить всех умерших в ее казематах, покончивших жизнь самоубийством, то общая цифра окажется 42 человека. А в крохотном в сравнении с масштабами России Шенкурском уезде менее чем за два года, по далеко не полным сведениям, погибло от рук земляков 50 человек.
Немало страданий выпало на долю и ближайших родственников тех, кто подвергся опале властей.
-->СУДНЫЕ ДНИ МАТРЕНЫ РАКИТИНОЙ[Author ID1: at Sun Dec 28 12:07:00 2003 ]-->.[Author ID1: at Sun Dec 28 12:07:00 2003 ] В мае 1919 года все исполкомы волостных Советов уезда получили предписание немедленно распространить среди крестьян листовку, спешно напечатанную в типографии.
"К сведению граждан, - гласил текст обращения. - Братья Максим, Петр, Илья и Федор Николаевичи Ракитины из Верхопаденьгской волости объявляются вне закона. За поимку каждого из вышеупомянутых назначается награда до 10000 рублей. Всякий, дающий им приют или скрывающий их местонахождение, будет подвергаться самым суровым наказаниям вплоть до расстрела".
Имена этих людей уже не раз упоминались на протяжении моих записок. Расскажу подробнее о судьбе братьев и семье Ракитиных.
СУДЬБА МАКСИМА. Он был первым человеком в Верхопаденьгской волости, который получил высокое по тем временам образование: накануне первой мировой войны Максим Николаевич закончил Архангельскую учительскую семинарию. Вплоть до призыва в армию учительствовал в деревнях своего уезда: сначала в Верхней Суланде, а затем в селе Благовещенском. В армии он стал офицером.
После демобилизации вернулся в родные края. Документы сохранили много свидетельств о том, что бывший учитель пользовался большим авторитетом у односельчан: избирался председателем и секретарем на деревенских собраниях, делегатом на уездные и даже на 2-й губернский съезды Советов.
Широкая известность Максима в уезде была одной из причин избрания его на пост председателя комитета мобилизованных, т.е. фактического руководителя Шенкурского восстания.
А после поражения восстания у М. Ракитина, как и у многих других, не было выбора: он следовал по пути, на котором оказался благодаря стечению обстоятельств. Тем более, что вскоре после восстания Шенкурск был занят антисоветскими силами.
Судьба сыграла со скромным учителем злую шутку: назначенный правительственным комиссаром А.Исуповым военным комендантом уезда, Ракитин стал заниматься тем, против чего столь яростно выступал только месяц тому назад. Основной его обязанностью стало проведение мобилизации в ряды белой армии.
В январе 1919 года Максим Ракитин отступил с белогвардейскими войсками по направлению к Двинскому Березнику. Летом 1919 года по личному указанию генерала Е.К.Миллера Ракитин сформировал шенкурский батальон и стал его первым командиром. Он не раз ходил в глубокий советский тыл.
Во время последнего похода 8 ноября 1919 года Ракитин вместе с четырьмя сопровождавшими его бойцами был арестован в Шахановской волости.
Шенкурские следователи добивались того, чтобы Ракитин публично отрекся от белогвардейского движения (якобы в обмен на освобождение из-под стражи).
29 ноября газета "На борьбу" опубликовала текст этого документа. "Довожу до сведения, - говорилось в нем, - о том, что с этого момента отказываюсь вести какую бы то ни было борьбу с Советской властью, как единственной властью, являющейся защитницей интересов трудящихся, того класса, к которому принадлежу и я по своему положению. Мое прошедшее положение в белогвардейском стане считаю роковой и горькой ошибкой, в которой теперь горько раскаиваюсь.
Вместе с этим выражаю полную уверенность, что все мои сторонники и единомышленники, оставшиеся до сих пор в белогвардейском лагере, последуют моему примеру, пока не поздно, осознают преступность своего поведения и займут свое место в рядах борцов за народную власть..."
После этого покаяния шли длительные допросы в Шенкурске, Вологде, а затем и в Архангельске.
По решению коллегии губЧК от 22 мая 1920 года М. Ракитин был расстрелян на Мхах.
ИЛЬЯ. Легко понять мое удивление, когда среди подлинных писем А.Керенского, Б.Савинкова, писателя Д.Мережковского и многих других известных всей России людей я обнаружил письмо Ильи Ракитина. Письмо это написано в Англии летом 1920 года и хранится сейчас в Государственном архиве Российской Федерации среди личных документов премьера правительства Северной области Николая Чайковского.
Илья Николаевич, как и Максим, был грамотным человеком, в царской армии служил полковым писарем. После демобилизации жил в деревне, имел жену и троих детей: Тасю, Улю и Аню.
А затем служба в белой армии, сдача вместе с бойцами Шенкурского батальона советским властям и арест в марте 1920 года в Архангельске. Человек деятельный, Илья Николаевич добивался ускорения следствия по его делу, написал не одно заявление в губЧК с просьбой "дать возможность работать на заготовке и доставке на места лесных материалов, чтобы искупить тем самым невольную вину за выступление против советской власти, помня слова о том, что "советская власть не мстит врагам".
Не получив ответа, Илья написал письмо на имя Чайковского, в котором рассказал о себе: "Я бежал из Архангельска из принудительных лагерей 1 июня 1920 года. Три месяца я был в тюрьме и 12 дней в лагере".
В этом же письме Илья Николаевич описал свой дальнейший путь. Он пешком прошел до родных мест в Шенкурском уезде, пробыв в дороге 56 дней. Повидавшись с семьей, он добрался до границы и в конце концов оказался в Англии, где и остался навсегда.
ПЕТР. Средний из братьев Ракитиных был самым рослым и представительным. До февраля 1917 года он служил старшим унтер-офицером знаменитого гвардейского Семеновского полка.
После демобилизации жил в родных краях, являлся активным сторонником советской власти. Одно время входил даже в состав волостного Совета.
Шенкурское восстание круто изменило жизнь бывшего гвардейца. Позже, во время следствия, Петр Ракитин показал: "В Шенкурском восстании я не участвовал, жил дома. Но после восстания мне жить дома стало опасно ввиду того, что мой брат Максим был руководителем восстания и на меня стали смотреть косо как на врага советской власти. Я был вынужден покинуть свою деревню, жену, сына и ушел в Шенкурск".
А дальше последовала мобилизация в белую армию, служба в шенкурском батальоне под командованием брата Максима.
После падения Северного фронта Петра, как и его братьев, арестовали. Сначала он получил мягкое наказание: двухлетний срок пребывания в лагерях.
Но в августе 1920 года был вынесен новый, более суровый приговор: "Ракитин Петр, - говорилось на этот раз в обвинительном заключении, - не заслуживает никакого снисхождения, как принесший громадный вред для Советской власти. Не усомнившись в наглой глупости, врывался в тыл красных, дабы этой подлостью ослабить красный фронт. Предлагается применить к Петру Ракитину высшую меру наказания, как неисправимому врагу Советской власти..."
18 сентября 1920 года приговор был приведен в исполнение.
ФЕДОР И АЛЕКСАНДР. Федор был младшим из пяти братьев, Александр - старшим. Первому из них в момент событий на Севере было всего лишь 20, Александру же - около 40 лет. Но судьба того и другого также сложилась трагически.
У младшего не было выбора: он послушно пошел за Максимом, стал рядовым солдатом в белой армии. После поражения антисоветских сил Федор отделался легким наказанием, год пробыл в концентрационном лагере, а затем жил на родине.
Но осенью 1937 года отчий дом в Верхопаденьге навсегда осиротел: Федора увезли в Шенкурск, а затем он предстал перед "тройкой" управления НКВД по Северному краю. Припомнив былые "грехи" и на основании доноса, "тройка" приговорила Ракитина к заключению в лагерь на 10 лет. След его канул в небытие.
В момент Шенкурского восстания Александр Николаевич жил отдельным хозяйством, активного участия в общественной жизни не принимал. Покидая родную деревню, Илья и Петр звали с собой старшего брата. Но Александр резонно ответил: "Я живу отдельно, против власти никогда не шел, мне ничего не сделают".
Александр Николаевич просчитался. Он стал первой жертвой в большой ракитинской семье. В сентябре 1918 года он был арестован недалеко от Ровдино и там же расстрелян, как брат руководителя Шенкурского восстания...
МАТЬ. Последние дни мая 1919 года. На деревьях, на разогретой теплым солнцем земле появилась первая зелень. Давно стихли бурные весенние ручьи, подсохла дорога. Стояла та пора, когда северная деревня начинала полевые работы.
Как ни пытаюсь, не могу представить то, что случилось в один из таких дней с Матреной Петровной Ракитиной, жительницей деревни Лосевской Верхопаденьгской волости. Даже в самом страшном сне не могло присниться этой 70-летней старухе, что ей придется на глазах всех односельчан собираться и под охраной вооруженных милиционеров ехать за 70 километров в Шенкурск. А в уездном центре женщина более месяца томилась в душной камере вместе со своей невесткой Ксенией, женой сына Ильи.
3 июня Матрена Петровна, напуганная необычной обстановкой, утомленная дальней дорогой, оторванная от привычного уклада жизни, отвечала на вопросы следователя губернской чрезвычайной комиссии.
Подследственной вменялось в вину "укрывательство сыновей вместе со своими товарищами", т.е. недоносительство властям на своих детей. Почему же она должна была сообщать кому-то о том, что ее взрослые дети выбрали свой и, как им казалось тогда, единственно верный путь?
Протокол допроса, дошедший до наших дней, сохранил предельно откровенный рассказ этой ни в чем не повинной русской мученицы - жертвы жестоких событий.
Сначала краткие ответы на вопросы: "Я, Матрена Петровна Ракитина, из деревни Лосевы, 71 года, неграмотная. У меня четыре сына. Мой муж, Николай Федотович, 65 лет, сейчас у белогвардейцев в Архангельске на каких-то работах. Меня арестовали в Верхопаденьге, когда все сыновья уже убежали".
Во время допроса Ракитиной ее старший сын Александр был уже расстрелян. Поэтому она и говорила о четырех, а не о пяти сыновьях. Не ведала эта женщина о том, что еще через год такая же участь постигнет Петра и Максима, а Илья навсегда покинет пределы родины и окажется на чужбине. И каждая потеря для нее будет - как собственный судный день.
Все это впереди. А пока Матрена Петровна давала показания следователю."Максим пришел вместе с Чернаковым на пятой неделе поста, - рассказывала подследственная. - Они жили у меня две недели... Максим говорил мне о том, что скоро придут Петр и Илья и с ними много народа. А потом сделаем восстание против красных... Дома Максим жил открыто. Об этом знал председатель Александр Ракитин, который говорил мне о том, чтобы Максим и Чернаков жили поаккуратнее и не казались на глаза народу...
Через неделю после ухода Максима пришли сыновья Петр, Илья и Федор. Собрала им самовар. Они тоже пришли открыто. Назавтра они с винтовками пошли на погост. Там они разогнали Совет, привели трех арестованных, весь исполком. Пришел с ними Малахов Никифор Константинович.
Потом во время чая пришел Федор Долгобородов и сказал о том, что приближаются красные. Все схватили винтовки и убежали в лес. А хлеб им туда носила Ксения, жена Ильи...".
Несчастная женщина! Она даже не догадывалась о том, чем обернется ее наивная доверчивость для других людей, и прежде всего для однофамильца, возможно, родственника, председателя Совета Александра Филипповича Ракитина - через месяц он будет расстрелян.
10 июля 1919 года на заседании коллегии губЧК рассматривалось "Дело Матрены Петровны Ракитиной и Ксении Григорьевны Ракитиной", обвиняемых в укрывательстве сыновей и мужей". Решение коллегии определяло: "Как подозреваемые личности М.П. и К.Г.Ракитины с 10 июля передаются под гласный надзор Верхопаденьгского исполкома". В специальной сопроводительной, выданной на руки освобожденным из тюрьмы женщинам, указывалось: "Все граждане, находящиеся под гласным надзором, обязаны являться ежедневно для отметки в свои местные исполкомы, а также за таковыми устанавливается строгий политический надзор".
* * *
Обескровленным и ослабевшим вышел Шенкурский уезд из тяжких революционных и военных событий. В конце войны в нем было 37 волостей, проживало 92,7 тыс. человек, в том числе лишь 39 тыс. мужчин, или 42 процента от состава населения. В крестьянских хозяйствах насчитывалось около 22 тыс. коров и 8880 лошадей, в том числе около 1000 молодых. В 1921 г. в уезде жили 390 инвалидов мировой и гражданской войн. Эти данные позволяют хотя бы условно говорить о реальных потерях, понесенных жителями уезда в результате войны и болезней. За небольшой срок численность населения сократилась на 20-25 тысяч, коров - наполовину (с 43 до 22 тыс. голов), лошадей- на одну треть (с 13 до 8,8 тыс. голов).
Почти за четверть века не сдвинулось с мертвой точки техническое переоснащение сельского хозяйства. В конце гражданской войны в распоряжении важских и двинских земледельцев уезда находилось всего 3 жнейки, 10 косилок, 1 сеялка, 1920 плугов и более 10 тыс. примитивных сох.
Скудная северная земля, дождавшаяся возвращения с войны своих хозяев, нуждалась не только в рабочих руках, но и во внедрении прогрессивных методов труда, современной техники и качественных удобрений.
В запустение пришли промыслы. К середине 1921 года из 1116 смолокуренных печей 276, т.е. около четверти, бездействовали.
В жалком состоянии находились образование и здравоохранение. В уезде в 170 школах обучалось 16 тыс. учеников, работало 640 учителей. Один учебник приходился на 10-15 учеников. Говоря о заработках учителей в начале 1921 года, уездное экономическое совещание в своем отчете отметило: "Положение учителей в материальном отношении бедственное. Отпускаемый паек совершенно недостаточен. Приобрести что-либо за деньги невозможно...Получаемое учителями вознаграждение сравнительно со стоимостью товаров и продуктов следует назвать ничтожным".
Не лучше обстояло дело со снабжением и всех жителей уезда, и в особенности - уездного центра. В упомянутом отчете говорилось: "Многие граждане Шенкурска питаются плохо, т.к. хлеба в продаже нет, а если и бывает, то очень редко и по дорогой цене. А крестьяне свой хлеб обменивают на вещи".
Потребовалось немало времени, чтобы труженики Севера, как и всей России, восстановили сельское хозяйство, промыслы, обрели силы для возвращения к нормальному образу жизни.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
В своей книге я сделал попытку собрать пусть далеко не полные, отрывочные, но бывшие до сего времени малоизвестными и просто неизвестными факты и сведения о многих событиях и жителях Шенкурского уезда. Будучи сыном Важской земли, я в меру моих сил исполнил свой долг перед давно ушедшими в небытие земляками, память о которых и была основным стимулом в моей работе. Буду рад, если со временем кто-то напишет об этом более полно и ярко.
Читатель, наверное, заметил, что я не делал в ходе описания какие-то выводы, не пытался навязывать свои суждения, надеясь на то, что он сам сможет оценить минувшее.
Хочу, однако, подчеркнуть, что чем глубже я вникал в сложную проблематику истории гражданской войны, тем больше укреплялся в мысли о необходимости общенационального примирения бывших "красных" и "белых". Многое из того, о чем я повествовал, стало уже легендой, и бессмысленно, да и невозможно входить в реку жизни второй раз, чтобы по принципу кровной мести еще раз ставить к стенке бывших "классовых" врагов, участников гражданской войны. В ряде стран - во Франции, Англии, Америке, Испании - давно сооружены общие памятники погибшим коммунарам и версальцам, франкистам и республиканцам. Граждане этих стран давно примирились на основе общечеловеческого подхода к этой проблеме, справедливо оставив прошлое историкам и писателям.
Некоторые шаги к примирению сделаны и в нашей стране. На основании закона РСФСР от 18 октября 1991 года "О реабилитации жертв политических репрессий" реабилитированы братья Ракитины как лица, "осужденные внесудебными органами сугубо по политическим мотивам", а также Я.П.Проурзин, С.И.Воробьев, Г.М.Бубновский, И.В. и В.Г.Боговые, С.К. Попов и многие другие. Актами посмертной реабилитации Родина покаялась перед своими сыновьями.
Наше общество перешагивает через предрассудки нетерпимости. И это, на мой взгляд, справедливо. С высоты минувших лет люди нынешнего поколения способны более объективно понять причины метаний молодежи той поры, когда жили и действовали братья Ракитины и другие герои моего повествования. И не только понять, но и простить, не считать их вечными врагами своего Отечества.
Не были жители Шенкурского уезда, служившие в рядах белогвардейцев, врагами народа, ибо все они являлись простыми тружениками. Не были и врагами Отечества, ибо у них не было ничего дороже своей Родины. По-своему верны оставались ей те, кто сражался в частях Красной Армии, и те, кого неумолимая логика событий привела в белогвардейскую армию, а некоторых забросила на далекую чужбину.

Приложения 1
СПИСОК группы „Интернационалистов"
участников 5-го Шенкурского
уездного Съезда крестьянских депутатов (май 1918 г.)
Имя и фамилия
-- Иван Орлов
-- Евгений Сухляев
-- Николай Сысоев
-- Илья Шилов
-- Борис Попов
-- Федор Пономарев
-- Федор Гашев
-- Михаил Кукин
-- Калинник Аксенов
-- Иван Баранов
-- Степан Кукин
-- Константин.Десятков
-- Никифор Едовин
-- Иван Долгобородов
-- Алексей Пельтихин
-- Георгий Власов
-- Павел Глазачев
-- Андрей Лемудкин
-- Василий Дубаков
-- Петр Попов
-- Иван Брагин
-- Кузьма Вакорин
-- Иван Савин
-- Иван Гагарин
25 Иван Рухлов
26. Мак. Юшманов
27. Яков Голиков.
22 Андрей Жуоавлев
29 Григорий Белозеров
30 Захар Чудинов
-- Михаил Елизаров
-- Тимофей Конечный
-- Иван Трясов
-- Михаил Конечный
-- Николай Чухин
-- Николай Селиванов
-- Фома Кузнецов
-- Михаил Чухин
-- Гавриил Чертов
-- Прокопий Кулебякин
-- Дмитрий Фокин
-- Афанасий Едовин
-- Никифор Левачев
-- Павел Едемский
-- Василий Некрасов
-- Александр Молчанов
-- Иван Кривонкин
-- Яков Скорняков
49. Павел Кремлев .
50. Егор Абакумов
51. Таисия Суханова .
52. Виталий Выжлецов
53. Григорий Попов
54.Петр Катышев
55.Степан Третьяков
56. Михаил Котряков
57. Дионисий Истомин
58. Осип Волосатый
59 Василий Коновалов
60 Афанасий Спиров
-- Константин Пластинин
-- Никандр Пластинин
-- Афанасий Вдовин Откуда представитель
Секция Ц. И. К-та Крестьян.
От Воскресенского Совета.
От Топецкой волости
От Ровдинской солд. Организ.
От Воскресенской волости
От Устьважского общества
От Тарнянского волостного Сов
От Тарнянской волости
От Устьважского совета
От Красной Армии
От Тарнянской волости
Союза служащих Совета
От Ровдинской волости
От солдат Смотроковской вол.
От Володимеровского об-ва
От губисполкома
Никольской солд. Рев. орг.
Афаносовской волости
Солд. Орг. Устьважского общ.
От Устьпуйского Совета
От Троицкого общества
От Топецкого вол. Совета.
От Труфановского общ-ва
От Кургоминского Совета.
От Селецкого о-ва . . . . . . .
От Михайловского о-ва
От Борецкого вол. Совета
От Смотроковской вол.
От Химаневского вол. Совета
От Химаневского волости
От Ново-Никольской волости
От Немировского Совета
Шенкурской орг. П.Т. службы
От Смотроковского Совета
От Литвиновского о-ва
Съезда инвалидов
От Никольского общества
От Шеговарского вол. Совета
От ревизионной комиссии
Тоже
От Калежского общества
От Ровдинской волости
Проф. Союза Арх. Лесозаводов
От рабочих лесопильного з-да
От Пуйской волости
Тоже
От Володимеровского об-ва
От Тулгасского общества
От Реченского общества
От Моржегорского общества
От учителей-интернационалист.
От Горличевской волости
От Кицко-Воскресенской волост
От Ямскогорской волости
От Ледского совета
От Ямскогорской волости
Тоже
В-Николаевской в. и съезда инв.
Афаносовской волости
Тоже
Тоже
От пролетариата Шенкурска
От Ровдинской волости Партийность
Левый эсер
Большевик
Тоже
Левый эсер
Большевик
Большевик
Большевик
Большевик
Большевик
Левый эсер
Большевик
Большевик
Левый эсер
Большевик
Левый эсер
Большевик
Большевик
Соч. большевикам
Большевик
Левый эсер
Большевик
Левый эсер
Тоже
Тоже
Тоже
Тоже
Большевик
Соч. большевикам
Большевик
Власть Советам
Левый эсер
Беспартийный
Левый эсер
Тоже
Большевик
Левый эсер
Большевик
Большевик
Большевик
Большевик
Максималист
Большевик
Левый эсер
Левый эсер
Соч. большевикам
Власть Советам
Тоже
Соч. левым эсерам
Большевик
Большевик
Левый эсер
Большевик
Левый эсер
Левый эсер
Большевик
Беспартийный
Тоже
Большевик
Большевик.
БЕЗ ЧЛЕНОВ ИСПОЛКОМА
Приложение 2
Именной указатель
Бабкин Николай Николаевич (4.12.1893, дер. Леменьга Липовской волости Шенкурского уезда - 15.05.1971, Шенкурск) - левый эсер, затем большевик, советский работник, педагог. После окончания учительской школы (1910) работал педагогом в различных школах уезда. Служил в армии (1914 - 1917). В январе 1918 избран членом исполкома Шенкурского Совета, где ведал отделом народного образования. Доброволец Шенкурского Советского отряда, участник боев против интервентов под Благовещенском и Шенкурском. Долгое время учительствовал в шенкурской средней школе, а затем в педучилище. Позднее на финансовой работе.
Боговой Василий Григорьевич (18961941) уроженец Шенкурского уезда. В годы гражданской войны командовал 156 стрелковым полком на Северном фронте. В последующем комендант города Архангельска, губвоенком, член Архангельского губисполкома. Позднее работал в Генеральном штабе Красной Армии. Репрессирован в 1937 году.
Боговой Иван Васильевич (1896-1943), уроженец Шенкурского уезда. Советский работник, журналист. В 1919-20 гг. пред. Шенкурского уис¬полкома, затем зам. пред. Арханг. губисполко¬ма, редактор газ. "Волна". В 1925-37 сотрудник ре¬дакции газеты "Правда". В 1937 необоснованно репрессирован.
Болотов Сергей Иванович (19(31).03.1892, дер. Поташевская Верхопаденьгской волости Шенкурского уезда - 10.02. 1945, Архангельск) - партийный и советский работник. Родился в крестьянской семье, работал учителем. Участник Великой войны (1914 - 1918). После демобилизации из армии на советской работе. На 6-м Шенкурском уездном съезде Советов избран в состав исполкома, боец Шенкурского советского отряда.
После освобождения Шенкурска Красной армией на партийной и советской работе. Зам. пред., а с марта 1920 пред. исполкома Шенкурского уездного Совета. В 20-е годы был секретарем Мезенского и Пинежского укомов РКП(б). Затем на хозяйственной работе.
Булатов Иван Павлович (1899, дер. Юхнево Благовещенской волости Шенкурского уезда -1938, Москва) - партийный работник, журналист.
Летом 1918 года организовал Слободскую ячейку РКП (б). Участник гражданской войны на Севере. Один из первых секретарей Шенкурского укома РКП (б), секретарь Архангельского уездно-городского и зам. секретаря Архангельского губкома партии (1920). За неподчинение решению губкома был выслан на Соловки.
Затем на журналистской работе в Вологде, Ленинграде, Ульяновске, Курске и Москве. Автор сборников стихов “Я пою”(1922), “Алые струны”(1923), “Пламень”(1924). Все сборники изданы в Вологде.
Воробьев Сергей Иванович, уроженец Благовещенской волости, с августа 1918 года в белой армии, командовал отдельным Шенкурским батальоном, расстрелян в 1921 году.
Дегтев Григорий Александрович (1872-1918). Из крестьян Шенкурского уезда, член правления Союза смолокуренных артелей Важской области. Расстрелян без суда по приказу зав. политотделом Северо-восточным участком завесы А. Эйдука.
Едемский Михаил Яковлевич, председатель правления Шенкурской земской управы, делегат земско-городского совещания от Шенкурского уездного земства.
Едемский Яков Иванович (1856, дер. Даниловская Великониколаевской волости - 1920-е гг., хутор Марека)
Окончил Шенкурское приходское училище. За активное участие в крестьянском движении в 1905 осужден Московской судебной палатой к 1 году тюрьмы и 2 - крепости. В ходе реформы П. Столыпина получил на реке Мареке 58 десятин земли и стал самым крупным хуторянином в уезде. Имел вододействующую мельницу, пользовался авторитетом в крестьянской среде, занимал выборные должности. В сентябре 1917 в 60-летнем возрасте отправился добровольцем на фронт. С установлением Советской власти избирался председателем исполкома Великониколаевской волости.
Едовин Егор Васильевич, уроженец Шенкурского уезда, эсер, член Архангель¬ской губернской земской управы, делегат земско-городского совещания (август 1919 г.), член ВПСО в августе — сентябре 1919 г., заместитель председателя губернского земского собрания (февраль 1920 г.). Весной 1920 г. арестован.
Жилкин А.О., начальник шенкурской уездной милиции в 1918 г.
Закемовский Сергей Алексеевич (1889—1919), уроженец Шенкурского уезда. По профессии печатник, один из организаторов большевистского подполья, в период интервенции избирался в состав партийного комитета. Рас¬стрелян белогвардейцами в ночь на 1 мая 1919 г.
Иванов Георгий Александрович (1881-1919), агроном, левый эсер. В январе 1918 возглавил исполком Шенкурского Совета. Во время июльского восстания мобилизованных был арестован, препровожден в губернскую тюрьму. Умер от тифа в феврале 1919 г.
Исупов Александр Евграфович (1858-1920), уроженец Шенкурского уезда, кадет, депутат Первой Государственной думы, в августе 1918 года уездный правительственный комиссар. Расстрелян в 1920 г.
Кукин Павел Владимирович, уроженец Шенкурского уезда, член губисполкома. Первым предупредил руководство губернии о приближении вражеских кораблей к Архангельску с острова Мудьюг. Зверски убит белогвардейцами на родине..
Леванидов Петр Александрович, (1864-1937), уроженец Шенкурского уезда, кадет, член 4-й Государственной думы, отец Я.П. Леванидова. Служил сельским писарем, сельским старостой и волостным старшиной, похоронен в Архангельске.
Леванидов Яков Петрович, (1892-1918) - директор Шенкурского коммерческого училища, создатель шенкурской организации правых эсеров, первый председатель губернской земской управы (избран 28. 12. 1917 г). Расстрелян по приговору губЧК в сентябре 1918 г. недалеко от села В.Тойма.
Левачев Никифор Васильевич (1890-1919), уроженец Шенкурского уезда, председатель правления профсоюза лесопильных рабочих Архангельской губернии. Расстрелян белогвардейскими властями 9 сентября 1919 года.
Малахов Александр Егорович (1876-1950), уроженец Шенкурского уезда, организатор кооперативного движения в Важской области, эмигрант. Последние годы М. жил в Чехословакии, получил советский паспорт, мечтал о возвращении на родину. Похоронен в г. Мосте в Чехословакии.
М. является автором многих трудов по истории кооперации в России. Работы М. издавались в России и за рубежом. Некоторые из них были перепечатаны в журнале “Важская область” в начале 90-х в Шенкурске.
Пластинин Никандр Федорович (1882-1938). Родился в Шенкурске в купеческой семье. После 10-летней эмиграции летом 1917 г. возвратился на родину, участвовал в работе уездных съездов Советов, один из создателей шенкурской организации большевиков, воевал на Северном фронте, затем на партийной и дипломатической работе.
Пластинина (Майзель) Ревекка Акибовна (1886-1946), член Бунда, большевичка (1906). Жена Н.Ф.Пластинина, а затем М.С. Кедрова. В январе 1918 избрана секретарем исполкома Шенкурского Совета, а на 2-м губ. съезде - членом и секретарем губисполкома. Политработник 6-й армии, член руководящих партийных и государственных органов губернии. Позднее на работе в Наркомпросе, Верховном суде РСФСР, Наркомздраве РСФСР. Причастна к организации красного террора на Севере.
Попов Андрей Петрович (1891-1937) - уроженец Онежского уезда. Первый председатель губисполкома, создатель и руководитель губернской организации левых эсеров, комиссар губисполкома по урегулированию отношений с восставшими крестьянами Шенкурского уезда (июль 1918 г.). Затем на хозяйственной работе. Репрессирован в 1937 г.
ПОПОВ Степан Кузьмич (1893, дер. Молодихинская Афанасовской вол. Шенкурск. у. - 1941, Красноярский край) - партийный и государственный работник. Вместе с Н. Пластининым создал в Шенкурске первую организацию РКП(б), участвовал в работе уездных съездов Советов.
В феврале 1918 избран членом губисполкома, с июня 1918 по ноябрь 1920 - председатель губисполкома. В феврале 1920 возглавил губернский ревком. Делегат 8-го съезда РКП(б). Позднее - на хозяйственной работе. В октябре 1937 арестован и обвинен в антисоветской деятельности. В 1940 постановлением Особого совещания при НКВД СССР осужден к ссылке в Красноярский край на пять лет.
Ракитин Максим Николаевич (1893-1920), руководитель Шенкурского выступления мобилизованных крестьян в Красную армию. Позднее в белой армии, командир Шенкурского батальона. Расстрелян в 1920 г. Один из пяти братьев, которых, за исключением одного, постигла такая же судьба.
Ракитин Александр, брат М. Ракитина, расстрелян в 1918 г.
Ракитин Петр, брат М. Ракитина, расстрелян в 1920 г.
Ракитин Илья, брат М. Ракитина, сумев бежать из архангельского лагеря, эмигрировал в Англию вместе с женой.
За народ. 1918. 4 сентября.
15
1
52
Примечания и ссылки на источники
От автора
Шенкурский уезд в начале ХХ века
Государственный архив Архангельской области (Далее ГААО). Ф. 6. Оп. 8. Д. 174. Л. 1.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 25. Л. 7об.
Там же. С. 8об.
Бибиков С.Д. Архангельская губерния, ее богатства и нужды. Архангельск. 1912. С. 40-41.
Веселов А.Г. На берегах Ваги. Арханг. Кн. изд.-во. 1961. С.13; Потылицын А.И. Революционное крестьянское движение на Севере. Арх. Обл. Изд.-во. 1941. С.19.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 25. Л. 7 об.
Архангельские губернские ведомости. 1870. 9 декабря.
Токарский М.А. Кустарное смолокурение в России...СПб. 1895. С. 15.
Там же. С. 56.
См. Тарновский К.Н. Мелкая промышленность России в конце Х1Х-начале ХХ в. М.: Наука. 1995 . С. 190.
Там же.
Там же. С. 196.
Важская область. 1992. 2(18). С.13-14.
Первая Российская Государственная Дума. СПб.: 1906. С. 135.
Бибиков С.Д. Указ соч. С. 40.
1905 год. Революционное движение в Архангельской губернии. Арх-ск. 1925. С. 112.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д.9. Лл. 24-30.
Потылицын А.И. Революционное крестьянское движение на Севере в 1905-1907 годах. Архангельск: 1941. С.
Веселов А.Г. На берегах Ваги. Архангельское кн. изд.-во. 1961. С.15.
Там же. С.19-20.
1905 год...Архангельск. 1925. С. 58.
Там же. С. 58.
Куренышев А.А. Всероссийский крестьянский союз 1905-1930 гг. Мифы и реальность. М. - С-Птб. 2004. С.171-172.
1905 год...Архангельск. 1925. С. 167.
Там же. С 168-169.
Потылицын А.И. Указ. соч. С.38.
Аграрное лдвижение в 1905-1907 гг. М. 1925. С. 11-12.
Архангельские губернские ведомости (далее АГВ). 1906. 18 сентября.
Красная летопись . 1925. 4. С.182.
Потылицын А.И. Указ. соч. С 58.
Красная летопись. 1925. 4. С.183-184.
Попытка земельного передела
Аврех А.Я. Царизм и третьеиюньская система. - М., 1966. - С. 57-58.
ГААО. Ф. 348. Оп. 2. Д. 2. Л. 34.
Там же. Л. 35 об.
Там же. Оп. 1. Д. 425. Лл. 1-6.
Там же. Ф.348. Оп. 1. Д. 70. Л. 299.
Аврех А.Я. Указ. соч. С. 77.
Архангельск. 1913. 130. 132.
ГААО. Ф. 116. Оп. 2. Д. 16. Л. 26.
Там же. Ф. 348. Оп. 1. Д.404. л. 1.
Там же. Ф. 348. Оп. 2. Д. 149. Л. 210.
Бибиков С.Д. Указ. соч. С.195.
"Воля Севера". - 1917. - 6 июля.
Там же. - 1917. - 14 октября.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 1. Л. 21.
Россия на рубеже веков: исторические портреты. Политиздат. - М., 1991. - 1991. С.51-52.
Егоров Ю. Чупров против Столыпина//Былое. 1996. 5. С. 3.
От февраля к октябрю 1917 года и далее...
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 1. Л. 41.
Там же. Д. 1. Лл. 1-2.
Там же. Д. 1. Л. 5.
Там же. Д. 1. Л. 7.
Там же. Д. 1. Л. 2.
Там же. Д. 1. Лл. 12-13.
Там же. Д. Л. 3.
Там же. Д. 1. Л. 20.
Там же. Оп. 1. Д. 9. Л. 45.
Там же. Д. 9. Л. 48.
ГААО. Ф. 1869. Оп. 1. Д. 4. Л. 40.
Там же. Д. 6. Л. 1.
Там же. Д. 6. Л. 50.
Там же. Д. 6. Лл. 78, 119, 194 об.
Важская область. 1918. 1-2. С. 20.
ГААО. Ф. 419. Оп. 1. Д. 6. Л. 12.
ГААО. Ф 383. Оп. 1. Д. 1 Лл.51-51об.
Там же. Д. 10. Л. 10.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 66.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 28. Л. 17.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 28. Л. 132.
Там же. Д. 28. Л. 114.
Там же. Оп. 1. Д. 1. Л. 58.
Там же.
Там же. Оп. 1.Д.9. Л. 64 об.
Важская область. 1918 . 1-2. С.1У.
ГААО. Ф. 3838, Оп. 1. Д.10. Л. 14.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1.Д.1.Л. 70 об.
История КПСС. Т.2. Кн. первая. М.: Политиздат. 1967. С. 503.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1.Д. 1. Л. 74.
Там же. Л. 70об.
Там же. Л. 81.
Там же. Д. 25. Л. 23.
Малахов А. Русская кооперация и коммунсты. Лондон. Изд. Русского книжн. Магазина Н.Н. Макарова. 1921. С. 101-107.
Важская область. 1918. 8-9-10 С. 56-57.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 31. Лл. 31, 48, 93 и др.
ГААО. Ф. 1869. Оп. 1. Д. 10. Л. 198.
Шенкурское восстание
Боговой И.В. Шенкурское восстание. (Записки). Архангельск. 1924.
Государственный архив общественно-политических движений и формирований Архангельской области (впредь ГАОПДФАО). Ф.859. Оп. 3. Д. 28. Л.54.
Там же. Ф. 859. Оп. 3. Д. 221. Лл. 93, 96.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1.Д. 3. Л. 56 об.
ГААО. Ф. 428. Оп. 1. Д. 11. Л. 1.
См. Борьба за установление и упрочение советской власти на Севере. Сборник док. и материалов. Архан. кн. изд.-во. 1959. С. 177-179, 184-185.
ГААО. Ф.429. Оп. 1. Д.5. Л.9;ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп.3. Д.28. Лл. 54,64, 65.
ГААО. Ф. 352. Оп 7. Д. 1. Л. 22.
Российский государственный военный архив (впредь РГВА)Ф.1. Оп. 2.Д. 69. Л. 36.
РГВА. Ф.1. Оп. 2. Д. 69. Л. 81.
ГААО. Ф. 352. Оп. 7. Д. 1. Л. 52.
Там же. Ф. 352. Оп. 7.Д. 1. Л. 25.
Там же. Лл.25,57; Борьба за установление...С.278-279.
Там же. Л. 56.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 2. Лл. 31, 32, ЗЗ и др.
Там же. ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 1. Л. 121.
Там же. Л. 121 об.
Там же. Оп. 2. Д. 1. Лл. 1-4; Д. 28. Лл. 134-135.
РГВА. Ф. 25863. Оп.1. Д. 1. Л. 66.
См. Правда Севера. 1995. 7 июня.
ГААО.Ф. 32. Оп. 5. Д. 18. Л. 114.
ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп. 3. Д. 221. Л. 100. Рукопись книги М.С. Кедрова "За советский Север".
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 28. Л. 132.
Там же. Д. 28. Л. 74.
ГААО. Ф. 383. Оп. 2. Д. 1. Л. 5.
Там же. Ф. 428. Оп. 1. Д. 12. Л.34.
См. Ветошкин М.К. Революция и гражданская война на Севере. -Вологда. 1927. С.173; Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. - М.-Л. 1931. С. 64 и др.
Мымрин Г.Е. Англо-американская военная интервенция на Севере и ее разгром. Арханг. кн. изд.-во.-1953. С63; Баранов И.П. Воспоминания. ГАОПДФАО. Ф.859. Оп. 3. Д. 28. Л. 11.
Возрождение Севера. 1918. 25 августа.
Архив регионального управления Федеральной службы безопасности по Архангельской области (далее Архив РУФСБРФ по Архангельской области). Д. П-10 743, Л. 25.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Д. 1156. Л. 709 об.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 28. Л. 75.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Следственное дело Г.М. Бубновского. Л.25.
Боговой И.В. Указ. соч.. С. 18.
Там же. С. 21-22.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Д. 1156. Л.. 685.
Боговой И.В. Указ. соч. С. 24.
ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп. 3. Д. 221. Л. 104.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Д. 1156. Л. 686.
ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп. 3. Д. 28. Л. 39.
Там же. Ф. 859. Оп. 3. Д. 330. Л. 36.
ГААО. Ф. 428. Оп. 1. Д. 5. Л. 20.
Там же. Л. 69; ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп. 3. Д.330. Л. 36.
См. Возрождение Севера. 1918. 25 августа; Мымрин Г.Е. Указ. соч .С. 63.
ГАОПДФАО. Ф. 859. Оп. 3. Д. 324. Л. 1 об.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Следственное дело Г.М. Бубновского. Л. 23.
Там же. Следственное дело Я.П. Проурзина. Л. 5.
Там же. Д. П-10743. Л. 26.
Там же.
Боговой И. В. Указ. соч. С. 40-41.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 54. Л. 28.
Боговой И.В. Указ. соч. С. 49.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 28. Л. 70.
Там же. Д. 45. Л. 31 об.
Возрождение Севера. 1918. 25 августа.
ГААО. Ф, 383. Оп. 1. Д.3. Л. 63.
Там же. Д. 27. Л. 36.
Борьба за установление и упрочение советской власти на Севере...С. 285.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 27. Л. 23 об.
Там же. Ф. 428. Оп. Д. Л.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Д. П-1796. Л. 12 об.
ГААО. Ф. 428. Оп. 1. Д. 8. Л. 17.
Там же. Д. 1. Л. 33 об.
Там же. Д. 5. Л. 20.
Там же. Л. 1.
Там же. Д. 1. Л. 54.
Там же. Д. 9. Л. 39.
Там же. Д. 9. Л. 142.
Там же. Ф. 472. Оп. 1. Д. 1. Л. 68.
Там же. Ф. 419. Оп. 1. Д. 6. Л. 128.
Архив РУФСБРФ по Архангельской области. Д. П-10743. Л. 25.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 27. Л. 7.
Белое движение на Севере России. Белая гвардия. Альманах. 9. М.: "Посев". 2006. " 9. С. 15.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 3. Лл. 20, 64.
Борьба за установление и упрочение Советской власти на Севере...С.188.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 1. Лл. 85, 103.
Там же. Д. 28. Л. 118.
Правда. 1918. 13 ноября.
ГААО. Ф.442. Оп. 1. Д. 1. Л. 26; Ф. 434. Оп. 1. Д. 18.
Вопросы истории. 1991. 4-5. С. 204.
ГААО. Ф. 442. Оп. 1. Д. 2. Л.507.
Там же. Лл. 17. 507.
Там же. Ф. 383. Оп. 1. Д. 38. Л. 25.
Там же. Ф. 434. Оп. 1. Д. 18.
Там же. Ф. 434. Оп. 1. Д. 19.
ГААО. Ф. 383. Оп. 2. Д. 2. Лл. 258, 268.
Архив РУФСБРФ. Д. 7038. Лл. 3,3об.
Белая власть
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 27. Л.23 об.
Возрождение Севера. 1918. 18 августа.
ГААО. Ф. 383. Оп. 2. Д. 2. Л. 203.
Возрождение Севера. 1918. 25 августа.
За народ. 1918. 27 августа.
Возрождение Севера. 1918. 31 августа.
Первая Российская Государственная дума СПб. 1906. С.135.Биография А.Е.Исупова не раз публиковалась в губернской печати осенью 1917 года, когда он баллотировался в состав Учредительного собрания. См., например, Архангельск. 1917. 11 октября.
Архангельск. 1917. 11 октября.
Там же.
ГАРФ. Ф. 383. Оп.1. Д. 1. Л.8.
Собрание узаконений и распоряжений Верховного управления Северной области.1918. Ст. 3.
Возрождение Севера. 1918. 3 сентября.
За народ. 1918. 1 октября.
ГААО. Ф. 1869. Оп.1. Д. 107. Л. 52.
Возрождение Севера. 1918. 21 сентября.
СУР ВУСО. 1918. Ст. 2.
ГААО. Ф. 1869. Оп. 1. Д. 10. Л. 379.
За народ. 1918. 1 октября.
Возрождение Севера. 1918. 20 сентября.
См. ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 32. Л. 65.
См. Ротштейн Э. Когда Англия вторглась в Советскую Россию. М.: Прогресс. 1962. С. 148.
ГАРФ. Ф. 5805. Оп. 1. Д. 514. Л. 25.
За народ. 1918. 19 октября.
Там же. 1918. 21 декабря.
ГААО. Ф. 1869. Оп. 1.Д. 107. Л. 134.
Возрождение Севера. 1918. 28 декабря.
ГААО. Ф. 1869. Оп. 1. Д. 167. Л. 43.
Там же . Д. 175. Л.30.
Там же. Д. 175. Л. 5об.
За власть Советов
Борьба за торжество советской власти на .севере. Сб. документов. Сев.-Зап. кн. изд.-во. 1967. С.81.
Едовин П.М. Верхосуландский партизанский отряд. В кн.: Октябрьская революция и гражданская война на Севере. Архангельск. 1933. С. 90-91.
Самойло А.А., Сбойчаков М.И. Поучительный урок. Воениздат. М.-1962. С.86.
Северный фронт. 1918-1920. Документы. Воениздат. М. - 1961. С. 164.
ГААО. Ф. 383. Оп. 2. Д. 3а. Л. 232.
ГААО. Ф. 433. Оп. 1. Д. 10. Л. 1.
ГААО. Ф. 437. Оп. 1. Д. 33. Л. 17.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д.84. Л. 1.
Там же. Оп. 1. Д. 54. Л. 46.
На борьбу. 1919. 16 апреля.
11 Борьба за торжество советской власти на Севере. Сб. документов. Арх.-ск: Сев.-Зап. кн. изд.-во. 1967. С.117.
ГААО. Ф. 412. Оп 1. Д. 1. Л. 186.
ГАОПДФАО. Ф. 296. Оп. 1. Д. 30. Л. 37, 71.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 2. Лл. 50-54об.
Там же. Лл. 194. Д.12. Л. 60..Д.4.Л.10-10об.
Там же. Ф. 433. Оп. 1. Д. 10. Л. 5.
Там же. Д. 1. Л. 138.
Там же. Д. 18. Л. 21; Д. 21. Л.13.
Там же. Д. 27. Л.68.
Там же. Ф. 383. Оп. 1. Д. 56. Л. 10.
Там же. Ф. 428. Оп. 1. Д. 29. Лл. 17-23.
Там же. Ф. 383. Оп. 1. Д.28. Л. 68.
Там же. Ф. 352. Оп. 1. Д. 110. Л. 595.
ЦГВА. Ф. 9. Оп. 4. Д.27. Л. 21.
Известия Арх. губисполкома (Издавалась в Вологде).1918. 20 декабря.
ГААО. Ф.383. Оп 1. Д. 10. Л. 9.
ГААО. Ф. 383. Оп. 1.Д. 28. Лл. 113-117. Воспоминания П.Н.Едемского.
Там же. Оп. 1. Д. 2. Л. 14 об.
ГААО Ф. 352. Оп. 7. Д. 2. Л. 20.
ГАОПДФАО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 12. Л. 1.
На борьбу. 1919. 4 июня.
ГАОПДФАО. Ф. 8. Оп. 1. Д.12. Л. 1.
На борьбу. 1919. 20 июля, 2 августа.
На борьбу. 1919. 21 мая, 25 июня,5 и 21 июля и др.
Борьба за торжество советской власти на Севере. Сб. док. Архангельск: 1967. С. 235-136.
Там же. Ф.383. Оп. 1. Д. 9. Л. 20.
Террор
Там же. Ф. 433. Оп. 1. Д.10. Л.6. Телеграмма от 22.02. 1919 г.
Там же. Ф. 383. Оп. 1. Д. 27. Л.36. 3 августа 1918 г.
Там же. Ф. 428. Оп. 1. Д. 12. Л. 50.
Там же. Ф. 434. Оп. 1. Д. 19. Лл. 31, 38, 47.
Октябрьская революция и гражданская война на Севере. Сб. воспоминаний. Архангельск. 1933. С. 51.
Там же. Л. 192.
Там же. Ф. 1471. Оп 1. Д. 94. "Дело Г.М. Чертова".
Архив Регионального управления федеральной службы безопасности по Архангельской области (Архив РУСФСБРФ по Архангельской области). Д.112/57.Лл. 518,519 и др.
Там же. Ф.412. Оп. 1. Д.27. Л. 100.
Фигнер В. Запечатленный труд. Воспоминания. Т.1. М.: "Мысль".1964. С.20.
Неполный список расстрелянных и умерших в тюрьмах см.: "Важский край". 1992. 28-30 июля; См. также ГААО. Ф. 383. Оп.2. Д.2. Лл. 12 и далее.
В основу раздела положен одноименный очерк автора в газете "Правда Севера".- 1996.- 3 апреля.
ГАРФ. Ф. 5805. Оп. 1. Д. 514. Л. 25.
ГААО. Ф. 428. Оп. 1. Д. 12. Л.216.
ГААО.Ф.383. Оп.1. Д.9. Л.34.
Там же. См. также "Отчет Шенкурского уездного экономического совета. Шенкурск. 1921. С. 1.
Отчет Шенкурского уездного экономического совещания ...Шенкурск. 1922. С. 16,17, 35.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Съезды граждан и Советов крестьянских
депутатов Шенкурского уезда
(март 1917 - 1929 г.г.)
-- 25 марта. Совещание представителей крестьянских обществ. Присутствовали 107 человек. Высказалось за объявление России демократической республикой, ведение войны до победного конца, поддержку Временного правительства, избрало органы местного самоуправления: уездную народную управу и уездный совет. В состав народной управы избрано семь человек, первым председателем ее был Я.П.Леванидов.
1917.11-14 июня. Съезд граждан уезда. Присутствовало 178 делегатов. Рассмотрел вопросы: об отношении к войне, Временному правительству, о подготовке к выборам в Учредительное собрание Займе Свободы, о введении земства и ряд других. В связи с назначением Я. П. Леванидова уездным правительственным комиссаром председателем народной управы избран П.А.Леванидов. Президиум уездного совета возглавил С.С.Костылев.
1917. 25 июня. Первый уездный съезд Советов крестьянских депутатов. Обсудил отчет о работе председателя президиума уездного Совета, определил роль Совета как чисто политического органа, содействующего просвещению крестьянства, подготовке его к выборам в Учредительное собрание. Съезд высказался за всемерную поддержку в ходе избирательной компании партии эсеров и создание волостных советов. Председателем президиума уездного Совета избран С.С.Костылев.
-- 30 августа-1 сентября. Второй уездный съезд Советов. Обсудил вопросы: текущий момент, доклады с мест, о выборах в уездное земство, призвал население голосовать на выборах в Учредительное собрание только за представителей партии эсеров. В связи с мятежом генерала Корнилова призвал жителей "...забыть партийные и личные счеты, сплотиться вокруг Временного Правительства и Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов,...встать на защиту свободы и родины, земли и воли".
1917. 4-5 ноября. Третий (позднее присвоено наименование Первый) уездный съезд Советов. Присутствовали делегаты от 13 волостей. Съезд обсудил 8 вопросов: текущий момент, продовольственный, о роли земства, о выборах в Учредительное собрание и наказах его депутатам. Делегаты единогласно осудили "октябрьский переворот в Петрограде", высказались за поддержку партии эсеров. Председателем исполкома Совета избран В.Г.Боговой.
1918. 5-6 января. Второй уездный съезд Советов. Присутствовали представители от 20 волостей, 38 человек с решающим и 11 с совещательным голосами. Съезд обсудил 15 вопросов: текущий момент, отчет исполкома, доклады с мест, о земстве, продовольственный и др. Съезд признал власть Совнаркома, высказался за переход полноты власти в уезде в руки Советов. Председателем исполкома уездного Совета избран Г.А.Иванов, заместителем - С.К. Попов, секретарем - Р.А.Пластинина.
1918. 23-25 февраля. Третий уездный съезд Советов с участием представителей от солдатских организаций, всех видов кооперации, земства, земельных и продовольственных комитетов, рабочих организаций и граждан г. Шенкурска. На съезде присутствовало 332 человека, в том числе 105 представителей от крестьян, 69 - от солдат, 76 - от кооператоров, по 21 представителю - от земства и земельных комитетов. Съезд одобрил роспуск Учредительного собрания, ликвидировал все старые органы власти, передав их функции в руки Советов. Председателем исполкома избран Г.А.Иванов.
-- 31.03-3.04. Четвертый уездный съезд Советов. Присутствовало 115 делегатов от всех волостей, за исключением Благовещенской. Съезд обсудил вопросы: о распределении земель, о налогах, о реквизиции мельниц и других предприятий, заслушал доклады отделов исполкома и с мест, принял решение о создании вооруженного отряда, аресте руководителей правления Союза смолокуренных артелей Важской области: А.Е.Малахова, С.П.Костылева и Г.А.Дегтева. Председателем исполкома избран Г.А.Иванов.
1918. 12-17 июня. 5-й уездный съезд Советов. Закончился безрезультатно, т.к. часть депутатов в знак протеста против введения чрезвычайного налога, покинула съезд.
Оставшиеся избрали делегатов на 2-й губернский съезд советов, дав им наказ "изгнать из состава губисполкома соглашателей", поддержать идеи монополизации и национализации промышленности.
Председателем исполкома избран С.В.Жданов.
1918. 10-20 июля. 6-й уездный съезд Советов. Среди других центральное место занял вопрос о мобилизации в Красную Армию. Абсолютным большинством голосов (26 - за, 99 - против, при 19 воздержавшихся) делегаты отвергли необходимость мобилизации. Председателем исполкома избран И.В.Боговой.
-- 8-9 августа. 7-й чрезвычайный съезд Советов. В работе приняли 40 представителей из ближайших от Шенкурска волостей. Они осудили восстание мобилизованных, призвали жителей уезда "...отбросить рознь и прислушаться к голосу своих ...Советов", вступать в добровольческие отряды и браться за оружие.
-- 12-16 апреля. 8-й уездный съезд Советов. Из 80 делегатов 73 были коммунисты и сочувствующие им. Съезд обсудил текущий момент, доклады с мест, о работе исполкома, сообщения заведующих отделами исполкомов и др. Съезд, состоявшийся в освобожденном от антисоветских сил Шенкурске, завершил организационное закрепление Советской власти в уезде. Председателем исполкома избран И.В.Боговой.
За время с 25 сентября 1919 по март 1927 состоялись 9 -18 уездные съезды Советов. С 1929 года в связи с новым территориальным делением Европейского Севера съезды стали именоваться районными. Председателями исполкома в это время избирались А.Я.Тарнягин, С.Е.Ядовин, С.П.Некрасов и другие.
Оглавление
От автора 4
Шенкурский уезд в начале ХХ века 6
Попытка земельного передела 22
От февраля к октябрю 1917 года и далее 36
Шенкурское восстание 54
Огненная межа 119
Белая власть 120
За власть Советов 155
Террор 193
Вместо заключения 213
Примечания и ссылки на источники 215
Приложение 222
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ ОВСЯНКИН
Родился в 1927 году в деревне Шульгинской Тарнянского сельсовета Шенкурского района. Окончил Шенкурское педагогическое училище, Архангельский педагогический институт, а позже аспирантуру при Ленинградском педагогическом институте им. А.И.Герцена.
Евгений Иванович - автор более 20 книг, нескольких сотен журнальных и газетных публикаций по истории Европейского Севера. Книга "Огненная межа" посвящена одной из страниц истории малой родины автора - описанию событий в Шенкурском уезде, происшедших в первой четверти 20-го века.
________________________________________

________________________________________